Армагеддон

Глава 14

Мемнон в отвращении фыркнул, глядя, как умирает юный человек. Он уставился в коровьи глаза, пока те трепетали, а руки бессильно вцеплялись в его адскую плоть. Он мог ощущать, как мечется душа в окончательно утрачивающей жизненные функции мясной темнице. Он позволил трупу выскользнуть из хватки и надолго застыл, прислушиваясь. Неподалеку множество людей, а он не был глупцом. Крыльям понадобится время на восстановление, а тело еще болело от ран. Их копья из пластика и металла швыряли раскаленные снаряды, которые умели ранить даже его могучую персону. Все шло не так, как должно. Найди их и брось им вызов, говорили ему. Они склонятся перед тобой. Он нашел людей, но их повозки из стали и пластика были ему не по силам. Он уже потерял двух крылатых братьев и был не в том состоянии, чтобы снова сталкиваться с ними. Еще нет, ни в коем случае.

Мемнон жестоко улыбнулся. Когда он поправится, будет кровь. Достаточно, чтобы утопить тысячу человеческих младенцев, а потом придет боль. Сладкая песнь боли. Веки Мемнона задрожали, нерожденный знал - настало время отдыха. Его жертва пала, и он нуждался в логове. По крайней мере, достаточно надолго, чтобы излечить раны и позволить его эфирной плоти достичь владений, что он звал домом. Это жалкое место надоедливой жизни и ограниченной материи ему не нравилось. Он был сам по себе и нуждался в отдыхе.

- Хотя бы ненадолго, - прорычал Мемнон и устроился на полу за телом мальчика. Он удовлетворенно глядел на окружающее, тело, распростертое на диване, было старой женщиной, голова полностью свернута и пялилась на него, а молодая женщина была нанизана на обломок мебели, на ее лице застыл крик. Все это было жалким предложением Деннице[124] и его Принцу за присмотр за ним в этот миг слабости. Он воздаст им еще больше плоти и крови, когда восстановится.

Один глаз приоткрылся от звука свистящего чайника, и Мемнон заговорил:

- За беспокойство меня в момент отдыха ты познаешь невероятную боль, я сделаю алтарь из твоих костей и сухожилий, а твоя агония станет моим хоралом, жалкий человек, - холодно прорычал он молодому арабу, делившему теперь с ним ставший логовом сарай с высоким потолком. Мужчина, одетый в хаки и узорчатую белую рубашку, расстегнутую на груди, вежливо кивнул Мемнону и сел, скрестив ноги, перед ним, аккуратно налив себе кружку чая. От старинного надтреснутого фарфора лениво поднималось облачко пара. Чай заваривался на плитке, и на ослабшего демона веяло ароматом.

- Мир и благословение тебе, Падший. Твое отступничество еще печалит моего господина.

Мемнон умолк. Он просыпался, расправляясь, будто отвратительный паук, длинные кожистые конечности разгибались, пока он вставал, пронзая молодого человека хищным взглядом холодных углей глаз.

- Раб Безымянного, - Мемнон со слегка издевательской вежливостью склонил голову, ощущая чистый запах ангела.

- Будешь чашечку? - с детской невинностью спросил ангелок, глотнув из своей, на краткий миг он прикрыл глаза и, кажется, наслаждался чаем, как его оппонент наслаждался бы изнасилованием.

- Вы все рабы своих чувств, ты знаешь, не так ли? - Мемнон мрачно усмехнулся, его раздвоенные копыта стучали по утоптанному земляному полу, как у пойманного быка, пока он ходил туда-сюда перед сидящим мужчиной.

— Это мир радости и восторга. Он средоточие радости и блаженства, - парень вздохнул, вбирая аромат чая из чашки.

Мемнон не ответил. Им нравилось говорить, нравилось пробовать, нравилось наслаждаться, этим рабам Безымянного.

- Зачем нужен этот мир, если не наслаждаться его чудесами? Ты, верно, должен помнить, как светло в нашей Небесной Обители. Каков постоянный фон хора прославлений и молитв к великому Всевышнему, что купается в нашем сиянии самоотверженной преданности, - продолжил ангел мягким шепотом, подобным лепесткам на шелке.

