В гостях у турок

XXII

Накрытъ столъ чистой скатертью и супруги завтракаютъ. Привередливая Глафира Семеновна, взявъ чашку бульону, не могла похулить его вкусовыя достоинства и нашла только, что онъ остылъ. Винершницель, приготовленный изъ телятины, былъ вкусенъ, но также былъ поданъ чуть теплымъ.

Корридорный, прислуживавшій около стола, разсказывалъ по-нѣмецки, примѣшивая русскія и болгарскія слова, о генералахъ, графахъ и князьяхъ которыхъ онъ знавалъ въ бытность свою въ Петербургѣ.

— Вы мнѣ вотъ прежде всего скажите, отчего у васъ на завтракъ все подано остывшее? перебилъ его Николай Ивановичъ, на что корридорный, пожавъ плечами, очень наивно отвѣтилъ:

— Ресторанъ немного далеко отъ насъ, а на улицѣ теперь очень холодно.

— Какъ: далеко? Развѣ гостиница не имѣетъ своего ресторана? Нѣтъ кухни при гостиницѣ? воскликнула Глафира Семеновна.

— Не има, надамъ.

И корридорный разсказалъ, что въ Софіи только двѣ «гостиницы» имѣютъ рестораны — «Болгарія» и «Одесса», да и то потому, что при нихъ есть кафешантаны, и при этомъ прибавилъ, что «die Herrschaften und die Damen» очень рѣдко берутъ въ комнаты гостиницы «подхаѣване» (т. е. завтракъ), «обѣдъ» и «вечерю» (т. е. ужинъ), такъ что держать свою «готоварню» (т. е. кухню) и «готовача» (т. е. повара) не стоитъ.

— Не въ модѣ, что-ли, ясти въ номерѣ? спросилъ Николай Ивановичъ!

— Не има мода, господине, отвѣчалъ корридорный и сталъ убирать со стола.

— Ну, скорѣй чаю, чаю! Да мы поѣдемъ осматривать городъ, торопила его Глафира Семеновна.

— Тосъ часъ, мадамъ, засуетился корридорный, побѣжалъ въ корридоръ и принесъ чайный приборъ съ двумя чайниками, въ одномъ изъ коихъ былъ заваренъ чай.

— А самоваръ? Намъ русскій самоваръ? спросилъ Николай Ивановичъ.

Корридорный вздернулъ плечами и развелъ руками.

— Нѣ самоваръ, отвѣчалъ онъ.

— Какъ? Совсѣмъ не имѣете самовара? Въ болгарской лучшей гостиницѣ нѣтъ самовара?

— Не има, господине.

— Простаго русскаго самовара не има! удивленно воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Такъ же у васъ здѣсь наши русскіе-то?.. Вѣдь сюда пріѣзжаютъ и русскіе корреспонденты, и сановники. Вы можетъ быть не понимаете, что такое самоваръ?

— Разбирамъ, господине, разбирамъ, но не има русски самоваръ.

— Ну, ужъ это изъ рукъ вонъ… Это прямо, я думаю, вслѣдствіе какихъ-нибудь антирусскихъ интригъ Стамбулова, развелъ руками Николай Ивановичъ. — Но вѣдь теперь Стамбулова ужъ нѣтъ и началось русское теченіе. Странно, по меньшей мѣрѣ странно! повторялъ онъ.

— Пей чай-то… подвинула къ нему Глафира Семеновна стаканъ чаю, чай поданъ хоть и безъ самовара, но не скипяченъ и очень вкусно заваренъ.

— Слушайте, кельнеръ! Какъ васъ звать-то? Какъ ваше имя? спросилъ корридорнаго Николай Ивановичъ.

— Францъ, господине.

— Тьфу ты! Нѣмецъ. Въ славянской землѣ, въ исконной славянской землѣ и нѣмецъ-слуга. Слушайте, Францъ! Намъ этого кипятку мало. Принесите еще. Поняли? Кипятку. Оште кипятку.

И Николай Ивановичъ стукнулъ по чайнику съ кипяткомъ.

— Оште горѣшта вода? Тосъ часъ, господине.

Корридорный выбѣжалъ изъ номера и черезъ минуту явился оаять съ большимъ мѣднымъ чайникомъ, полнымъ кипятку.

— Глупые люди, — замѣтила Глафира Семеновна. — Согрѣваютъ кипятокъ въ чайникѣ, а выписать изъ Россіи самоваръ, такъ куда было-бы лучше и дешевле.

Черезъ полчаса супруги кончали уже свое чаепитіе, какъ вдругъ раздался стукъ въ дверь. Вошелъ корридорный и подалъ визитную карточку. На карточкѣ стояло: «Стефанъ Кралевъ, сотрудникъ газеты „Блгрское Право“.

