Зала Болгарскаго банка была изрядно большая зала, устроенная на европейскій манеръ, три стѣны которой были отгорожены проволочными рѣшетками съ нумерованными окнами и за рѣшетками сидѣли у конторокъ пожилые и молодые, лысые и съ богатой шевелюрой конторщики. Четвертая стѣна была занята диванами для ожидающей публики, а посрединѣ стоялъ большой столъ для счета денегъ и написанія бланковъ, которые лежали тутъ-же. Около каждаго окна въ рѣшеткѣ стояли также маленькіе столики. Конторщики или возились съ книгами или съ перомъ за ухомъ разговаривали съ публикой, вообще не многочисленной. Николай Ивановичъ выбралъ конторщика посолиднѣе и подошелъ къ нему.
— Говорите по-русски? обратился онъ съ нему.
— Сколько угодно. Я изъ Москвы, отвѣчалъ конторщикъ.
— Русскій? Какъ это пріятно! Я изъ Петербурга.
— Нѣтъ, я болгаринъ, но служилъ въ Россіи. Что прикажете?
— А вотъ я желалъ-бы размѣнять эти сербскія бумажки на болгарскія деньги — и Николай Ивановичъ протянулъ конторщику пачку сербскихъ кредитныхъ билетовъ.
— Не мѣянемъ, отрицательно покачалъ головой конторщикъ.
— То есть какъ это? Совсѣмъ не занимаетесь размѣномъ кредитныхъ билетовъ?
— Русскихъ, французскихъ, австрійскихъ и другихъ — сколько угодно, но съ сербскими операцій не дѣлаемъ.
— Вотъ это забавно! Государство бокъ-о-бокъ, такое-же славянское, а вы отъ его денежныхъ билетовъ отвертываетесь.
— Курсъ очень низокъ. Къ тому-же они ходятъ только внутри страны.
— Какъ меня жидъ-то надулъ въ Бѣлградѣ! обратился Николай Ивановичъ къ женѣ и покачалъ головой.
— Въ Бѣлградѣ они отлично ходятъ, сказалъ конторщикъ.
— Ну, нѣтъ-съ. Ужъ если на откровенности пошло, то у меня ихъ не взяли въ Бѣлградѣ на желѣзной дорогѣ за билеты.
— Желѣзнодорожные билеты Восточной дороги вездѣ продаются только на золото.
Николай Ивановичъ былъ въ недоумѣніи.
— Гмъ… Ну, братья-славяне! Даже свои славянскія бумажки не хотятъ мѣнять! проговорилъ Николай Ивановичъ. — Но неужели они такъ и должны у меня пропасть? У меня на триста динаровъ. Отсюда мы ѣдемъ въ Константинополь.
— Обратитесь съ евреямъ-мѣняламъ. Можетъ быть, они вамъ ихъ и размѣняютъ. Но предупреждаю, вамъ много потерять придется, улыбнулся конторщикъ.
— Ловко! Хорошее воспоминаніе мы увеземъ о сербскихъ братушкахъ! Ваши-то болгарскія кредитки хорошо-ли ходятъ?
— У насъ только золото и серебро.
— Тогда позвольте мнѣ на сто рублей болгарскаго золота и серебра.
И Николай Ивановичъ протянулъ конторщику сто рублей.
— При объявленіи, при объявленіи потрудитесь подать, отстранилъ отъ себя конторщикъ сторублевый билетъ и тутъ-же подалъ бланкъ.
Николай Ивановичъ взялъ бланкъ, заглянулъ въ него и сказалъ конторщику:
— Да тутъ у васъ по-болгарски…
— Пишите по-русски, все равно. «Представляя русскій кредитный билетъ въ сто рублей, прошу мнѣ выдать по курсу въ левахъ золотомъ…»
— Ну, хорошо. Вѣдь вотъ нигдѣ заграницей этого нѣтъ, чтобы объявленія писать. Приносишь въ банкъ сторублевую бумажку и сейчасъ тебѣ: «пожалуйте, разъ, два три»…
— Ну, что дѣлать! У насъ немножко бумажное царство. У васъ-же, русскихъ, учились.
Объявленіе подано, деньги размѣнены, и супруги Ивановы выходили изъ банка.
— Нѣтъ, Каковы сербскіе братушки! Какими деньгами наградили! Только жиды ихъ и берутъ, говорилъ Николай Ивановичъ. — Придется и здѣсь жида мѣнялу искать.
Они сѣли въ фаэтонъ и поѣхали.
