Вблизи Софии

18

Деревянные ступеньки общежития скрипели и прогибались, даже когда по ним поднималась своей легкой, быстрой походкой Таня. Она остановилась у двери восьмой комнаты, взялась за ручку. Против обыкновения дверь была закрыта на засов.

— Это я. Открой, — в голосе Тани слышалось нетерпение.

Ей открыла Божурка, в одной комбинации и с гребнем в руке. С порога Таня удивленно оглядела комнату: подметено, убрано, кровати оправлены, аккуратно застелены, на столе из зеленого кувшинчика выглядывают фиолетовые безвременники. Таня не знала, похвалить ли ей Божурку или сделать вид, что ничего не заметила: как бы та не загордилась. Эта перемена не была случайна. Божурка менялась с каждым днем. Стеснительная, скрытная деревенская девочка, как зверек, забивавшаяся в угол, она стала доверчивой, общительной, услужливой.

— Зачем ты убрала? Ведь сегодня моя очередь, — спросила наконец Таня.

— Мне это совсем не трудно. Я ведь знаю, что у тебя нынче и без того дел по горло…

Божурка была права. Таню после смены вызвали в редакцию многотиражки. Потом она зашла в комитет за списками членов кружка. И только взяла в библиотеке книгу, как вспомнила, что нужно передать по радио сообщение об отличившейся бригаде бетонщиков.

Сейчас Таня искала свою затерявшуюся в книжном шкафу тетрадь и тут же давала Божурке поручения:

— Завтра до обеда у нас спевка. Я напишу пригласительные, а ты их раздай. Это одно. А второе — ты должна написать статью в многотиражку.

Божурка сидела на кровати, поджав под себя ноги, и, опершись на подушку, старательно выводила буквы на листке из тетради. При словах Тани девушка испуганно приподнялась и отложила листок. Что она может написать в газету? Ведь там пишут об опытных, отличившихся мастерах. А она не сделала ничего особенного.

— Знаешь, Таня, сначала, когда я сюда пришла, я очень боялась, что не смогу справиться и меня выгонят. В деревне ведь отец то и дело мне говорил: «Из тебя человека не выйдет». А я больше не хотела пасти овец. Целыми днями ему твердила, что хочу учиться дальше, но он и слышать не хотел. А здесь мне все помогают. Инженеры сказали: «Из тебя, Божурка, выйдет хороший работник». Сначала-то мне не верилось, что это возможно, но раз уж инженеры так говорили, то и я старалась не ударить лицом в грязь. Ко всему присматривалась, что мне расскажут и покажут, запоминала. А как же иначе можно? Ведь дело-то мне какое большое доверили!..

Божурка говорила, а Таня, будто и не слушая ее, что-то записывала.

— Вот твоя заметка и готова. Я записала то, что ты сейчас рассказала, — очень интересно получилось.

Таня снова вернулась к своим делам. Нужно было еще посмотреть последнюю лекцию, которую будут обсуждать в кружке. Но тут дверь с шумом распахнулась. Вбежала бывшая Танина сослуживица по управлению и затараторила; сегодня у них вечеринка, нужно успеть выстилать блузку, так что не может ли Таня дать ей свой таз?

— На вечеринку ты всегда готова бежать, а на хор ни разу не пришла, — упрекнула ее Таня.

— А что я — глупая, чтобы терять время? Живем только раз, надо спешить повеселиться, пока молодость не прошла. Гико Сиджимков нас приглашает. Комната у него большая — есть где потанцевать.

Таня знала об этой вечеринке. Только что Сиджимков встретил ее и пригласил вместе провести вечер. Она отказалась, но Сиджимков настаивал: у него, дескать, к ней важное дело.

— Я буду в редакции. Вот там и поговорим, — возразила Таня.

— Да ну ее! Вечно там шум, толчея. И лишних ушей много. А мой разговор их не терпит.

Сиджимков выжидающе смотрел на девушку своими кошачьими глазами и старался угадать, чем бы заинтересовать ее. Тут он вспомнил, как она когда-то рассказала ему о своей прежней мечте стать киноактрисой: даже пробные снимки уже делали на студии, но они получились неудачными. Есть зацепка! Ею и надо воспользоваться…

— Я ведь к чему этот разговор веду, — снова заговорил Гико, — на днях должны приехать киношники, будут снимать документальный фильм о нашем строительстве. Одного из них я знаю. А я давно уже задумал что-то вроде маленького сценария. Так, небольшой сюжетик, и знаешь, ты будешь в центре.

— В центре? Ты ведь понятия не имеешь о производстве, не знаешь людей. Это совсем нелегко — написать сценарий для документального фильма.

