XXXIX

Запасные пути у станціи Бѣловы были сплошь уставлены платформами съ строевымъ лѣсомъ, досками, дровами. Были даже рѣшетчатые вагоны, нагруженные перепиленными на мелкіе куски вѣтвями и хворостомъ. Видно было, что здѣсь умѣютъ беречь лѣсъ и не даютъ сгнивать, какъ у насъ въ Россіи, даже самымъ мелкимъ лѣснымъ остаткамъ.

— Большая лѣсная торговля здѣсь, сказалъ прокуроръ своимъ спутникамъ. — Бѣлова — городъ лѣсопромышленниковъ. Отсюда отправляется лѣсъ и въ Константинополь, и въ Австрію. Отъ Бѣловы мнѣ съ вами ѣхать всего шестьдесятъ шесть километровъ, семьдесятъ верстъ по вашему, а затѣмъ Филипополь — и прощайте.

— Такъ скоро? удивился Николай Ивановичъ. — Въ такомъ случаѣ надо проститься на бѣло и выпить на прощанье.

— Николай! да побойся ты Бога! вскинула на мужа умоляющій взоръ Глафира Семеновна.

— А что такое? Я Бога боюсь, какъ слѣдуетъ.

— Такъ какъ-же можно напиваться на такой дорогѣ, гдѣ разбойники даже поѣзда останавливаютъ!

— Да не напиваться, а выпить на прощанье. Вѣдь въ Турцію ѣдемъ. А въ Турціи ужъ аминь насчетъ вина. Тамъ оно и по магометанскому закону запрещено.

— Безстыдный ты человѣкъ! воскликнула Глафира Семеновна и отвернулась отъ мужа.

— И знаете, кто здѣсь главный скупщикъ лѣсовъ на срубъ? продолжалъ прокуроръ, чтобы замять начинающуюся ссору между мужемъ и женой. — Знаменитый еврей баронъ Гиршъ, устроитель Аргентинской колоніи для евреевъ. Эти лѣса правительственные, государственные. И онъ здѣсь скупилъ на срубъ, ни много, ни мало, 35,000 гектаровъ. Много здѣсь есть, впрочемъ, лѣсовъ и частныхъ владѣльцевъ.

Поѣздъ отходилъ изъ Бѣловы. Прокуроръ продолжалъ:

— Черезъ полчаса будетъ станція Татаръ-Басаржикъ. Перемѣна поѣздной прислуги. Турецкая прислуга замѣнитъ болгарскую.

— Какъ? И разговоръ ужъ будетъ по-турецки? спросила Глафира Семеновна.

— Нѣтъ. Большинство говоритъ по-французски и по-болгарски. Отъ станціи Басаржикъ вплоть до Константинополя будете слышать французскій языкъ. Вплоть до Басаржика лѣсная мѣстность и область лѣсной торговли, а послѣ Басаржика начнется область винодѣлія и рисовыхъ полей.

— Ну, вотъ какъ ни выпить винца, проѣзжая область винодѣлія! сказалъ Николай Ивановичъ и улыбнулся. — Нельзя-же такъ игнорировать мѣстности.

Глафира Семеновна сидѣла, молча, отвернувшись къ окну, и смотрѣла на мелькавшія мимо болгарскія деревеньки, пріютившіяся въ лѣсистой мѣстности, очень смахивающія по своей бѣлизнѣ на наши степныя малороссійскія деревни. Дорога спустилась уже къ подошвѣ горъ, и снѣгъ, въ изобиліи бывшій на горахъ, исчезъ.

Николаю Ивановичу очень хотѣлось выпить, чтобъ поправить голову, но онъ боялся жены и заискивающе началъ подговариваться насчетъ выпивки.

— Теперь на прощанье можно выпить чего нибудь самаго легенькаго, такъ чтобы и жена могла вмѣстѣ съ нами… сказалъ онъ.

— Не стану я пить, ничего не стану, отрѣзала Глафира Семеновна.

