В гостях у турок

XLV

На станціи кишѣла цѣлая толпа турокъ-носильщиковъ съ загорѣлыми коричневыми лицами, въ рваныхъ, когда-то синихъ курткахъ, въ замасленныхъ красныхъ фескахъ, повязанныхъ по лбу пестрыми бумажными платками. Они бѣжали за медленно двигающимся поѣздомъ, что-то кричали, махали руками, веревками, которыя держали въ рукѣ, и кланялись, прикладывая ладонь ко лбу, стоявшимъ въ вагонѣ, у открытаго окна супругамъ Ивановымъ. Виднѣлись, стоявшіе на вытяжкѣ турецкіе жандармы въ синихъ европейскихъ мундирахъ, высокихъ сапогахъ со шпорами и въ фескахъ. Но вотъ поѣздъ остановился. Носильщики толпой хлынули въ вагонъ, вбѣжали въ купэ и стали хватать вещи супруговъ и англичанина, указывая на нумера своихъ бляхъ на груди. Они выхватили изъ рукъ Николая Ивановича даже пальто, которое тотъ хотѣлъ надѣвать.

— Стой! Стой! Отдай пальто! Куда вы тащите! Намъ нужно только одного носильщика! — закричалъ онъ на нихъ, но сзади, надъ самымъ его ухомъ, раздался вопросъ по-русски:

— Позвольте узнать, не господинъ-ли Ивановъ вы будете?

— Я. А что вамъ нужно? — обернулся Николай Ивановичъ и увидалъ пожилого человѣка съ горбатымъ носомъ и въ сѣдыхъ усахъ, одѣтаго въ сѣрое пальто, синій галстухъ и феску.

— Получилъ отъ господина прокурора Авичарова телеграмму изъ Филипополь, чтобы встрѣтить васъ и предложить вамъ своего услуги, — продолжалъ тотъ съ замѣтнымъ еврейскимъ акцентомъ. — Я проводникъ при Готель Пера Паласъ и имѣю свидѣтельства и благодарность отъ многаго русскихъ, которыхъ сопровождалъ въ Констаетинополѣ по городу.

Произнеся это, сѣрое пальто поклонилось и по-турецки приложило ладонь къ фескѣ.

— Вамъ прокуроръ телеграфировалъ, что мы ѣдемъ? — спросилъ Николай Ивановичъ.

— Точно такъ, господинъ, и предлагаю своего услуги быть вашимъ проводникомъ… Вотъ телеграмма прокурора.

— Ахъ, какъ это любезно со стороны прокурора! — проговорила Глафира Семеновна. — Ну, что-жъ, будьте нашимъ проводникомъ.

— Да, да… Пожалуйста… — прибавилъ Николай Ивановичт. — Но у насъ носильщики растащили всѣ наши вещи и даже мое пальто унесли.

— Успокойтесь, все будетъ цѣло. Турки народъ честный и у васъ булавки вашей не пропадетъ. Пожалуйте за мной, ваше благородіе… приглашалъ супруговъ проводникъ. — Или можетъ быть я долженъ величать васъ превосходительствомъ?

— Нѣтъ, нѣтъ! испуганно воскликнула Глафира Семеновна. — Мы самые обыкновенные люди и никакого чина не имѣемъ. Пожалуйста оставьте… Мы купцы…

— Ваши паспорты позвольте для прописки и квитанцію отъ вашего багажа, который будетъ досматриваться здѣсь на станціи, попросилъ у супруговъ проводникъ и, получивъ требуемое, повелъ ихъ изъ вагона.

— Остановиться мы рѣшили въ Готель Пера Паласъ… сказалъ ему Николай Ивановичъ, шествуя за нимъ.

— Да, я при этого самаго гостинница и состою проводникомъ. Вотъ мой знакъ. О, это первая гостинница въ Константинополѣ! Она содержится отъ Американской компаніи спальныхъ вагоновъ… Wagonslits… Въ Парижѣ такого гостинницы нѣтъ. Проводникъ вынулъ изъ кармана мѣдную бляху съ надписью и нацѣпилъ ее на грудь своего пальто.

— Деньги турецкія у васъ есть? продолжалъ онъ. — Позвольте мнѣ одного турецкаго меджидіе на расходъ. Здѣсь въ турецкихъ владѣніяхъ надо давать бакшишъ направо и налѣво, а если вы будете сами разсчитываться, то васъ замучаютъ да и дороже вамъ это обойдется. О, русскаго на чаекъ пустяки передъ турецкаго бакшишъ! Но гдѣ въ Россіи нужно подать пятіалтыннаго, для турка и пятачокъ довольно. Есть у васъ турецкія деньги? А то надо размѣнять.

— Вотъ…

И Николай Ивановичъ вытащилъ изъ кармана пригоршню турецкаго серебра, намѣняннаго ему англичаниномъ. Проводникъ взялъ большую серебряную монету и сказалъ:

— Здѣсь въ Турціи мелкія деньги очень дороги и на промѣнъ вотъ такой монеты на мелочь надо заплатить около пятнадцати копѣекъ на русскаго деньги…

Онъ подошелъ къ окошку тутъ-же на станціи, за которымъ виднѣлась красная феска въ усахъ, съ громадными бычьими глазами и черными бровями дугой, сросшимися вмѣстѣ, и размѣнялъ монету на мелочь.

Подошли къ дверямъ, загороженнымъ цѣпью, около которыхъ стояли полицейскій офицеръ въ европейскомъ мундирѣ и въ фескѣ и солдатъ. Солдатъ держалъ конецъ цѣпи въ рукахъ.