- Что ты за раб, а? Херувим, вероятно? - нехотя спросил Мемнон. Каким хилым он выглядел, просто сидя здесь, это дразнило его инстинкты хищника так же, как женская грудь мужчину. Мемнон чуть приблизился, когти грозно блестели.

Ангел склонил голову и прикрыл глаза, секунду прислушиваясь, он выглядел совершенно прекрасным, как высеченная из совершенного алебастра статуя, на его коже не было ни пятнышка, а тело двигалось с абсолютной грацией, заставившей бы человека рыдать. Стоило ли удивляться, что эти ублюдки путались с женщинами этого несчастного мира, когда представителям его вида приходилось брать желаемое силой? И стоило ли вообще удивляться, что Безымянный всегда посылал их говорить за себя?

Всегда посылай вперед лучших представителей, говорили они. Они были такими цветущими и элегантными герольдами. Как могли люди противиться преклонению перед Безымянным с этими, посылаемыми от его имени? Если бы люди только могли увидеть, чему на самом деле поклоняются, стоило бы это теперь цены за вход, нет?

- Здесь так... тихо, - заявил ангелок со слезами в глазах. - Ни раздражающего хора, преследующего каждую мысль, ни возгласов безусловной преданности, ни криков радостных откровений. Просто. Тишина, - в словах была досада, глубокая и застарелая.

Мемнон больше не мог выносить это, его раздражал вид демонстрируемой ему жалкой слабости:

- Раб! - взревел он.

Последовал взмах когтистых рук и кожистых конечностей, и ангелок просто поднял голову, как бы открывая горло противнику, но потом сделал жест, и Мемнона отбросило в кучу у стены хижины, заставив все строение содрогнуться.

Ангел поднялся и единым рывком пересек комнату, удар сердца - и недрогнувшая алебастровая рука сомкнулась на горле Мемнона. Даже не крякнув от усилия, ангел вздернул ошеломленную гарпию вверх, держа высоко над собой. Глаза больше не были человеческими, став белыми на белом, а вокруг возник низкий звук, похожий на медленно ускоряющий темп женский хор.

- Я Апполион[125], слуга Гавриила-лан[126][127], Серафим Воинства Михаила-лан[128], Преданный Слуга и Вестник Того, Кто Превыше Всех Нас. Ты будешь слушать меня и внимать моим словам.

- Я.. слушаю, - Мемнон пытался отдышаться.

- Ты уверен? - строго спросил Апполион с холодной улыбкой на лице. О да, они были прекрасны, но и ужасны в гневе. Эти люди, с таким рвением поклоняясь Безымянному и говоря о его Совершенной Любви, никогда всерьез не обсуждали, что, когда настанет время наказания, эти прекрасные ангелы без сомнений и жалости принесут смерть и разрушения. В конце концов, человеческая мораль была так же чужда этому прекрасному созданию, как и Мемнону.

- Да, Апполион. Я внимаю твоим словам, - с запинкой произнес Мемнон.

- Мы наблюдаем. Скажи это своему принцу. Всевышний молвил, что видит гнусное и подлое сопротивление человечества. Великий Хор не должен быть прерван. Воспевание не должно прекратиться. Твоему виду отдали этот мир, и мы не наблюдаем ничего, кроме отвратительного провала. Мы не желаем прибегать к более активным действиям. Уриил ждет в небесах подобно Дамоклову мечу.

- Уриил?! - воскликнул Мемнон.

- Последний раз, когда он сошел к людям, земля Кемет[129] умылась горькими слезами. Не вынуждайте нас. Усмирите их. Остановите сопротивление. Если они найдут способ прервать Хор, мы решим эту шараду раз и навсегда, - Слуга Гавриила опустил Мемнона ниже, клыками к носу.

- Ясно, нечистый? - ледяным голосом спросил Апполион и швырнул Нерожденного через стену хижины. Рифленое олово поддалось, и Мемнон обнаружил себя улепетывающим прежде, чем осознал, что снова коснулся земли.

