Теперь нам нужно вернуться во Двор чудес, где после ухода Тристана у Буридана состоялось совещание с Ланселотом Бигорном, Гийомом Бурраском и Рике Одрио.
— Клянусь святым Варнавой! — воскликнул Бигорн. — Что же получается, теперь нам придется рисковать своей шкурой, чтобы спасти шкуру Мариньи?
— Ты можешь за мной и не следовать, — холодно промолвил Буридан.
— Благодарю. Мне придется за вами следовать, чтобы помешать вам наделать новых глупостей, если человеку, изучавшему логику, вообще можно помешать делать глупости. Иа! Но, честно говоря, если уж и умирать, то я предпочел бы умереть, служа скорее дьяволу, нежели Ангеррану де Мариньи.
— Э! — произнес Рике. — Да какая разница, раз уж мы собираемся сыграть шутку с госпожой Маргаритой?
— И поколотить жандармов! — добавил Гийом.
— Знаю, — вздохнул Бигорн, — и это меня немного утешает при мысли о том, что придется спасать этого рогатого черта Мариньи. О великий святой Варнава, если в этом походе мы преуспеем, обещаю тебе шесть денье парижской чеканки, которые я передам в руки достопочтенного кюре из Сент-Эсташа, ну а если уж потерпим неудачу, обещаю тебе их целых двенадцать; преобразую их в бутылки, которые и выпью за твое здоровье все с тем же достопочтенным кюре!
— И со мной! — воскликнули в один голос Гийом и Рике.
— Нет! Речь идет об обете. Вы же не хотите пить вино какого-то святого?
Разглагольствуя таким образом, четверо друзей активно экипировались. Они покрывали свои груди кирасами из буйволовой кожи, прочными, легкими и гибкими, закрепляли на поясах свои большие рапиры и выбирали кинжалы поострее.
В этот утренний час, когда сон наиболее глубок, когда день еще не наступил, а ночь уже начинает уходить, Буридан подозвал дежурившего у двери его дома бродягу и приказал ему разыскать герцога Египетского, который вскоре и появился.
— Я покидаю Двор чудес, — сказал Буридан. — Завтра собери своих людей и скажи им, что судьба позвала капитана Буридана к другим горизонтам. Так оно будет и лучше, поскольку, когда я окажусь со своими друзьями далеко отсюда, осаду Двора чудес снимут, и вы будете свободны.
— Да исполнится твоя воля, сир король Арго! — только и сказал герцог Египетский.
— Королевская власть эфемерна, — промолвил Буридан. — Скипетр — не для моих рук, да и корона мне не идет.
— Однако же ты отважен, у тебя сердце льва. Под твоим руководством Двор чудес стал неприступной крепостью воровства.
— Да, — промолвил Буридан с улыбкой, — вот только воровство мне не по душе.
— Иа! — принялся реветь Буридан.
— И тем не менее, — продолжал герцог Египетский, — ты задал жару жандармам прево и лучникам короля, загнал их, словно лисиц, победил их, наконец.
— Это немного другое, так что не будем об этом. Скажи своим людям от имени Буридана, что я клянусь: если я стану богатым, половина моего состояния будет разделена между ними, — при условии, что они будут уважать женщин и стариков и попытаются изменить свой образ жизни.
Герцог Египетский улыбнулся, покачал головой и отвечал:
— Это все равно, что рекомендовать солнцу двигаться в другую сторону. Призвание королей — править, убивая; признание бродяг — жить, обворовывая. Вот так-то. Прощай, капитан Буридан. Двор чудес будет вспоминать тебя как самого неустрашимого из командиров, вот только очень жаль, что ты не знаешь, что такое — разбойник.
— Это потому, что он изучал логику! — заметил Бигорн.
Герцог Египетский удалился. Уважая желание Буридана, он даже не стал пытаться уговаривать его изменить решение. У самого порога он обернулся и добавил:
— Что бы ты ни предпринял, помни, что здесь ты всегда найдешь надежное убежище.
Десятью минутами позже четыре товарища уже и сами покидали свое жилище.
— И все-таки славную мы закатили пирушку! — промолвил Гийом со вздохом сожаления.
— Да, — подтвердил Рике, — кухня этой потаскушки, что нас подзаправила, пришлась мне весьма по вкусу.
— А теперь придется вернуться к кочевой жизни в поисках пропитания. Кстати, Буридан, у тебя есть деньги?
— Нет, — ответил юноша, пожимая плечами, — но мы их найдем.
— И как же? — поинтересовался Бигорн. — Раз уж отказываетесь честно зарабатывать на жизнь, осуществляя эти вылазки, которые, как я вам тысячу раз объяснял, нравятся Господу Богу и его святым, ввиду того, что — можете сами спросить у кюре из Сент-Эсташа — они позволяют…
— Хочешь ходить с отрезанными ушами? — оборвал его Буридан.