— Votre passe, monsieur… произнесъ офицеръ, учтиво прикладывая руку къ фескѣ.

Проводникъ тотчасъ-же заговорилъ съ нимъ по-турецки, сунулъ ему паспортъ супруговъ Ивановыхъ и солдатъ отвелъ цѣпь для прохода.

Очутились въ таможенномъ залѣ. Пріѣзжихъ изъ-за границы было совсѣмъ мало: пять шесть человѣкъ. Сундуковъ и чемодановъ на столахъ для досмотра не было и десятка.

— Приготовьте ключъ отъ вашего багажъ. Сейчасъ принесутъ вашъ сундукъ. И ужъ если кто у васъ будетъ просить бакшишъ, никому ничего не давайте. Я за все расплачусь, сказалъ проводникъ и побѣжалъ съ квитанціей за сундукомъ.

Появился сундукъ на столѣ.Николай Ивановичъ открылъ его. Около него, какъ изъ земли, выросъ таможенный сторожъ въ фескѣ, безъ формы, въ турецкой рваной курткѣ, но съ бляхой на груди. Онъ ткнулъ себя сначала въ грудъ, а потомъ указавъ на сундукъ, протянулъ къ Николаю Ивановичу руку пригоршней и, оскаливъ зубы, произнесъ

— Бакшишъ, эфенди…

— Съ него, съ него проси… указалъ Николай Ивановичъ на проводника. — Вотъ нашъ казначей.

Проводникъ сунулъ ему въ руку нѣсколько тоненькихъ мѣдныхъ монетъ и сказалъ супругамъ:

— Піастръ даю, а вѣдь это всего только семь копѣекъ на русскія деньги.

Подошелъ таможенный чиновникъ въ фескѣ и съ зелеными петлицами на воротникѣ гражданскаго сюртука, посмотрѣлъ на таможенные ярлыки австрійской, сербской и болгарской таможенъ на сундукахъ, произнесъ слово «русскій», улыбнулся и махнулъ рукой, чтобъ закрывали сундукъ.

— Ахъ, любезность! не утерпѣла и воскликнула Глафира Семеновна. — Что-же это только русскимъ такой почетъ въ Турціи? спросила она проводника.

— Всѣмъ, мадамъ. Учтивѣе турецкой таможни въ цѣломъ мірѣ нѣтъ, но надо только бакшишъ дать, сказалъ проводникъ и тотчасъ-же сунулъ чиновнику въ руку, пояснивъ:- Десять піастровъ даю. Вотъ и все.

Сундукъ запертъ. Глазастый оборванецъ-носильщикъ, рослый и массивный, какъ слонъ, въ фескѣ, повязанной тряпицей, взвалилъ на плечо увѣсистый сундукъ, какъ перышко, и потащилъ его къ выходу.

Подошелъ еще носильщикъ и кланялся, прикладывая ладонь къ фескѣ.

— Этому піастръ за то, что принесъ изъ вагона сундукъ, проговорилъ проводникъ, суя въ руку носильщика монету. — Здѣсь ужъ такъ принято, что одинъ въ таможню приноситъ, а другой изъ таможни уноситъ. Вотъ и этому солдату надо дать, что цѣпь у входа держалъ, прибавилъ онъ и тутъ же сунулъ и солдату что-то въ руку. — А вотъ этому старому дяденькѣ за то дать надо, что онъ ярлыкъ на вашего сундукъ налѣпилъ.

Стоялъ маленькій, тщедушный старикъ съ таможенной бляхой. Проводникъ и ему сунулъ въ руку.

— Одному за то, что билетъ налѣпилъ, а другому за то, что стоялъ при этомъ и смотрѣлъ. Здѣсь Турція, здѣсь своего обычай, объяснялъ онъ. — Но все-таки, вамъ здѣсь обойдется дешевле, чѣмъ на русскаго желѣзнаго дорога. Пожалуйте садиться въ экипажъ!

— А паспортъ нашъ? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Паспортъ получимъ изъ русскаго консульства. Я схожу за нимъ и доставлю его вамъ.

— А нашъ ручной багажъ? Наши подушки? воскликнула Глафира Семеновна.

— Пожалуйте садиться въ экипажъ. Ваши вещи у экипажа.

Супруги Ивановы въ сопровожденіи проводника вышли на подъѣздъ станціи. На подъѣздѣ толпились швейцары изъ констастинопольскихъ гостинницъ въ фуражкахъ съ названіями фирмъ, и на всѣхъ европейскихъ языкахъ зазывали съ себѣ въ гостинницы немногочисленныхъ пассажировъ, пріѣхавшихъ съ поѣздомъ. Къ подъѣзду былъ уже поданъ экипажъ для супруговъ Ивановыхъ — прекрасная парная коляска съ кучеромъ въ фескѣ и приличномъ пальто на козлахъ. Въ коляскѣ былъ размѣщенъ ихъ ручной багажъ и подушки и ее окружало человѣкъ пять носильщиковъ. На козлахъ около кучера высился сундукъ. Супруги усѣлись. Протянулись со всѣхъ сторонъ руки носильщиковъ. Проводникъ началъ одѣлять ихъ мелочью и говорилъ по-русски:

— Тебѣ піастръ, тебѣ піастръ. Вотъ и ты получай. Ну, всѣмъ теперь.

Онъ вскочилъ на козлы, ухитрился какъ-то сѣсть между кучеромъ и сундукомъ, и экипажъ помчался, напутствуемый гортанными звуками носильщиковъ, изъявляющими свою благодарность супругамъ Ивановымъ.