- Мир с тобой, - прошептал Апполион рассветному ветерку и спокойно сел обратно, чтобы насладиться чаем.

Его покой был потревожен ревом и грохочущим шумом, стряхнувшим пыль с потолка лачуги и испортившим чай. Рассвет только занимался, но уже был на пороге, и он мог видеть появившуюся на дороге неуклюжую громадину, состоящую из квадратных коробок. Еще пара таких же была позади, и три штуки поменьше. Апполион пригляделся внимательнее, вокруг торчащей вперед из верхней коробки трубы было нарисовано двенадцать тонких черных колец. Раздался скрипучий звук, и что-то впереди раскрылось. Первой мыслью Апполиона было, что это один из нечистых, но затем он увидел, что это была человеческая женщина. В его понимании красоты она была хорошенькой, полногрудой даже по стандартам дочерей Хама[130].

Лейтенант Киша «Буфера»[131] Стивенсон совсем не ощущала себя миленькой. Она была серой от изнеможения, волосы под коммуникационным шлемом спутались, а кожу черепа жгло от пота. Вместе с экипажем Альфа-один-один они шли всю ночь, сперва преследуя бегущие остатки северной армии. Затем они разделились и теперь патрулировали на западе и юге тыла армии балдриков. Если бы это были человеческие силы, тут нашлись бы линии снабжения и тыловые подразделения, которые можно уничтожить - но здесь не было ничего. Пока они не дошли до этой маленькой деревни. Здесь им придется подождать, пока великие корабли пустыни, тяжелые тактические грузовики повышенной проходимости «Ошкош»[132], нагонят их и доставят пополнение горючего для прожорливых бензиновых турбин и боеприпасы к оружию. Хотя, размышляла Стивенсон, им вовсе и не требовались боеприпасы для убийств. Траки и днища «Абрамсов» и «Брэдли» были заляпаны зеленым и желтым от крови балдриков. Маленьким грязным секретом танковой войны было то, что бронетехника гусеницами убивала пехоту столь же часто, как и пушками.

Были, конечно, и другие грязные секреты. Одним из них было то, что, как она обнаружила, ее анатомия не совсем подходила к тесноте внутри бронированной машины. Говоря прямо, мешала ее грудь. Раньше, в ее первом взводе, внушительные размеры дали ей прозвище «буфера». Женщины в армии реагировали на подобные вещи двояко, они либо обижались, поднимали сыр-бор и оставлялись в покое, либо проглатывали все это, сдавались и принимали прозвище. Стивенсон была из вторых, но сейчас ей это не помогало. После того, как ее всю ночь швыряло по быстро идущему танку, она была злой, уставшей, потрепанной и разбитой. И за последние двенадцать часов она видела столько смертей, что стала ветераном с ветеранским отсутствием терпимости к глупости.

Но рассветная прохлада была хороша - особенно после столь долгого сидения взаперти. Она взглянула на деревню, увидев людей, медленно выходящих из зданий, чтобы посмотреть на огромные американские танки. Она внимательно проверяла их, отмечая серебряный блеск от покрытых голов. Весть распространялась быстро - прикрой голову фольгой, если не хочешь, чтобы балдрик похитил твой разум. Даже здесь, в заднице мира. Ветерок, конечно, тоже радовал, хотя и принес ей трезвую мысль о том, насколько гадко от нее сейчас, должно быть, пахнет. Она сбросила бретели своего топа, чтобы получить все прелести от прохладного воздуха. Это вызвало ропот неодобрения деревенских мужчин, хотя, отметила она, те продолжали глазеть на нее, чтобы запомнить, насколько обиженными себя чувствовали.

Апполион в дверном проеме увидел поступок женщины и почувствовал возмущение. Может, она и ничего, но столь наглое поведение было бесстыдством. Он вышел из проема на улицу, всеми силами излучая образ любви и дружелюбия.

- Прикройся, женщина, - разнесся по улице его приятный голос.

