В гостях у турок

XXVII

Обѣдъ, чисто болгарской кухни, составленный для Николая Ивановича рестораннымъ слугой, особенно вкуснымъ, однако, Николаю Ивановичу не показался. Первое блюдо — говежо расолъ онъ только попробовалъ, изъ мяснаго фарша въ виноградныхъ листьяхъ съѣлъ тоже только половину. Третье блюдо пиле печено съ зеле оказалось жаренымъ цыпленкомъ съ капустой. Цыпленка Николай Ивановичъ съѣлъ, а капусту оставилъ, найдя этотъ соусъ совсѣмъ не идущимъ къ жаркому.

— Ну, что? спросила его Глафира Семеновна, подозрительно смотрѣвшая на незнакомыя кушанья. — Не нравится?

— Нѣтъ, ничего. Все-таки оригинально, отвѣчалъ тотъ.

— Отчего-же не доѣдаешь?

— Да что-жъ доѣдать-то? Будетъ съ меня, что я попробовалъ. Зато теперь имѣю понятіе о болгарской стряпнѣ. Все-таки, она куда лучше сербской. Нигдѣ деревяннаго масла ни капли. Вотъ вино здѣсь красное монастырское хорошо.

— Что ты! Вакса. Я съ сельтерской водой насилу пью.

— На бургонское смахиваетъ.

— Вотъ ужъ нисколько-то не похоже… Однако, куда-же мы послѣ обѣда? Вѣдь ужъ темнѣетъ.

— Домой поѣдемъ.

— И цѣлый день будемъ дома сидѣть? Не желаю. Поѣдемъ въ театръ, что-ли, въ циркъ, а то такъ въ какой нибудь кафешантанъ, говорила Глафира Семеновна.

— Да есть-ли здѣсь театры-то? усумнился супругъ. — Здѣсь театръ только еще строится. Намъ давеча только стройку его показывали.

— Ты спроси афиши — вотъ и узнаемъ, есть-ли какія нибудь представленія.

— Кельнеръ! Афиши! крикнулъ Николай Ивановичъ слугѣ.

Слуга подскочилъ къ столу и выпучилъ глаза.

— Афиши. Молимъ васъ афиши… повторилъ Николай Ивановичъ.

— Здѣсь въ Софіи афиши не издаются, послышалось съ сосѣдняго стола.

Николай Ивановичъ обернулся и увидалъ коротенькаго человѣчка съ бородкой клиномъ и въ черномъ плисовомъ пиджакѣ, при бѣломъ жилетѣ и сѣрыхъ панталонахъ. Коротенькій человѣкъ всталъ и поклонился.

— Отчего? задалъ вопросъ Николай Ивановичъ.

— Оттого, что зрѣлищъ нѣтъ.

— Но вѣдь есть-же какія нибудь развлеченія? вмѣшалась въ разговоръ Глафира Семеновна.

— Кафешантаны имѣются при двухъ-трехъ гостинницахъ, но тамъ представленія безъ всякой программы.

— Стало быть это точно такъ же, какъ и въ Бѣлградѣ? Не весело-же вы живете!

— У насъ бываютъ иногда спектакли въ Славянской Бесѣдѣ… Но теперь весна… Весенній сезонъ.

— И въ клубахъ никакихъ нѣтъ развлеченій?

— Карты, шахматы.

— Какъ это скучно!

— Что дѣлать, мадамъ… Вы не должны ставить нашу Софью наравнѣ съ большими городами Европы. Мы только еще приближаемся къ Европѣ, сказалъ коротенькій человѣкъ и опять поклонился.

— Все равно. Мы поѣдемъ въ кафешантанъ, потому что я не намѣрена цѣлый вечеръ сидѣть дома, шепнула Глафира Семеновна мужу.

— Какъ хочешь, душенька. А только ловко-ли замужней-то женщинѣ въ кафешантанъ? отвѣчалъ тотъ и подозвалъ кельнера, чтобъ разсчитаться съ нимъ.

— А въ Парижѣ-то? Въ Парижѣ я была съ тобой и на балахъ кокотокъ въ Муленъ Ружъ и Шануаръ. Самъ-же ты говорилъ, что съ мужемъ вездѣ можно. Флагъ покрываетъ товаръ.

— Такъ-то оно такъ. Но въ Парижѣ насъ никто не зналъ.

— А здѣсь-то кто знаетъ?

Николай Ивановичъ поправилъ воротнички на рубашкѣ, пріосанился и отвѣчалъ:

— Ну, какъ тебѣ сказать… Здѣсь меня принимаютъ за особу дипломатическаго корпуса.

— Кто тебѣ сказалъ? Ты меня смѣшишь! воскликнула Глафира Семеновна.

— А давеча утромъ-то? Пріѣхалъ репортеръ и сталъ распрашивать. Вѣдь завтра мы будемъ ужъ въ газетѣ.

