В гостях у турок

XLIX

— Вотъ ужъ здѣсь европейская часть города начинается, сказалъ проводникъ Нюренбергъ, когда экипажъ свернулъ на набережную. — Галата и Пера — это маленькаго Парижъ съ хорошаго кускомъ Вѣны. Въ гостинницу, въ магазинъ, въ контору или въ ресторанъ и въ кафе войдете — вездѣ по-французски или по-нѣмецки разговариваютъ. Но большаго часть — по-французски. Тутъ есть даже извощиковъ, которые по-французски понимаютъ, лодочники и тѣ будутъ понимать, если что нибудь скажете по-французски. Совсѣмъ турецкаго Парижъ.

— А по-русски понимаютъ? спросилъ Николай Ивановичъ проводника.

— Отъ лодочниковъ есть такого люди, что и русскаго языка понимаютъ. Галата и Пера — весь Европа. Тутъ на всякаго языкъ разговариваютъ. Тутъ и англичанскій народъ, тутъ итальянскаго, тутъ и ишпанскаго, и датскаго, и голандскаго, и шведскаго, греческаго, армянскаго, арабскаго. Всякаго языкъ есть.

Отъ самаго моста шла конно-желѣзная дорога съ вагонами въ одинъ ярусъ, но въ двѣ лошади, такъ какъ путь ея лежалъ въ гору. Вагоны были биткомъ набиты, и разношерстная публика стояла не только на тормазахъ, но даже и на ступенькѣ, ведущей къ тормазу, цѣпляясь за что попало. Кондукторъ безостановочно трубилъ въ мѣдный рожокъ.

— Смотри, арапъ, указала Глафира Семеновна мужу на негра въ фескѣ, выглядывающаго съ тормаза и скалившаго бѣлые, какъ слоновая кость, зубы.

— О, здѣсь много этого чернаго народъ! откликнулся проводникъ. — У нашего падишахъ есть даже цѣлаго батальонъ чернаго солдатовъ. Чернаго горничныя и кухарки… и няньки также много. Самаго лучшаго нянька считается черная. Да вонъ двѣ идутъ, указалъ онъ.

И точно, по тротуару, съ корзинками, набитыми провизіей, шли двѣ негритянки, одѣтыя въ розовыя, изъ мебельнаго ситца, платья съ кофточками и въ пестрыхъ ситцевыхъ платкахъ на головахъ, по костюму очень смахивающія на нашихъ петербургскихъ бабъ-капорокъ съ огородовъ.

Къ довершенью пестроты, по тротуару шелъ, важно выступая, босой арабъ, весь закутанный въ бѣлую матерію, съ бѣлымъ тюрбаномъ на головѣ и въ мѣдныхъ большихъ серьгахъ.

Дома на набережной Галаты были грязные, съ облупившейся штукатуркой и сплошь завѣшанные вывѣсками разныхъ конторъ и агенствъ, испещренными турецкими и латинскими надписями. Кой-гдѣ попадались и греческія надписи. Глафира Семеновна начала читать фамиліи владѣльцевъ конторъ и черезъ вывѣску начали попадаться Розенберги, Лиліентали, Блуменфельды и иные берги, тали и фельды.

— Должно быть все жиды, сказалъ Николай Ивановичъ и крикнулъ проводнику: — А евреевъ здѣсь много?

— О, больше, чѣмъ въ россійскаго городѣ Бердичевъ! отвѣчалъ тотъ со смѣхомъ.

— А вы сами еврей?

— Я? замялся Нюренбергъ. — Я американскаго подданный. Мой папенька былъ еврей, моя маменька была еврейка. а я свободнаго гражданинъ Сѣверо-Американскаго Штаты.

— А я думалъ — русскій еврей. Но отчего-же вы говорите по-русски?

— Я родился въ Россіи, въ Польшѣ, жилъ съ своего папенька въ Копенгагенъ, поѣхалъ съ датскаго посольства въ Петербургъ, потомъ перешелъ въ Шведскаго консульство въ Америку. Попалъ изъ Америки въ Одессу и вотъ теперь въ Константинополѣ. Я и въ Каиръ изъ Египтѣ былъ.

— А вѣры-то вы какой? Мусульманской?

— Нѣтъ. Что вѣра! Въ Америкѣ не надо никакой вѣра!

— А зачѣмъ-же вы турецкую феску носите, если вы не магометанинъ?

— Тутъ въ Константинополѣ, эфендимъ, кто въ фескѣ, тому почета больше, а я на турецкаго языкѣ говорю хорошо.