- Сношать тебя! - голос Стивенсон звучал грубо, поскольку она была ветераном и не любила идиотов. - И лошадь тво... ДЕРЬМО! Балдрик на 20 градусов слева! Картечный! - она упала назад в башню танка, с опытом долгой практики заканчивая падение на командирском месте. Башня уже поворачивалась, наводясь на ее отметку.

- Есть.

- Огонь.

Стрелок увидел, как перекрестье совместилось с очерченной восходящим солнцем фигурой.

- Снаряд пошел.

Апполион принял в грудь полный заряд картечи, отшвырнувший его назад и впивающийся в тело. Невероятно, но это его не убило, хотя невозможно было выжить от таких ужасных ран. Его добили очереди «Брэдли» из 25-мм пулеметов «Бушмастер»[133]. Ошарашенный внезапной и жуткой атакой, в агонии от ран, Апполион умер в разливающейся луже белой крови.

Несколькими минутами позднее Стивенсон и ее команда глядели на тело, теперь проявившееся в истинной форме - белого крылатого гуманоида.

- Не такой, как те, которых мы убивали, эл-ти.

Экипаж Стивенсон был весьма щепетилен в обращении к ней на публике. В их танке она была «Буфера», так же, как стрелок был «Лысый», заряжающий – «Краб», а водитель – «Байкер», но использовать прозвища при посторонних они считали невежливым.

- Совершенно не такой. Полагаю, он один из этих, ангелов. Не имеет значения, мы объявили войну и им тоже, - она слегка подняла голос. - Кто-нибудь видел, откуда он пришел?

Одна из деревенских женщин указала на похожее на сарай строение. Краб подошел и глянул внутрь, его лицо было мрачным и таким же белым, как распростертое на земле тело.

- Вам лучше взглянуть на это, эл-ти.

Стивенсон зашла в хижину и долго, долго смотрела. Когда она вернулась, глаза ее были пустыми.

- Что ж, это ставит крест на любой идее, что они хорошие парни, верно? Нам нужны ребята с камерами, чтобы заснять это, - внезапно ее тряхнуло от гнева. - Будь проклят. Он сидел там и пил чай, окруженный этим кошмаром. Вырезал целую семью, а потом выпил чашечку чаю.

- Не переживайте, эл-ти. Мы тут хорошо сработали. Никто больше не поверит, что они на стороне справедливости. Не после Послания, - сказал Лысый от ствола 120-мм пушки, на который он только что закончил наносить белое кольцо, подкрепляя им черные.

Вдалеке, в каменистой пустоши, Мемнон услышал грохот орудия и треск пулеметов и решил, что лучше ему покинуть район. И очень быстро.

- Следующий.

Джеймс Рэнди вздохнул. Как хорошо звучало - использовать весь громадный опыт его Образовательного Фонда, накопленный обнаружением шарлатанствующих экстрасенсов и медиумов, чтобы попробовать найти настоящих. Непросто было поверить, что ОФДР[134] встал на передовой борьбы человечества с врагом. Но соображения эти не меняли факта, что ежедневные задачи оставались утомительными. У него был еще один кандидат на тестирование, молодая женщина, называвшая себя котенком. Не рубить сплеча, отметил он, важно обеспечить собеседуемым комфортные условия. Он услышал, как открылась дверь, и поднял взгляд. Годы практики самоконтроля помогли ему сохранить ровное выражение, но он понял, что этот день как минимум не будет скучным.

В комнату вошла пара людей, один - молодой мужчина, одетый в неопределенно-военного стиля черную куртку, спускавшуюся ниже колен. Гот, хотя не это стало тем, что добавило интереса в еще один обычный день Рэнди. С ним была молодая женщина, другой одетый в черное гот, с волосами ниже плеч, ее длинное платье с низким вырезом удерживалось тонкими бретельками на плечах. Молодой человек вел ее на собачьем поводке, пристегнутом к ошейнику.

- Вы, должно быть, котенок? - голос Рэнди был ровным. - Не желаете присесть?

Девушка на секунду замерла, пока парень не позволил ей быстрым кивком, затем села.

- Я котенок, да.