— Выпьешь, полъ-стаканчика-то выпьешь за господина прокурора, продолжалъ Николай Ивановичъ. — У меня даже явилась мысль соорудить крушонъ. Шампанское у насъ есть, бѣлое вино есть, апельсины и лимоны имѣются, вотъ мы это все и смѣшаемъ вмѣстѣ.

— Гмъ… Вкусно… произнесъ прокуроръ, улыбнувшись и облизываясь. — А въ чемъ смѣшаете-то?

— А угадайте! Голь на выдумки хитра, и я придумалъ, подмигнулъ Николай Ивановичъ. — Ну-ка, ну-ка? Я васъ еще помучаю.

— Въ стаканахъ?

— Какой-же смыслъ въ стаканахъ? Тогда это будетъ не крушонъ. А я крушонъ сдѣлаю, настоящій крушонъ. Въ Москвѣ-то вѣдь вы живали?

— Живалъ, отвѣтилъ прокуроръ. — Въ гимназіи въ Москвѣ учился и университетскій курсъ по юридическому факультету проходилъ.

— Ну, такъ въ Москвѣ въ трактирахъ, изъ чего купцы пьютъ вино на первой недѣлѣ великаго поста, чтобъ не зазорно было пить передъ посторонними? задалъ вопросъ Николай Ивановичъ.

— Ей-Богу, не знаю, отрицательно покачалъ головой прокуроръ.

— Изъ чайниковъ, милый человѣкъ, изъ чайниковъ. Изъ чайниковъ наливаютъ въ чашки и пьютъ. Будто чай распиваютъ, а на самомъ дѣлѣ вино. Такъ и мы сдѣлаемъ. Металлическій чайникъ у насъ есть — вотъ мы въ металлическомъ чайникѣ крушонъ и устроимъ. Каково? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Дѣйствительно, изобрѣтательность богатая. Да вы, мой милѣйшій, нѣчто въ родѣ изобрѣтателя Эдиссона! воскликнулъ прокуроръ.

— О, въ нуждѣ русскій человѣкъ изобрѣтатель лучше всякаго Эдиссона! похвалялся Николай Ивановичъ. — Глафирушка, нарѣжъ-ка намъ апельсиновъ въ чайникъ, обратился онъ къ женѣ.

— Не стану я ничего рѣзать! Рѣжте сами! огрызнулась Глафира Семеновна. — У меня голова болитъ.

— Нервы… пояснилъ Николай Ивановичъ. — А ужъ когда нервы, тутъ значитъ закусила удила и ничего съ ней не подѣлаешь.

— Не хотите-ли антиперину? У меня есть нѣсколько порошковъ, предложилъ прокуроръ.

— Не надо… А впрочемъ, дайте…

Прокуроръ тотчасъ-же досталъ изъ своей сумки порошокъ. Глафира Семеновна выпила порошокъ съ бѣлымъ виномъ. Порошокъ этотъ хорошо на нее подѣйствовалъ и отчасти подкупилъ ее. Она достала пару апельсиновъ, ножъ и принялась ихъ рѣзать, опуская ломти въ металлическій чайникъ.

— Ай да жена у меня! Что за милая у меня жена! разхваливалъ ее Николай Ивановичъ — какъ пріѣдемъ въ Константинополь, сейчасъ-же куплю ей вышитые золотомъ турецкіе туфли и турецкую шаль!

— Какъ это глупо! пробормотала Глафира Семеновна.

Проѣхали давно уже небольшую станцію Сарембей и приближались къ Татаръ Басаржику. Лѣса стали рѣдѣть и исчезли. Открылась равнина въ горахъ и въ дали на холмѣ виднѣлся бѣлый городъ съ высокими каменными минаретами, упирающимися въ небо. Извиваясь синей лентой, протекала у подножія холма рѣка Марица. Поѣздъ сталъ загибать къ городу.

— Здѣсь начинается область винодѣлія-то? спросилъ прокурора Николай Ивановичъ, когда поѣздъ остановился на станціи Татаръ-Басаржикъ.