Экипажъ поднимался въ гору. Толпа значительно порѣдѣла. Чаще начали попадаться шляпы-котелкомъ, цилиндры, барашковыя шапки славянъ, женщины съ открытыми лицами. На улицѣ виднѣлись ужъ вывѣски магазиновъ, гласящія только на французскомъ языкѣ: «modes et robes, nouveautés» и т. п. Появились магазины съ зеркальными стеклами въ окнахъ. Начались большіе каменные многоэтажные дома.

— Грандъ Рю де Пера, сказалъ съ козелъ проводникъ. — Самаго главнаго улица Пера въ европейскаго часть города.

— Какъ? главная улица и такая узенькая! воскликнула Глафира Семеновна.

— Турки, мадамъ, не любятъ широкаго улицы. У нихъ мечети широкія, а улицы совсѣмъ узенькія. Да лѣтомъ, когда бываютъ жары, узенькаго улицы и лучше, онѣ спасаютъ отъ жаркаго солнца.

— Но вѣдь сами-же вы говорите, что это европейская часть города, стало быть улица сдѣлана европейцами.

— А европейскаго люди здѣсь все-таки въ гостяхъ у турокъ, они продаютъ туркамъ моднаго товары и хотятъ сдѣлать туркамъ пріятнаго. Да для модный товаръ и лучше узенькая улица — на улицѣ цвѣтъ товара не линяетъ. Опять-же, мадамъ, когда въ магазинѣ потемнѣе, и залежалаго матерію продать легче.

— А здѣсь развѣ надуваютъ въ магазинахъ? Тутъ вѣдь все европейцы.

Проводникъ пожалъ на козлахъ плечами и произнесъ:

— Купцы — люди торговые. Что вы хотите, мадамъ! Вездѣ одного и тоже.

— А турки какъ? Тоже надуваютъ?

— Турки самаго честнаго купцы. Они не умѣютъ надувать.

— То есть, какъ это: не умѣютъ? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Увѣряю васъ, ваше благородіе, не умѣютъ. Турокъ запрашивать цѣну любятъ, за все онъ спрашиваетъ вдвое и съ нимъ всегда нужно торговаться и давать только третьяго часть, а потомъ прибавлять понемножку, но плохаго товаръ вмѣсто хорошаго онъ и въ самаго темнаго лавка не подсунетъ. Турокъ самаго честнаго купецъ! Это вся европейскаго здѣшняго колонія знаетъ. Вотъ армянинъ, грекъ — ну, тутъ ужъ какого хочешь будь покупатель съ вострыми глазами — навѣрное надуетъ. Товаромъ надуетъ, сдачей надуетъ.

— А мясники тутъ турки или европейцы? спросила Глафира Семеновна, увидавъ рядомъ съ моднымъ магазиномъ съ выставленными на окнахъ за зеркальными стеклами женскими шляпками, мясную лавку съ вывѣшенной на дверяхъ великолѣпной бѣлой тушей баранины.

— Мясники, хлѣбники, рыбаки — вездѣ больше турки, отвѣчалъ проводникъ. — Турки… А для еврейскаго народа — евреи.

— Но какъ здѣсь странно… продолжала Глафира Семеновна, смотря по сторонамъ на магазины и лавки. — Магазинъ съ дамскими нарядами за зеркальными стеклами, шелкъ, дорогія матеріи — и сейчасъ же бокъ-о-бокъ мясная лавка.

— Дальше по улицѣ, такъ еще больше все перемѣшается, мадамъ. Такого у турокъ обычай. А вотъ потомъ на базарѣ въ Стамбулѣ и не то еще увидите! Тамъ и головы брѣютъ, и шашлыкъ жарятъ, и шелковыя ленты и фаты продаютъ — все вмѣстѣ.

— Да и здѣсь ужъ все перемѣшалось, сказала Глафира Семеновна.

И точно, роскошный французскій магазинъ чередовался съ убогой мѣняльной лавчонкой, по другую сторону магазина была мясная лавка, далѣе шло помѣщеніе шикарнаго кафе — и сейчасъ-же рядомъ съ кафе турецкая хлѣбопекарня, продающая также и вареную фасоль съ кукурузой, а тамъ опять модистка съ выставленными на окнахъ шляпками и накидками.

Экипажъ остановился около подъѣзда мрачнаго многоэтажнаго дома. На зеркальныхъ стеклахъ входныхъ дверей была надпись: «Hôtel Perà Palace».

— Пріѣхали въ гостинницу? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Пріѣхали, эфенди, отвѣчалъ проводникъ, соскакивая съ козелъ.