В гостях у турок

VIII

— Пріѣхали… Доплясались!.. А все изъ-за тебя… говорилъ Николай Ивановитъ, прижавшись въ уголъ кареты. — А все изъ-за тебя, Глафира Семеновна. Ну, посуди сама: развѣ можно въ казеннаго таможеннаго чиновника бросать ветчиной! Вотъ теперь и вывертывайся, какъ знаешь, въ полиціи.

На глазахъ Глафиры Семеновны блистали слезы. Она жалась къ мужу отъ протянутой съ ней руки войника, предлагающаго выйти изъ кареты, и бормотала:

— Но вѣдь и онъ тоже не имѣлъ права нюхать вашу ветчину. Вѣдь это-же озорничество…

А войникъ продолжалъ стоять у дверей кареты и просилъ:

— Молимо, мадамъ, излазте…

— Уходи прочь! Не пойду я, никуда не пойду! кричала на него Глафира Семеновна. — Николай Иванычъ, скажи ему, чтобы онъ къ русскому консулу насъ свезъ.

— Послушайте, братушка, обратился Николай Ивановичъ къ войнику. — Вотъ вамъ прежде всего на чай крону и свезите насъ къ русскому консулу! Полиціи намъ никакой не надо. Безъ консула въ полицію мы не пойдемъ.

Войникъ слушалъ, пучилъ глаза, но ничего не понималъ. Взглянувъ, впрочемъ, на сунутую ему въ руку крону, онъ улыбнулся и сказавъ: «захвалюемъ, господине!» опять сталъ настаивать о выходѣ изъ кареты.

— Гостинница Престолонаслѣдника… Молимъ… сказалъ онъ и указалъ на домъ.

Николай Ивановичъ что-то сообразилъ и нѣсколько оживился.

— Постой… сказалъ онъ женѣ. — Не напрасная-ли тревога съ нашей стороны? Можетъ быть, этотъ войникъ привезъ насъ въ гостинницу, а не въ полицію. Онъ что-то бормочетъ о гостинниѣ Престолонаслѣдника. Вы насъ куда привезли, братушка: въ гостинницу? спросилъ онъ войника.

— Есте.

— Въ гостинницу Престолонаслѣдника?

— Есте, есте, господине, подтвердилъ войникъ.

— Не вѣрь, не вѣрь! Онъ вретъ! Я по носу вижу, что вретъ! предостерегала мужа Глафира Семеновна. — Ему-бы только выманить насъ изъ кареты. А это полиція… Видишь, и домъ на манеръ казеннаго. Развѣ можетъ быть въ такомъ домѣ лучшая въ Бѣлградѣ гостинница!

— А вотъ пусть онъ мнѣ укажетъ прежде вывѣску на домѣ. Вѣдь ужъ ежели это гостинница, то должна быть и вывѣска, сообразилъ Николай Ивановичъ. — Изъ кареты я не вылѣзу, а пусти меня на твое мѣсто, чтобы я могъ выглянуть въ окошко и посмотрѣть, есть-ли надъ подъѣздомъ вывѣска гостинницы, обратился онъ съ женѣ.

Глафира Семеновна захлопнула дверь кареты. Въ каретѣ начались перемѣщенія. Николай Ивановичъ выглянулъ въ окошко со стороны жены, задралъ голову кверху и увидалъ вывѣску, гласящую «Гостинница Престолонаслѣдника».

— Гостинница! — радостно воскликнулъ онъ. — Войникъ не навралъ! Можемъ выходить безъ опаски!

Какъ-бы какой-то тяжелый камень отвалилъ отъ сердца у Глафиры Семеновны и она просіяла, но все-таки, руководствуясь осторожностью, еще разъ спросила:

— Да вѣрно-ли, что гостинница? Ты хорошо-ли разглядѣлъ вывѣску?

— Хорошо, хорошо. Да вотъ и сама можешь посмотрѣть.

А войникъ, между прочимъ, ужъ позвонилъ въ подъѣздъ. Распахнулись широкія полотна воротъ, заскрипѣвъ на ржавыхъ петляхъ. Изъ воротъ выходили баранья шапка въ усахъ и съ заспанными глазами, швейцаръ въ фуражкѣ съ полинявшимъ золотымъ позументомъ, какой-то кудрявый малецъ въ опанкахъ (въ родѣ нашихъ лаптей, но изъ кожи) и всѣ ринулись вытаскивать багажъ изъ кареты. Глафира Семеновна уже не противилась, сама подавала имъ вещи и говорила мужу:

— Но все-таки нужно допытаться, для чего очутился у насъ на козлахъ полицейскій солдатъ. Вѣдь безъ нужды онъ не поѣхалъ-бы.

— А вотъ войдемъ въ гостиннщу, тамъ разузнаемъ отъ него, — отвѣчалъ Николай Ивановичъ. — Я такъ думаю, что не для того-ли, чтобъ удостовѣриться въ нашемъ мѣстѣ жительства, гдѣ мы остановились.

— А зачѣмъ имъ наше жительство?

— Ахъ, Боже мой! А ветчина-то? А таможенный чиновникъ?

