И нахрена я это делаю?
Поплавок замер на водной глади, ноги вспотели в резиновых сапогах, плечи в майке напекло ярким солнцем.
А я всё думал, нахрена я во всё это полез?
И ежу понятно, что отношения мне не нужны. Потрахаться — нужно. Не спорю. Но что-то серьёзное…
Одного раза хватило.
Да и с ровесницами проще понять друг друга. Проще быть открытым и чётко обозначить, что ничего кроме секса от встреч не жду и не хочу.
С Сонькой всё сложно с самого начала. Мало того, что она лет на пятнадцать младше меня, так ещё мутная какая-то.
Продавщица сказала, что она блогерша, но я не видел, чтобы она что-то снимала или монтировала. У нее нет ни ноута, ни микрофонов, ни других блогерских приблуд. Она, конечно, иногда залипает в телефоне, но так, будто читает что-то или смотрит видео.
Странно всё это. Одна, хрен пойми откуда. Ничего о себе толком не рассказывает. Разве что про строгого батю что-то обронила под пивом пару раз. В магазине расплачивается наличкой, нихрена толком не умеет, брезгливая, пиздоде́льная.
И я, кажется, начинаю в неё влипать. По крайней мере, я не могу сказать, что мне не нравится её общество. С ней… интересно. Она меня не напрягает, как многие другие бабы. Или дело в том, что я сейчас в отпуске и сам, в принципе, не очень-то напряжен. Но меня к ней тянет, и этот факт удивляет даже меня самого. Будто мне опять двадцать, и я готов сосаться сутками напролёт.
Либо я постарел настолько, что окончательно ёбнулся.
Короче, рыбалка вышла так себе. Поймав меньше десятка рыб среднего размера, я свернул удочку и свой импровизированный лагерь. Домой вернулся уже к вечеру. Когда въезжал в свой двор, Соньку в соседнем не увидел.
Принял душ и прошёл в свою комнату. Обтираясь полотенцем, посмотрел в окно. По влажной земле грядок понял, что Сонька реально весь день занималась посадкой семян.
Накосячила, наверное, будь здоров.
На столбике забора, как на своём посту, сидел Ржавый. Глаза закрыты, кайфует от солнца.
Из домика вышла Сонька. Походу, тоже недавно помылась. Волосы ещё влажные, а на теле легкое платье. Выглядит оно, конечно, так, будто она его с бабки какой-то сняла, но ей даже идёт. Видно, что ремешком каким-то на талии затянула, рукава подвернула. Красиво.
Сонька аккуратно подошла к коту, который мордой был повёрнут в сторону моего дома. Подняла руку и коснулась рыжей шерсти, тут же убрав руку за спину и состроив невинную мордашку, когда Ржавый, возмущенный её прикосновением, обернулся.
Кот демонстративно «помыл» то место, где его коснулась Сонька, языком и вновь отвернулся к солнцу.
Немного выждав, Сонька прошлась ладонью по кошачьей хребтине.
Шерстяной пиздюк попытался задеть Соньку лапой, но та, улыбаясь, отошла на шаг и спрятала руки за спину, будто она не при делах.
Ржавый вновь демонстративно начал умываться.
Сонька терпеливо ждала, когда он закончит свои банные процедуры и вновь отвернется в сторону моего дома. Только в этот раз кот прикрывать глаза не стал. Возможно, мне показалось, но я видел, как он коситься в сторону девчонки и ждёт момента, чтобы поймать её за руку.
Судя по движению губ и улыбки, Сонька что-то ему говорила. Комплименты, наверное, на которые кот, естественно, не повёлся. Только шерсть вдоль позвоночника нервно содрогнулась.
И вдруг, неожиданно даже для меня, Сонька рванула к коту и начала двумя ладонями неистово его гладить. Ржавый настолько охренел, что даже растерялся, не зная, на какую из рук реагировать в какую сторону поворачивать голову.
Я тихо усмехнулся, глядя на то, как Сонька, совершим бесчинство, со злорадной усмешкой просто убежала в дом подальше от кота, который остался сидеть на заборе, совершенно не понимая, что только что произошло.
Я уже собрался отойти от окна и взять из комода трусы, но пришлось задержаться.
Соня вышла из дома, неся в руках противень с каким-то горелым… говном.
Оно дымилось, Сонька закашливалась, а потом швырнула противень с содержимым на землю. Швырнула в источник дыма полотенце, очевидно, кухонное, и села на крыльцо реветь.
— Ой, бля… — вздохнул я тяжело и пошёл к комоду за трусами, понимая, что теперь моя очередь гладить по шерсти.
Одевшись, вышел из дома, прошёл свой участок и сиганул через забор в огород Тихона.