— Не смѣши меня, Николай! Какой-то дуракъ явился къ тебѣ съ разспросами, а ты ужъ и не вѣдь что подумалъ!

— Не кричи пожалуйста! Эта козлиная бородка и то насъ пристально разсматриваетъ.

Подошелъ слуга и принесъ счетъ. Николай Ивановичъ заглянулъ въ счетъ и поразился отъ удивленія. За шесть порцій кушанья, за водку, закуску, вино и сифонъ сельтерской воды съ него требовали семь съ половиной левовъ, что, считая на русскія деньги, было меньше трехъ рублей. Онъ отсчиталъ девять левовъ, придвинулъ ихъ къ слугѣ и сказалъ:

— А остальное возьмите себѣ.

Не менѣе Николая Ивановича поразился удивленіемъ и слуга, получивъ полтора лева на чай. Онъ даже весь вспыхнулъ и заговорилъ, кланяясь:

— Благодарю, господине! Благодарю, экселенцъ…

Супруги Ивановы поднялись изъ-за стола и хотѣли уходить изъ ресторана, какъ вдругъ къ нимъ подскочилъ коротенькій человѣкъ съ клинистой бородкой и, поклонясь, проговорилъ:

— Могу я просить у вашего превосходительства нѣсколько минутъ аудіенціи?

Николай Ивановичъ даже слегка попятился отъ удивленія, но отвѣчалъ:

— Сдѣлайте одолженіе.

Коротенькій человѣкъ вытащилъ изъ кармана записную книжку и карандашъ и продолжалъ:

— Я такой-же труженикъ пера, какъ и мой товарищъ, который посѣтилъ васъ сегодня поутру и которому вы удѣлили нѣсколько минутъ на бесѣду съ вами. Кто вы и что вы и зачѣмъ сюда пріѣхали, я, ваше превосходительство, очень хорошо знаю отъ моего сотоварища. Цѣль моя поинтервьюировать васъ для нашей газеты. Я состою сотрудникомъ другой газеты и даже совсѣмъ противоположнаго лагеря отъ той газеты, гдѣ пишетъ мой товарищъ. Вотъ, ваше превосходительство, вы теперь видѣли уже нашу Софью. Что вы можете сказать о ней и вообще о нашемъ поворотѣ въ русскую старину?

Николай Ивановичъ крякнулъ и произнесъ: «гмъ, гмъ»… Онъ рѣшительно не зналъ, что ему говорить.

— Городъ хорошій… Городъ съ будущностью… сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія. Я видѣлъ много незастроенныхъ мѣстъ, но видѣлъ уже много забутенныхъ фундаментовъ. Очень пріятно, что у васъ есть Аксаковская улица, Московская, Дондуковскій бульваръ, но очень жаль, что на этихъ улицахъ нѣтъ домовъ русской архитектуры. Понимаете? Хоть что нибудь-бы да въ русскомъ стилѣ… А у васъ ничего, рѣшительно ничего… Вотъ этого я не одобряю.

— Осмѣлюсь замѣтить вашему превосходительству, что русскаго стиля на каменныхъ постройкахъ и въ Россіи нѣтъ, проговорилъ коротенькій человѣкъ.

— А зачѣмъ вамъ непремѣнно каменныя постройки? Вы возведите что-нибудь деревянное, но чтобъ русскій стиль былъ. Можно построить что-нибудь избеннаго характера, съ пѣтухами на конькѣ. Крыши, крыльцо можно устроить теремнаго характера. Вотъ тогда будетъ ужъ полный поворотъ съ русскому… А такъ… Однако, намъ пора… Прощайте! сказалъ Николай Ивановичъ, протягивая собесѣднику руку, — Ѣдемъ, Глафира Семеновна! обратился онъ къ женѣ.

— Осмѣлюсь обезпокоить ваше превосходительство еще однимъ вопросомъ. Вѣдь въ сущности мнѣ интересенъ вашъ взглядъ на нашу политику, остановилъ было Николая Ивановича коротенькій человѣкъ, но тотъ махнулъ рукой и сказалъ:

— Извините, больше не могу… Не могу-съ… Когда-нибудь въ другой разъ…

И сталъ уходить изъ ресторана.

— Ну, что, Глаша? Каково? Видала? Неужели это, по твоему, второй дуракъ? обратился онъ къ женѣ, когда въ швейцарской сталъ надѣвать пальто. — Нѣтъ, матушка, во всей моей фигурѣ положительно есть что-то генеральское, административное… Вотъ тебѣ, милый, на чай… подалъ онъ швейцару левъ и когда тотъ, въ восторгѣ отъ щедрой подачки, со всѣхъ ногъ бросился отворять дверь, величая его экселенцъ, онъ гордо сказалъ женѣ:- Глафира Семеновна! Слышали? Какъ вы должны радоваться, что у васъ такой мужъ!