Ехали мы долго и без остановок. Уже часов пять. Не меньше. Кот лежал на моих коленях, делал вид, что спит, но нервно дергать хвостом не переставал ни на минуту. А я думала только о том, каково сейчас Матвею в багажнике машины, которая ехала за нами. Машина не маленькая, багажник должен быть просторным. Возможно, он даже может менять положения, но всё равно за него было тревожно.
— Я пить хочу, — наверное, это первые слова, что прозвучали в салоне нашей машины за всё это время. После моих слов о том, что папа обосрался, он больше не смотрел в мою сторону. Только в окно и хмуро тёр при этом щетинистый подбородок. — Ты слышал? Я пить хочу. И кот тоже. И в туалет мы оба хотим.
Папа продолжал молчать и делать вид, что меня не существует.
— Хорошо, — кивнула я бодро. — Если Ржавый начнёт акт дефекации, папочка, я пересажу его на твои колени.
Я стала гладить кота, который, в свою очередь, смотрел в сторону папы самым суровым многообещающим видом. Кажется, он вместе со мной обещал нагадить тому на колени.
— Останови у каких-нибудь кустов, — снисходительно и нервно потребовал папа.
— Слушаюсь, — бросил водитель. Впереди сидящий охранник зашевелился и, кажется, достал пистолет.
— Серьёзно?! — вскинула я брови, обратившись в папе. — Твой охранник планирует пристрелить меня, если пописаю не на тот куст?
Судя по папиному профилю, мои слова с болью прокатывались по его черепной коробке. Он всё ещё категорически отказывался смотреть в мою сторону, но ему всё сложнее давалось делать вид, что меня рядом нет.
— Здесь нормально? — спросил водитель.
— Нормально, — ответил папа сухо, даже не посмотрев вокруг.
Кусты были так себе, но когда очень хочется писать, то и они сойдут.
Вереница машин остановилась. Первым из нашего авто вышел охранник, который открыл для меня дверь и терпеливо ждал, когда я и кот соизволим выйти.
Щурясь от яркого солнечного света после тонировки авто, я вышла на обочину и поставила у ног Ржавого. В отличие от меня, он церемониться и искать место ещё более уединенное не стал. Немного обнюхал гравий на обочине и присел прямо там. С лицом министра он гадил у края дороги и смотрел в салон машины через всё ещё открытую дверь на папу. Не знаю, о чём именно думал в этот момент кот, но кажется, я была с ним солидарна.
Только когда кот закончил свои дела и закопал свидетельство о них, я пошла к кустам, прихватив у одного из охранников упаковку влажных салфеток.
— Отвернулись! — рявкнул папа, так как охрана продолжала делать свою работу — следить за объектом и его безопасностью.
В кустах я долго не задерживалась. Ржавый исчез и у машины, в которой мы ехали его не было. Я испугалась, но о нём решила подумать потом, когда помогу Матвею.
Я демонстративно прошла мимо охранника, который придерживал для меня дверь и ждал, когда я сяду в машину. Подойдя к багажнику машины, в которой по моим предположениям везли Матвея, я увидела около неё Ржавого, который смотрел на закрытую дверцу и нервно мяукал.
— Откройте, — потребовала я у охраны. — Ему нужно попить и в туалет. Откройте!
— Что ты ещё задумала, Ассоль? — громко хлопнув дверью, из машины вышел папа и широкими шагами дошёл до меня. Со злостью заглянул мне в глаза и грубо схватил за локоть, вцепившись в махровую ткань халата. — Быстро в машину. Ты поссала, кот посрал. Больше мы ни о чём не договаривались.
Папа тянул меня за собой, я брыкалась и сопротивлялась.
— Я никуда не уйду, пока Матвей не попьёт и не сходит в туалет.
— Может, его ещё в ресторан сводить? — рявкнул папа.
— Надо будет, и в ресторан сводишь, и цветы подаришь, — выплюнула я озлобленно в его искаженное яростью лицо. — Открой, я сказала!
— А я сказал, что ты сейчас закроешь рот и сядешь в машину, — папа, как нашкодившего котёнка взял меня за шкирку, вцепившись в халат и поволок в сторону машины на потеху своей охране, которая усиленно пыталась прятать улыбки.