— Дался тебѣ этотъ таможенный чиновникъ съ ветчиной! Да и я-то дура была, повѣривъ тебѣ, что насъ везутъ въ полицію за то, что я кусокъ ветчины въ чиновника кинула! — Ужъ еслибы этотъ чиновникъ давеча обидѣлся, то сейчасъ бы онъ насъ и заарестовалъ.

— А вотъ посмотримъ. Неизвѣстно еще, чѣмъ это все разыграется, — подмигнулъ женѣ Николай Ивановичъ и, обратясь къ швейцару, спросилъ: — Говорите по-русски? Комнату бы намъ хорошую о двухъ кроватяхъ?

— Есте, есте… Алесъ васъ нуръ иненъ гефелихъ, мейнъ герръ! — отвѣчалъ старикъ швейцаръ.

— Нѣмецъ! — воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Боже мой! Въ славянскомъ городѣ Бѣлградѣ — и вдругъ нѣмецъ!

— Србъ, србъ, господине. Заповедите… (Приказывайте).

Швейцаръ поклонился. Войникъ подскочилъ къ нему и спросилъ:

— Имали добра соба (комната)?

— Есте, есте, закивалъ швейцаръ. — Козма! Покажи. Дай, да видитъ господине, обратился онъ къ бараньей шапкѣ съ заспанными глазами и въ усахъ.

— Отлично говоритъ по-русски. Не понимаю, что ему вдругъ вздумалось изъ себя нѣмца разыгрывать! пожалъ плечами Николай Ивановичъ и вмѣстѣ съ женой отправился въ подъѣздъ, а затѣмъ вверхъ по каменной лѣстницѣ смотрѣть комнату.

Лѣстница была холодная, сѣрой окраски, непривѣтливая, уставленная чахлыми растеніями, безъ ковра. На площадкѣ стояли старинные англійскіе часы въ высокомъ и узкомъ краснаго дерева чехлѣ. Освѣщено было скудно.

— Неужели это лучшая гостинница здѣсь? спрашивала Глафира Семеновна у мужа.

— Да кто-жъ ихъ знаетъ, милая! Брюнетъ въ очкахъ рекомендовалъ намъ за лучшую.

— Ну, маленькая Вѣна! И это называется маленькая Вѣна! Пожалуй, здѣсь и поѣсть ничего не найдется? А я ѣсть страсть какъ хочу.

— Ну, какъ не найтиться! Эй, шапка! Ресторанъ у васъ есть?

— Есте, есте, има, господине.

Подскочилъ къ шапкѣ и войникъ, все еще сопровождавшій супруговъ:

— Има-ли што готово да-се ѣде? въ свою очередь спросилъ онъ шапку.

— Има, има, все има… былъ отвѣтъ.

— Боже мой! Да этотъ злосчастный войникъ все еще здѣсь! удивилась Глафира Семеновна… — Что ему нужно? Прогони его, пожалуйста, обратилась она къ мужу.

— Эй, шапка! Послушай! Прогони ты, ради Бога, этого войника. Чего ему отъ насъ нужно? сказалъ Николай Ивановичъ, указывая на полицейскаго солдата.

Шапка смотрѣла на Николая Ивановича, но не понимала, что отъ нея требуютъ. Николай Ивановичъ сталъ показывать жестами. Онъ загородилъ войнику дорогу въ корридоръ и заговорилъ:

— Провались ты! Уйди къ чорту! Не нужно намъ тебя! Шапка! Гони его!

Войникъ протянулъ руку пригоршней.

— Интересъ, господине… Бакшишъ…

— Какой такой бакшишъ? Я тебѣ два раза ужъ давалъ бакшишъ!.. обозлился Николай Ивановичъ.

— Онъ хтытъ отъ насъ бакшишъ, господине, пояснила шапка, тыкая себя въ грудь, и сказала войнику:- Иде на контора… Тамъ господаръ…

— Ну, съ Богомъ… поклонился войникъ супругамъ и неохотно сталъ спускаться внизъ по лѣстницѣ, чтобъ обратиться за бакшишомъ въ контору, гдѣ сидитъ «господаръ», то есть хозяинъ гостинницы…

— Глаша! Глаша! Теперь объяснилось, отчего войникъ пріѣхалъ съ нами на козлахъ, сказалъ женѣ Николай Ивановичъ. — Онъ пріѣхалъ сюда, чтобы показать, что онъ насъ рекомендовалъ въ эту гостинницу и сорвать съ хозяина бакшишъ, интересъ, то есть извѣстный процентъ.

— Есте, есте, господине, поддакнула шапка.

— Ахъ, вотъ въ чемъ дѣло! Ну, теперь я понимаю. Это такъ…проговорила Глафира Семеновна. — А давеча ты напугалъ. Сталъ увѣрять, что насъ онъ въ полицію везетъ.

— Да почемъ-же я зналъ, душечка!.. Мнѣ такъ думалось.

Они стояли въ плохо освѣщенномъ широкомъ корридорѣ. Баранья шапка распахнула имъ дверь въ темную комнату.

— Осамъ динары за данъ… объявила шапка цѣну за комнату.