— Сотрудникъ? Корреспондентъ? Что ему такое? — удивился Николай Ивановичъ.

Корридорный отвѣчалъ, что человѣкъ этотъ проситъ позволенія войти.

— Просите, просите, — заговорила Глафира Семеновна, встала изъ-за стола, подошла къ зеркалу и начала поправлять свою прическу.

Вошелъ еврейскаго типа невзрачный господинъ съ клинистой бородкой, въ черной визиткѣ, сѣрыхъ брюкахъ, синемъ галстухѣ шарфомъ, запшиленномъ булавкой съ крупной фальшивой жемчужиной, съ портфелемъ подъ мышкой и въ золотыхъ очкахъ. Онъ еще у дверей расшаркался передъ Николаемъ Ивановичемъ и произнесъ по-русски:

— Позвольте представиться, ваше превосходительство. Сотрудникъ мѣстной газеты „Блгрское Право“.

При словѣ „превосходительство“ Николай Ивановичъ всталъ, пріосанился, поднялъ голову и подалъ вошедшему руку, сказавъ:

— Прошу покорно садиться. Ахъ, да… Позвольте представить васъ моей женѣ. Жена моя Глафира Семеновна.

— Мадамъ… Считаю себѣ за особенную честь… пробормоталъ сотрудникъ болгарской газеты и низко поклонился.

Наконецъ всѣ усѣлись. Николай Ивановичъ вопросительно взглянулъ на посѣтителя и спросилъ:

— Чѣмъ могу вамъ быть полезнымъ?

Посѣтитель слегка откашлялся, поставилъ свой портфель себѣ на колѣни и началъ:

— Сейчасъ узнавъ внизу гостиницы о пріѣздѣ изъ Петербурга вашего превосходительства, рѣшаюсь просить у васъ на нѣсколько минутъ аудіенціи для краткой бесѣды съ вами. Позволите?

— Сдѣлайте одолженіе.

Николай Ивановичъ еще выше поднялъ голову, оттопырилъ нижнюю губу и сталъ барабанить пальцами по столу.

— Не скрою, что хочу воспользоваться бесѣдой съ вами для ознакомленія съ нею читателей нашей газеты, сидя поклонился посѣтитель.

— То есть пропечатать? Это зачѣмъ-же? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Изволите ли видѣть… При настоящемъ перемѣнѣ режима въ Болгаріи и при поворотѣ жизненнаго теченія ко всему русскому, мы считаемъ каждую мысль, каждый взглядъ, повѣданные намъ русскимъ сановникомъ, достойными опубликованія.

При словѣ „сановникомъ“ Николай Ивановичъ не удержался и сдѣлалъ звукъ „гмъ, гмъ“. Но онъ боялся, что Глафира Семеновна выдастъ его и крикнетъ: „какой онъ сановникъ! Напрасно вы его принимаете за сановника!“ — а потому обернулся и бросилъ на нее умоляющій взглядъ. Глафира Семеновна сидѣла за другимъ столомъ серьезная и слушала.

— И такъ, позвольте мнѣ начать васъ немножко интервьюировать? продолжалъ сотрудникъ болгарской газеты.

— Пожалуйста, пожалуйста, кивнулъ ему Николай Ивановичъ.

— Вы въ Болгаріи въ первый разъ?

— Въ первый разъ.

— Какое впечатлѣніе произвела на васъ при вашемъ въѣздѣ наша обновленная Болгарія? Послѣ извѣстнаго поворота мы ее называемъ обновленной.

Сотрудникъ умолкъ, поправлялъ на носу очки и ждалъ отвѣта. Николай Ивановичъ не зналъ, что отвѣчать, и соображалъ. Наконецъ онъ произнесъ:

— Вы хотите что-нибудь о русскомъ вліяніи?

— Да, да… Что-нибудь въ родѣ этого. Какіе, напримѣръ, ваши взгляды на нынѣшнее положеніе Болгаріи?

— Какъ вамъ сказать… Меня вотъ, напримѣръ, удивляетъ, что при такомъ русскомъ вліяніи, какое существуетъ теперь, у васъ до сихъ поръ нѣтъ русскихъ самоваровъ въ гостиницахъ. Вотъ, напримѣръ, сейчасъ я заказываю чаю съ самоваромъ, и мнѣ отвѣчаютъ, что здѣсь въ Софіи въ гостиницахъ самоваровъ нѣтъ, и подаютъ вотъ этотъ дурацкій чайникъ вмѣсто самовара, мѣдный чайникъ у насъ въ Россіи всегда стоитъ на плитѣ. Согласитесь, что это странно! Неправда-ли?

И Николай Ивановичъ пристально посмотрѣлъ на сотрудника болгарской газеты, ожидая отъ него отвѣта.