— А я сказала — нет! — бросила и я решительно развязала на талии халат. Не заметивший этого папа, стянул с меня его и понял это только тогда, когда отошёл на несколько шагов с пустым халатом, а обернувшись, увидел меня голой.
А я даже не пыталась прикрываться. Пусть все смотрят.
— Отвернулись! — крикнул папа на охрану и рванул ко мне, пытаясь укутать обратно в халат. — Ушли отсюда! — папа был очень зол, ещё сильнее он злился, когда у него получалось спрятать мою наготу от посторонних глаз.
— А ты не прячь меня, папочка, не прячь. Я же всего лишь товар, который ты хочешь выгодно под кого-то подложить. Вот и относись ко мне к вещи, как ты привык. Не прячь. Вдруг мимо какой-нибудь миллиардер сейчас проедет, пусть сразу весь товар и увидит. Удобно же. Всё, как ты и мечтал, папочка.
— Да что ж ты делаешь-то, Ассоль?! — кажется, папа был готов начать истерику не хуже моей.
— Открой багажник и дай ему всё, что он захочет, — процедила я уверенно, пока папа пытался, не глядя в мою сторону, прикрыть меня халатом. — И потом я оденусь и сяду в машину.
Папа стиснул челюсти, наверное, до раскрошенных в мелкую крошку зубов. Сжал в кулаках махровую ткань и рявкнул охране:
— Откройте его!
Я была готова плясать на месте, видя, как крышка багажника медленно поползла вверх. Ржавый запрыгнул в узкую щелку открывающегося багажника и замурлыкал.
— А ты-то здесь что забыл? — с усмешкой поинтересовался Матвей.
Он в сознании! Аж полегчало.
Багажник открылся полностью, и я увидела скрюченного Матвея с окровавленным подбородком и затекшим глазом. Но второй его глаз выдал неподдельную похоть, когда он увидел меня полностью обнаженной, стоящей перед ним только в его тапочках.
— Я возбудился, Солянка, — криво ухмыльнулся он.
— Нашёл время, — цокнула я, закатив глаза и тут же добавила. — Я тоже.
— Сдурела?! — гаркнул папа и швырнул в меня халат. — Быстро оделась!
— Сначала дайте ему воду и сводите в туалет.
— Твою мать! — вздохнул папа тяжело. — Никто сюда не подойдёт, пока ты голая. Оденься, блядь!
Я пока не стала полностью одеваться. Просто прикрыла халатом груди и всё, что ниже.
— Дайте ему попить.
Папа дал отмашку охране и Матвею почти сразу принесли большую бутылку с водой. Поила его я. Охране опять пришлось уйти подальше, зад у меня оставался голым, а папа был близок к нервному срыву.
— В туалет хочешь? — спросила я Матвея аккуратно.
— Больше, чем пить, вообще-то.
— Идём.
— Стоять! — папа одёрнул меня и накрыл мою задницу своим пиджаком. — Сводите его в туалет.
— А член мне кто подержит? — спросил Матвей, которого вытащили из багажника. Руки его были сцеплены наручниками сзади.
— Я могу, — вызвалась я тут же и даже пошла за ним.
Папа поймал меня и, явно мечтая пристрелить, больше не дал сдвинуться с места.
— Перецепите наручники. Дёрнется, оставьте в башке дырку.
Я победно смотрела на то, как Матвею перецепили наручники впереди, а сам он подмигнул меня, почти доведя папу до инфаркта своей выходкой.
— Я убью его.
— Тогда и меня тоже. Без него я жить не буду, папа.
— Ты как успела так охуеть за десять дней? — негодовал папа, пока Матвея уводили в кусты, а за ними бежал Ржавый.
— С таким воспитанием, папочка, не грех и охуеть однажды, — я не сводила взгляд со спины Матвея и охранников рядом с ним. Подняла руку и, нажав кнопку багажника закрыла его.
— Тебя учили французскому, английскому. Лучшие репетиторы занимались с тобой… и что из этого вышло?
— В этом есть только твоя вина папа. Я не твоя вещь, не дрессированная собака. И пока ты это не поймёшь, наши отношения останутся такими, как сейчас. А, может, ещё и хуже. И Матвей в багажнике не поедет. Посади его в салон. Ты же видишь, что он не сопротивляется. Необходимости везти его в багажнике нет.