- Вы тоже, сэр, присядьте, пожалуйста, - молодой человек подчинился. - Котенок, для чего вы сегодня здесь?

- Я прочла ваше объявление, просящее людей, умеющих контактировать с умершими, связаться с вами. Я умею делать это, иногда. Также я могу смотреть в ад.

- Ясно, и на что похож ад?

- Некоторые его части не так плохи. Представьте полностью разрушенный город, такой, где все здания обрушены, улицы разбиты. Похоже на те фотографии Второй мировой, с немецкими городами после бомбежек союзников. Леденящий холод, все время дождь, люди собирают по округе и жгут мусор, чтобы согреться, из еды доступны только отбросы. И никакой надежды, все знают, что это не изменится никогда, никогда не станет лучше. Туда я попаду после смерти. Мне повезло, некоторые области ада гораздо, гораздо хуже.

- Как долго вы знали это? Умели видеть эти вещи?

- Сколько себя помню. Как видите, я не совсем нормальна. По факту, я весьма далека от нормальности.

Секретарь Рэнди подошел с папкой и вручил ее, тщательно пытаясь сохранить спокойное выражение лица. Рэнди взглянул на психиатрический отчет. Тот описывал котенка как параноидального шизофреника с апокалиптическими видениями, но добавлял, что она идеально компенсировалась и, невзирая на состояние, могла функционировать в обществе без приема лекарств. Фактически, заключала выжимка, функционально она была самой хорошо адаптированной личностью из тех, с кем доктор имел дело, включая собственный персонал. Рэнди позволил себе улыбнуться на это. Затем он перелистнул на ее свидетельство о рождении и не смог удержаться от удивленного взгляда.

- Хм, ваше свидетельство о рождении указывает на вас как мужчину?

- Я родилась в неправильном теле. Мне приходится исправлять это хирургически. Вот это, - она указала на грудь, - уже сделано. Теперь мы копим на большую операцию.

- Что ж, если вы тут хорошо справитесь, мое правительство оплатит вам эту операцию, - позади них в комнату бесшумно, как всегда, вошла генерал Асани. Рэнди находил тревожащим то, как она умела перемещаться столь незаметно. - Для подобных операций у нас есть лучшие в мире хирурги, и моя армия проследит, чтобы вы получили все по высшему классу.

- Несомненно. Очевидно, если ваши заявления верны, вы будете весьма важны для нас, - Рэнди сомневался, как обращаться к котенку.

- Пожалуйста, если это относится ко мне, используйте «она» или «оно». Я не желаю называться «он», никогда, - котенок говорила решительно и уверенно. Рэнди кивнул, он уважал тех, кто стоял на своем, невзирая на общественное мнение.

- Нет проблем, котенок. Итак, вы продавали свои ясновидческие услуги людям, чтобы связаться с их родственниками, или что-то в этом духе?

Котенок помотала головой.

- Как я могла рассказать людям, что случилось с их друзьями, семьей? Это было бы жестоко. Я рассказывала близким друзьям, что могу глядеть в ад, и на этом все.

— Это очень хорошо. Итак, котенок, мы собираемся провести с вами кое-какие тесты. Мы думаем, что обнаружили, как люди могут устанавливать связь через барьер между мирами, и способны это измерить. Таким образом, мы собираемся посмотреть, что получится, когда вы попробуете взглянуть в ад. Сэр, - Рэнди переключился на друга котенка, - у нас есть очень удобная комната ожидания, или, если желаете, один из гидов устроит вам тур по Пентагону.

- Сэр, - уважительно сказала котенок, - я справлюсь намного лучше, если мне будет комфортно, и станет гораздо легче, если Дани будет рядом и держать мой поводок. Пожалуйста, можно ему пойти?

- Если вы желаете, конечно, - Рэнди покопался в другой папке. - Мы хотим попросить вас связаться с этими людьми, они - команды нескольких вертолетов, потерянных в Ираке около двух недель назад. Изучите фотографии, если хотите, возможно, вы сможете прорваться к ним, - он передал изображения. На них была лейтенант Джейд «Брумстик» Ким и прочие члены экипажей Танго-один-пять.