— Куда теперь везешь? спросилъ Николай Ивановичъ сидѣвшаго на козлахъ чичероне въ фуражкѣ съ надписью «Метрополь».
— Проѣдемся по Дондуковскому бульвару и домъ Стамбулова поѣдемъ смотрѣть, былъ отвѣтъ.
— А! Ладно! Ладно.
Тянулась улица, обсаженная только еще начинавшими приживать деревцами. Направо пустырь, далѣе невзрачный домишко, опять пустырь, стройка. Налѣво — то же самое. Вообще строющихся домовъ довольно много. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ еще только копаютъ рвы подъ фундаменты.
— Кто тутъ строится? кивнулъ Николай Ивановичъ на одно угловое мѣсто на какой-то улицѣ.
— Бывшій министръ Ухтумовъ домъ себѣ строитъ, былъ отвѣтъ съ козелъ.
Проѣхали сажень пятьдесятъ.
— А это подо что роютъ? спросилъ опять Николай Ивановичъ.
— Тутъ будетъ театръ.
— А теперь развѣ у васъ нѣтъ театра?
— Есть, но очень маленькій, въ Славянской Бесѣдѣ.
— А что это за Славянская Бесѣда такая?
— Ферейнъ и клубъ.
— А попасть туда намъ можно?
— Еще-бы вамъ-то нельзя, ваше превосходительство! Тамъ генераловъ любятъ.
Николай Ивановичъ гордо погладилъ бороду и поправилъ свой цилиндръ, накренивъ его на бекрень.
— Непремѣнно сегодня поѣдемъ туда.
Проѣхали еще сажень пятьдесятъ. Площадь. На площади стройка.
— Тутъ что строится?
— Новый каѳедральный соборъ будетъ.
— А тамъ что такое?
— Бывшій министръ Канакаловъ домъ себѣ строитъ. А вонъ тамъ по улицѣ фундаментъ дѣлаютъ, такъ это большой купецъ одинъ… Онъ овечьими шкурами торгуетъ.
— Сколько стройки-то! Сколько улицъ пустынныхъ раскинуто! Большой, красивый городъ Софія будетъ — обратился Николай Ивановичъ къ женѣ.
— Улита ѣдетъ, когда-то еще пріѣдетъ, — отвѣчала та.
— Не находишь-ли ты, что Софія немножко смахиваетъ на Царское Село?
— Пожалуй. Но тамъ все-таки куда больше построекъ.
— Бани, господинъ ваше превосходительство, у насъ строятся, большія сѣрныя бани, — разсказывалъ съ козелъ чичероне. — Сѣрныя бани будутъ и большая гостильница при нихъ. Курортъ… Для лѣченія, — прибавилъ онъ.
Выѣхали совсѣмъ на пустынную улицу, свернули за уголъ. Среди пустыря направо и пустыря налѣво стоялъ двухэтажный небольшой бѣлый домикъ безъ всякихъ украшеній, но съ подъѣздомъ подъ навѣсомъ и съ балкономъ во второмъ этажѣ. Съ балкона были свѣсившись два траурные флага — черный съ бѣлымъ.
— Вотъ домъ Стамбулова, — указалъ съ козелъ чичероне.
— Этотъ-то? — вырвалось у Глафиры Семеновны. — Да не можетъ быть!
— Дѣйствительно маловатъ и скромноватъ — согласился Николай Ивановичъ. — У насъ даже въ провинціи богатые купцы куда шире живутъ. А тутъ такой большой болгарскій человѣкъ и въ такомъ маленькомъ домѣ жилъ! Я думалъ, что у Стамбулова, который всей Болгаріей ворочалъ, дворецъ былъ. Скромно, скромно жилъ Стамбуловъ! И около дома ни садика, ни двора приличнаго.
Очутились на углу бульвара. Фаэтонъ остановился.
— А вотъ здѣсь на углу былъ израненъ Стамбуловъ, — сказалъ съ козелъ чичероне. — Въ голову, въ руки, въ плечи… Пять докторовъ его лѣчили — вылѣчить не могли. А клубъ, изъ котораго онъ ѣхалъ домой, не далеко отсюда. Прикажите, ваше превосходительство, къ клубу ѣхать? — спросилъ онъ.
— Ну, что тутъ! Вези теперь въ соборъ. Нужно въ соборъ войти. А потомъ въ самый лучшій ресторанъ, — отдалъ приказъ Николай Ивановичъ.
Фаэтонъ помчался.