— Нѣтъ, здѣсь все еще область лѣсной торговли. Тутъ находится громадная контора французскаго общества разработки лѣсныхъ и горныхъ продуктовъ; за Басаржикомъ, когда мы начнемъ огибать вонъ ту гору, увидимъ опять лѣса, спускающіеся съ горъ, а за лѣсами вы увидите виноградники. Я скажу, когда область винодѣлія начнется.

— Ну, такъ я тамъ и открою бутылку. А теперь только смолку собью.

И Николай Ивановичъ принялся отбивать на бумагу смолку отъ шампанской бутылки.

Поѣздъ пріѣхалъ на станцію Татаръ-Басаржикъ, постоялъ тамъ минутъ пить и помчался дальше.

Дѣйствительно, на горахъ опять засинѣли хвойные лѣса. Пересѣкли горную рѣчку, которую прокуроръ назвалъ Кришмой, пересѣкли вторую — Деймейдеру рѣку.

— Сплавныя рѣки и обѣ въ Марицу вливаются, пояснилъ прокуроръ. — По нимъ сплавляютъ лѣсъ.

Поѣздъ мчался у подножія горъ. На нижнихъ склонахъ лѣсъ началъ рѣдѣть и дѣйствительно начались виноградники.

— Вотъ она область винодѣлія! Началась, сказалъ прокуроръ.

— Привѣтствуемъ ее! — отвѣчалъ Николай Ивановичъ, сидѣвшій съ бутылкой шампанскаго въ рукахъ, у которой были уже отломаны проволочные закрѣпы и пробка держалась только на веревкахъ. Онъ подрѣзалъ веревки — и пробка хлопнула, ударившись въ потолокъ вагона. Шипучее искрометное вино полилось изъ бутылки въ чайникъ. Затѣмъ туда же прокуроръ влилъ изъ бутылки остатки болгарскаго бѣлаго вина.

— Коньячку-бы сюда рюмки двѣ, проговорилъ какъ-то особенно, въ засосъ, Николай Ивановичъ, но жена бросила на него такой грозный взглядъ, что онъ тотчасъ-же счелъ за нужное ее успокоить:- Да вѣдь у насъ нѣтъ съ собой коньяку, нѣтъ, нѣтъ, а я только говорю, что хорошо-бы для аромата. Ну, Степанъ Мефодьичъ, нальемъ себѣ по стакану, чокнемся, выпьемъ и распростимся. Дай вамъ Богъ всего хорошаго. Будете въ Петербургѣ — милости просимъ къ намъ. Сейчасъ я вамъ дамъ мою карточку съ адресомъ.

— Собираюсь, собираюсь въ Петербургъ, давно собираюсь и навѣрное лѣтомъ пріѣду, отвѣчалъ прокуроръ. — А вамъ счастливаго пути! Желаю весело пожить въ Константинополѣ. Городъ-то только не для веселья. А насчетъ дороги, мадамъ Иванова, вы не бойтесь. Никакихъ теперь разбойниковъ нѣтъ. Все это было да прошло. Благодарю за нѣсколько часовъ, пріятно проведенныхъ съ вами, и пью за ваше здоровье! прибавилъ онъ, когда Николай Ивановичъ подалъ ему стаканъ съ виномъ.

— За ваше, Степанъ Мефодьевичъ, за ваше здоровье!

Николай Ивановичъ чокнулся съ прокуроромъ, чокнулась и Глафира Семеновна.

Поѣздъ свистѣлъ, а въ окнѣ вагона вдали показался городъ.

— Филипополь… сказалъ прокуроръ — Къ Филипополю приближаемся. На станціи есть буфетъ. Буфетъ скромный, но все таки съ горячимъ. Поѣздъ будетъ стоять полчаса. Можете кое чего покушать: жареной баранины, напримѣръ. Здѣсь прекрасная баранина, прибавилъ онъ и сталъ собирать свои вещи.

Загрузка...