— Конечно, нелегко! — обрадовался Сиджимков. — Поэтому я и хочу, чтобы ты мне помогла. Мы напишем его вместе. Ты знаешь людей, подскажешь, кого снимать. Я именно об этом и хотел поговорить. А ты будешь героиней. У тебя такое выразительное лицо и такие глаза! Знаешь что? Тебя снимут в кабине. Ты будешь выглядывать в окошко. Крупным планом: улыбка, глаза. Мы это устроим. Все зависит от меня. Заходи завтра вечерком, поговорим. Значит, завтра в девять…

Тетрадь соскользнула с колен, упала на пол, и этот шорох вернул ее к действительности. Таня подняла голову. Ну вот, ни строчки не прочитала! В первый раз идет на кружок, не подготовившись. Киро перегонит ее. Ох, и упрямый же он, этот Киро. Девушка улыбнулась, вспомнив о нем. Симпатичный парень! Но что это он позволяет себе говорить о ней со Светлой? К чему бы это? Он даже школы не закончил. А вот Сиджимков — тот с высшим образованием. Всегда аккуратен, даже элегантен. Смотрит на нее, разинув рот, словно хочет проглотить. И все хочет понравиться ей. Только очень уж самоуверен. Это в нем и привлекает ее и отталкивает. Нет, она его боится и не пойдет завтра вечером. А как было бы чудесно, если бы ее сняли в фильме! Особенно в кабинке башенного крана, ее крана.

— Таня, — окликнула Божурка, — ты не опоздаешь?

Девушка вскочила. Взглянула на круглый будильник с треснутым стеклом, быстро натянула брюки и вязаную кофточку — по вечерам стало уже прохладно. Красная косынка высовывалась из кармана ватника. Таня открыла шкафчик, вынула хлеб, отломила кусок брынзы и выбежала. На лестнице она столкнулась с Младеном, который жил в том же доме.

— Ты что несешься, как ураган? Чуть меня с ног не сбила!

— Опаздываю! Твоя плитка у нас в комнате. Извини, взяли ее без спроса…

На кружок Таня все равно не попала. Внезапно хлынул дождь. Он и до этого накрапывал, словно раздумывал, стоит прибегать к решительным действиям или не стоит. Но тут решился и полил как из ведра. Таня еле успела юркнуть под навес. Теперь она по крайней мере могла спокойно поесть. Только бы Зарев нашел плитку и вскипятил себе чай. Девушка продрогла, и ей казалось, что ничего не могло быть сейчас лучше чашки горячего чая.

А Младен в это время действительно хлопотал у плитки. Он наспех срастил концами перегоревшую спираль и поставил на плитку котелок с водой. Младена знобило, во всем теле он чувствовал ломоту, болела голова. Ему хотелось выпить горячего крепкого чаю и поспать часок-другой. Неожиданно раздался телефонный звонок. Молодой инженер неохотно снял трубку. Звонили из проходной.

— Какая девушка? — едва не крикнул Младен.

— Босая и вся мокрая.

— Как босая?

— Так вот. Туфли у нее есть, только она их через плечо перекинула. Говорит, что вы ее знаете. И еще… — вахтер запнулся, было ясно, что он сам не верит, — говорит, что она инженер.

— Какой инженер? Как ее зовут? — раздраженно спросил Младен и вдруг догадался: — Ольга? Танева? Пусти ее немедленно. Я сейчас приду.

Вода в котелке кипела, выплескивалась на плитку. Младен выдернул вилку шнура, накинул куртку и побежал вниз по лестнице.

Ольга смеялась и выглядела такой счастливой, словно сбылась ее самая заветная мечта. Младен не замечал ни слипшихся сосульками прядей мокрых волос, ни намокшей одежды, ни закатанных, забрызганных грязью брюк, ни босых ног, что шлепали по грязи.

— Оля! — повторял он. — Оля!

Она была похожа на маленькую девочку, в первый раз очутившуюся далеко от дома.

— Пошли скорей, переоденешься. А то ведь простудишься!

Они побежали к Мирко. Дождь стихал, последние крупные капли падали на землю. Прохожие оборачивались, всматриваясь в босую спутницу инженера. А Ольга не смущалась. Она даже не замечала любопытных взглядов. Что-то новое и радостное трепетало в воздухе. Дождь ведь не всегда печален. Капли пели. И ее ноги не тонули в грязи. Она наслаждалась заботой и нежностью, такими необычными со стороны Младена.

Светла еще не вернулась из библиотеки, где работала уже несколько месяцев. Мирко сам только что пришел домой, чтобы переодеться и обсушиться. Он предоставил в распоряжение Ольги всю одежду, что нашлась в доме.