Соня сидела с опущенной головой. Сейчас было не совсем понятно, плачет она или её уже отпустило.
Плечи, вроде, подрагивали.
Пользуясь тем, что его не видят и не замечают, Ржавый юркнул в дом. Сонька оставила все двери открытыми. Если он сейчас что-то пометит, я не при делах.
— Загораешь? — хмыкнул я, чтобы Сонька отмерла.
Девчонка быстро отерла щёки тыльными сторонами ладоней и подняла на меня зареванный взгляд. Хотела что-то сказать, но её нижняя губа дрогнула, и она снова разревелась, опустив голову.
— Беда с тобой, — выдохнул я устало. Присел рядом с ней на крыльцо и сграбастал в объятия так, что её щека прижалась к моей груди. — Рассказывай, что на этот раз натворила?
— Ты всегда меня кормишь, вкусно готовишь… — начала она лепетать что-то несвязное. — А я хотела приготовить тебе печенье, — махнула она рукой в сторону, где всё ещё дымилось нечто. — Думала, сделать тебе приятно.
— Ты про то дымящееся говно? Мне приятно, Сонька. Приятно. Раньше ради меня никто говно не жёг.
Я с трудом сдерживал смех. Сонька, когда до неё дошёл смысл моих слов, резко от меня отстранилась и строго заглянула в глаза.
— Сам ты говно. А это вкусное печенье на сметане. Просто в форме… говна получилось, — и она вновь заревела. — Я ничего не умею! Нафиг я, вообще, здесь осталась? Я даже посуду плохо мою. В огороде ничего не умею. Вода эта… дрова эти… Я ни к чему не приспособлена!
Я знал, что у баб во время месячных и перед ними свистит фляга, но чтобы так громко… Впервые.
— Хорош тебе сопли лить. Всё ты умеешь, — неуклюже приобнял Соньку и вновь попытался притянуть к себе, но она воспротивилась. Буркнула что-то недовольно и отвернулась вытереть сопли рукой от запястья до локтя. — Баню топить умеешь? Умеешь. Дрова колоть можешь? Можешь? Огород сегодня посадила? Посадила. Говно в духовке сожгла? Шучу-шучу, — рассмеялся я, когда Сонька строго зыркнула на меня, резко завернув голову. Приобнял её за плечи и чмокнул в висок. — Пошли ко мне, перекусим, да рыбу на ужин приготовим. Зря я её наловил, что ли?
— Ты иди пока, а я приберу тут. И себя в порядок тоже приведу.
— Ты только недолго. Буду учить тебя рыбу чистить. Я добыл, а ты готовишь.
— Пещерные законы? Прикольно, — улыбнулась она, наконец, и утёрла остатки слёз.
Я встал, оправил спортивные штаны, и мы вместе с Сонькой замерли, молча наблюдая за тем, как Ржавый вальяжно вышел из Тихоновского дома и присел рядом с Сонькой.
— Какая честь! — театрально восхитилась она, прижав ладонь к груди. — Сам граф Ржавый сел рядом со мной.
У Ржавого на этот комплимент имелся свой заготовленный ответ. Опустив морду к полу, он приоткрыл пасть. На старые доски выпала дохлая мышь.
Я сразу сообразил, что к чему, а вот Сонька — нет. Она несколько секунд тупо смотрела на мышь, а потом, когда до неё дошло, что это за серый комок с хвостом, Сонька с оглушающим визгом бросилась ко мне на шею. Поцарапала плечи и едва не села мне на голову.
— Убери! Убери! — визжала она, цепляясь за мои уши, чтобы забраться повыше. — Убери её!
— Ржавый, блядь! — рявкнул я на кота, пока пытался перехватить поудобнее повисшую на мне обезьяну. — Сожри её уже. Хер ли ты показать её вынес?
— Не надо её есть! Надо её похоронить!
— У меня нет такой маленькой коробки из-под обуви. Ржавый, жри давай!
Словно реально поняв, что я ему сказал, кот преспокойно опустил башку, взял мышь обратно в пасть и начал жевать. Два-три жевка и мышь исчезла в его бездонном пузе.
Сонька на моих плечах начала рыдать.
— Я уже к ней привыкла! — ревела она в моё плечо. — Я ей даже кусочек сыра у комода оставила.
— Ржавый и его, скорее всего, сожрал. Так что не бойся, не прокиснет твой сыр.
— Она же живая!
— Уже нет, — прозвучало, конечно, цинично. Но правда, она такая. — Всё, хорош реветь. Пойдём ко мне. Успокоишься, пожрём и рыбой займёмся. Может, печенье к ужину сделаем.