Бигорн умолк, но пожал плечами: в кои-то веки он был абсолютно искренен.
Повернув на улицу Вольных Стрелков и дойдя до той опасной зоны, где имелся риск наткнуться на окружавшие Двор чудес посты, четыре товарища расположились в боевом порядке: Буридан — во главе, Бурраск и Одрио — в нескольких шагах позади него, Ланселот — в арьергарде.
Пройти нужно было любой ценой.
Вдруг Буридан повернулся к Гийому и прошептал: «Внимание!.».
Шагах в тридцати от них, на углу улицы, догорал костер. Вокруг этого костра, закутавшись в плащи, спали порядка десяти лучников, но еще четверо с пиками в руках, бодрствовали, неся вахту.
Буридан жестом подозвал друзей к себе и изложил свой план, который был из самых простых. Они кивнули в знак одобрения и — все трое — вытащили кинжалы.
Крадучись вдоль домов, они приблизились к костру в темноте, словно волки.
— Вперед! — крикнул вдруг Буридан.
— Тревога! — проревел часовой.
Четверо друзей уже неслись вперед, тогда как разбуженные лучники тянулись за своими пиками. Нападавшие пролетели мимо, словно вихрь: в отблесках пламени солдаты лишь заметили, будто в тотчас же рассеявшемся видении, как на них набросились четыре демона; они увидели, как двое часовых упали, и буквально в ту же секунду в глубине улицы промелькнули и исчезли четыре тени. Поднялись крики; от поста к посту носились разбуженные солдаты. Но беглецов уже и след простыл.
— Горе мне! — стонал офицер, командовавший постом с улицы Вольных Стрелков. — Это ведь Буридана мы сейчас упустили!..
Четверть часа спустя Буридан и его спутники остановились на улице Фруадмантель. Никто из них не был ранен. Удостоверившись в этом, они продолжили свой путь и подошли к загону со львами.
Буридан постучал в дверь молоточком.
Через пару минут приоткрылось потайное окошечко, и некто с фонарем спросил:
— Кто тут?
— Ступай, — промолвил Буридан, — скажи Страгильдо, что с ним желает поговорить Буридан. Это касается королевы.
Окошечко закрылось. Прошло какое-то время. Затем через окошко раскатистый и насмешливый голос произнес:
— Приветствую, сеньор капитан. Чем могу служить?
— Это ты, Страгильдо?
— Собственной персоной, сеньор. Весь к вашим услугам. У меня еще осталось несколько мешков, которые ждут вас, и, надеюсь, в одну из безлунных ночей я еще буду иметь честь предоставить их в ваше распоряжение.
— Заткнись, негодяй, если жизнь дорога! Хотя сейчас ты мне и не нужен, эта дверь не помешает добраться до тебя и покарать, как ты того заслуживаешь. Но довольно об этом. Можешь передать королеве записку?
— Записку? Ну да! Для этого я здесь и нахожусь. Любовное письмецо, вероятно?
— Именно!..
— Свидание в Нельской башне? — ухмыльнулся Страгильдо.
— Так точно!..
— Что ж: передайте мне это ваше послание через решетку, и я вам обещаю, что госпожа Маргарита его получит.
Буридан просунул бумагу через решетку окошка, и охранник хищников схватил ее кончиками пальцев.
Во время этой беседы Гийом, Рике и Ланселот держались в сторонке, так, чтобы не быть замеченными Страгильдо. Тот же, получив бумагу, бесцеремонно захлопнул окошко, и Буридан услышал его удаляющиеся шаги. Юноша подал знак друзьям, и они тоже, в свою очередь, зашагали прочь.
Однако Страгильдо не ушел: он только изобразил шум удаляющихся шагов, сам же через узенькую щель проводил взглядом растворяющуюся в ночи четверку теней.
— Превосходно! — ворчал он. — Их четверо: мэтр Буридан, потом этот чертов Бигорн, затем император Галилеи и король Базоши. Вот бы одним махом заграбастать их всех и отправить к братьям в Тампль!
Страгильдо поднялся в ту часть жилища, что служила ему покоями, и откуда, через различные окна, он мог наблюдать то за клетками животных, то за улицей, то за жилищами слуг.
Без малейших колебаний он развернул бумагу, которую передал ему Буридан, и принялся — не без труда — расшифровывать. Королева так доверяла ему еще и потому, что полагала, что он не умеет ни читать, ни писать. Но, будучи человеком находчивым, любопытным по природе своей и по профессии, Страгильдо платил иногда живущему по соседству клерку за то, чтобы тот обучал его так мало в то время распространенному искусству чтения. То немногое, что он уже умел, весьма способствовало его шпионской деятельности.