Чайник еще не успел закипеть, когда Ольга появилась на пороге.

— Очень гостеприимный дом! И я как следует воспользовалась вашими вещами.

В домашних туфлях Мирко, в Светлиной юбке, которая была ей длинна и широка, в мужском свитере, в рукавах которого утопали даже кончики ее пальцев, она тем не менее не выглядела смешной. Ее волосы, почти просохшие, опять начали виться.

— А что скажет Светла! Я намочила все полотенце, вытирая свои волосы. Все раскидала, искала что потеплее.

Ольга сунула руки в рукава свитера, как в муфту, а лицо спрятала в высоком воротнике. Она удобно устроилась на пушистом красном коврике и завернулась в одеяло, которое дал ей Мирко.

— В проходной мне не верят: «Разыгрываешь нас, что ли? Ну какой ты инженер? Где это видано, чтобы инженеры ходили босиком?» Ах, да тут настоящий рай! И как можно жаловаться на плохие бытовые условия? Вот внизу на шахте у инженера Евтимова, там действительно все еще в первобытном состоянии: контора — в бараке, окно только навешено и не замазано, новые доски пахнут свежестью и смолой, а перед письменным столом вместо стула ящик. В углу уже стоит этажерка, на ней книги и репродуктор. И представьте себе: Евтимов устроил там же какой-то топчан и иногда остается ночевать.

— Уж не обвиняешь ли ты нас, что мы утопаем в роскоши? — спросил Мирко.

— Немножко есть.

— Раз тебе так нравится здесь, — предложил Младен, — давай обменяемся: ты оставайся здесь, а я вернусь в проектное бюро.

Младен шутил, но Ольга видела за его словами нечто большее: он не стремится в Софию, когда она там, а предлагает поменяться. Взгляд ее затуманился, и все вокруг померкло. Но она ответила:

— Я бы осталась, с радостью осталась. В Софии меня ничто особенно не привлекает и никто меня не ждет, — она подчеркнула интонацией последнее слово и продолжала быстро, взволнованно. — Настоящая жизнь здесь, на строительстве. Я недавно разговорилась с одним пареньком из Буковицы, его зовут Спас. Он буквально живет стройкой! И другие, наверно, тоже. А ведь есть здесь и такие, что думают только о своих софийских знакомых, о спокойной, без волнений работе в учреждении. Я сама это испытала. Сидишь за письменным столом, думаешь о плане, о бетоне, о креплениях, о направлении проходки. И ни разу не подумаешь о людях, о тех, кто, как кроты, роются под землей, о тех, кто каждую секунду рискует быть раздавленным под обломками скал. Конечно, в Софии приятнее. Так пусть там остаются более «способные», а здесь, на стройке, работают те, кто не сумел найти теплое местечко в Софии.

Ольга замолчала. Мирко и Младен недоумевали, из-за чего она вспылила.

— Ты несправедлива, Оля, — укоризненно сказал Мирко.

— К вам это не относится, — смутилась девушка, поняв, что в своем раздражении зашла слишком далеко. — Я не имела в виду вас.

— Может быть, это относится к твоему обожателю инженеру Тошкову? — насмешливо сказал Младен.

Мирко засмеялся. Ольга тоже принужденно улыбнулась. Как спокойно говорит Младен об этом ее «обожателе». Никакой тревоги, ни малейшего волнения. Значит, ему действительно все равно, что будет с ней.

— Ты прав. Именно о нем я и думала, — она говорила с притворным равнодушием, — а сейчас я должна ему представиться, ведь мне нужно осмотреть вход в туннель. Мирко, ты не пойдешь со мной? А то я боюсь, что Тошков тоже потащится в туннель.

— Пусть хоть разок побывает там, — возразил Мирко. — Вот удивятся проходчики! Большинство из них еще не имели счастья видеть его петушиную физиономию. Зато Евтимов — полная противоположность Тошкову.

— Вы должны знать, что за человек Евтимов, как он относится к людям!

— А мне кажется, что ты слишком доверяешь ему, — возразил Младен.

— Это верно, — горячо вырвалось у Ольги, — я ему доверяю во всем. Я верю в его способности, верю в его проекты — это не случайные выдумки, в них чувствуются большие знания и опыт. Он старше нас по летам, но сердце у него моложе. Все его недооценивают, и ты тоже, Младен. Вы даже не внедрили ни одного его предложения.

— При проходке были такие потери, что никакой рационализацией не компенсировать.

— Он в этом не виноват. Всему виной обвалы и недоработанные планы. Я не могу понять, на чем основано доверие, которым пользуется у начальства Тошков. Главный инженер поднял вопрос о том, что проходка задерживается. Завтра у нас в Гидропроекте совещание. На нем я тоже должна высказаться. Будет большое начальство. И мне страшновато. Младен, а ты не можешь прийти? Мне будет легче, когда со мной рядом друг.

— Да я и так завтра или послезавтра должен быть в Софии. Могу поехать сегодня вечером вместе с тобой, — сказал Младен.

Когда вернулась с работы Светла, Ольга усердно сушила электрическим утюгом свои брюки. Младен ушел подготовить работу на завтра, когда его не будет, и записаться на автобус.

Ольга давно искала случая поговорить со Светлой о Младене, но не решалась. А Светла рассказывала ей о своей работе в библиотеке, об интересе рабочих к книгам. Ольга рассеянно слушала. С тех пор как они сегодня бежали с Младеном под дождем, у нее из головы не выходили стихи Элюара:

Сегодня вечером она непременно прочтет Младену эти строки.

Младен вернулся с новостью: только что приехал какой-то хоровой ансамбль на двух огромных машинах. Скоро начнется концерт. Они все сейчас пойдут на него, а потом Младен и Ольга присоединятся к ансамблю. Удалось договориться о двух местах в одной из машин.

— Давайте, давайте, скорее собирайтесь! — торопил он друзей. — А то опоздаем к началу…

Столы в рабочей столовой сдвинули в сторону, а стулья расставили длинными рядами. Большинство мест уже было занято.

Младен прокладывал в толпе дорогу. Вся их группа устроилась в первом ряду, отведенном для инженеров и начальства. Здесь они встретились с Евтимовым. Он был подтянут, в хорошем настроении и выглядел — Ольга оказалась права — очень молодо.

Таня, как всегда возбужденная в подобных случаях, командовала:

— Так нельзя. Их должен кто-нибудь приветствовать сначала или поблагодарить в конце.

— Скажи ты, Мирко, — рассеянно кинул Младен.

— Э, нет. У нас по этой части Светла. Обратись к ней…

Импровизированную эстраду заполнили хористы ансамбля — девушки в белых блузках и черных юбках. Освещение было слабое, и артистов можно было различить, пожалуй, только по росту да цвету волос. Дирижер, худощавый юноша, низко поклонился залу, и темные волосы упали ему на лицо. Концерт начался.

Ольга не могла заставить себя слушать. Она думала только о том, как они поедут вместе с Младеном. Она взглянула на него, хотела поделиться предчувствием чего-то радостного. Он не отрываясь смотрел на сцену. Ольга проследила направление его взгляда и опустила голову. Песня в ее душе замолкла. На сцене стояла Лиляна.

…Когда концерт закончился, Младен пробормотал: «Встретимся у автобусов», — и тут же исчез.

Ольга вышла вместе со Светлой. У дверей образовалась пробка. Какой-то высокий мужчина остановился на дорожке и задерживал все движение.

— Момчил, какими судьбами! — удивленно воскликнула Светла. — До сих пор я тебя никогда не видела ни на вечерах, ни в кино.

— Эх, Светла, ты всегда найдешь у меня какой-нибудь недостаток. Мне в смену сейчас заступать. Всю бригаду строем привел.

— Ну, тогда я надеюсь вскоре увидеть тебя и в библиотеке. Все приходят за книгами. Даже Тодор и Недко. Один ты не идешь.

— Может быть, и удивлю тебя, — серьезно ответил Момчил.

Площадь тонула в полумраке. Только фары двух автобусов выхватывали широкую полосу. Хористы уже были в машинах.

Ольга стояла у автобуса и ждала.

— Садитесь, — крикнул шофер. Ольга не шевельнулась… Она все повторяла про себя те стихи, словно боялась забыть их.

— Есть кто-нибудь еще? Поехали, — донесся до нее голос шофера.

— Садись, — подтолкнула ее Светла. Ольга встала одной ногой на ступеньку и все еще медлила. Наконец-то, вот он!

— Сюда, сюда! — голос ее был тих, но в груди, казалось, звучали радостные колокола. — Быстрей! А то останешься!

— Извини, я не поеду сегодня, — Младен был одновременно смущен и взволнован. — Ко мне неожиданно приехали гости.

Девушка ничего не ответила. Она быстро, не оглядываясь, вошла в автобус. Младен смотрел в освещенные окна. Он хотел попрощаться с Ольгой, но не мог отыскать ее среди остальных пассажиров.

Машины тронулись. Оставшись в темноте, Младен долго глядел вслед удалявшимся красным фонарикам.