Расшифровав послание, он погрузился в глубокую задумчивость. Авантюра казалась ему необычной и сильно его беспокоила.
Сложно описать коротко размышления этого зловещего бандита. Прежде всего нужно отметить, что он был прекрасно осведомлен о любви королевы к Буридану, и что он не пропустил ни слова из тех предложений, которые, во время их встречи в Нельской башне, Маргарита сделала этому молодому человеку, пообещав возвести его в ранг первого министра, а при необходимости продвинуть и еще выше.
— Нет сомнений, — сказал себе Страгильдо, — что Буридан все хорошенько обдумал. Ему уже надоела эта малышка Миртиль, что теперь очень даже естественно. Итак, он возвращается к королеве. И что дальше? С этими бабами никогда не знаешь, как далеко может зайти их сумасбродство. Эта вполне может протащить Буридана в Лувр и поставить его на место Мариньи. И что тогда будет со мною? Бедного Страгильдо тогда ждет прочная, хорошо смазанная веревка!.. Веревка, Пресвятая Дева? Нет-нет: нечто более изощренное. Быть может, меня решат освежевать, как быка, или живьем сварить в котле на свином рынке. Возможны любые неприятные вещи: я знаю Буридана, и даже если Буридан меня пощадит, есть еще Ланселот Бигорн. Что делать? Не понесу-ка я эту записку. Сожгу, и дело с концом.
Таким было первое умозаключение Страгильдо. Но на первые размышления наложились другие, и в конце концов он пробормотал:
— Если я не передам это послание, и королева это узнает, когда, что весьма вероятно, Буридан начнет ее разыскивать после того, как не дождется ее в Нельской башне, меня тем более повесят, освежуют или бросят в котел. Значит, нужно сделать так, чтобы Буридан больше не смог увидеть королеву. Самый лучший выход: расставить вечером у башни наших людей, и пусть он получит то, что, по правде сказать, давно уже заслуживает.
То было второе умозаключение, которое целиком и полностью отвечало собственным интересам Страгильдо.
Но он не любил принимать поспешные решения и вскоре поставил перед своим хитроумием новую задачу.
— Да, убив Буридана, я буду чувствовать себя спокойно. Но их четверо, и я могу сказать: вчетвером они — настоящие демоны. Они вполне могут с нами справиться — со мной и с моими людьми. Ладно-то с моими людьми, но вот со мной!.. Нужно придумать что-то другое.
Страгильдо обхватил голову руками и погрузился в новые размышления.
В глубине души он совсем не беспокоился, так как знал, что обязательно найдет способ выпутаться из этой передряги, так как для него хороши были любые средства. Если что и делает ту или иную операцию сложной, так это то, что мы прежде всего отказываемся от самых удобных средств, что ведут к успеху, дабы и дальше жить в мире со своей совестью. Но бесстыдный бандит, который не отступает ни перед какой работой, должен неизбежно добиваться своего.
Как следует поразмыслив, Страгильдо сказал себе, что наилучшим, единственным способом выйти из подобной авантюры с честью будет доброе общее предательство.
Предать одновременно и короля, и королеву, и Буридана — всех! Поставить их всех в ужасное положение и спокойно улизнуть.
— Посмотрим, есть ли у меня с чем отсюда убраться, — ухмыльнулся Страгильдо.
Он прошел в дальнюю комнату, закрыл дверь на два оборота и уже оттуда проник в кабинет без окон. Там он приподнял плиты, из коих состоял пол кабинета, и тогда появился кофр, который он вытащил из дыры при помощи рычага, продетого в железное кольцо крышки.
Открыв сундук, он принялся подсчитывать свое богатство, целиком состоявшее из золотых монет, так как Страгильдо потихоньку обменивал на золото все то, что ему перепадало в виде монет серебряных или медных, — золото занимает меньше места и более удобно для перевозки.
Похоже, Страгильдо остался доволен, так как, подсчитав и пересчитав все до последнего экю, он прошептал:
— В общем-то, жаловаться не на что; многие знакомые мне придворные сеньоры удовлетворились бы и половиной имеющейся здесь суммы.
Страгильдо полностью опустошил сундук, набив золотыми монетами четыре кожаных сумы, похожих на бурдюки для вина. Монеты он смешал с отрубями, таким образом, чтобы эти бурдюки не издавали при движении никакого разоблачающего звона. Отруби находились в большом мешке, который стоял здесь с давних времен, вероятно, на случай подобной операции.
Тщательно перевязав сумки, Страгильдо, насвистывая какой-то мотив, открыл шкаф, содержащий несколько комплектов одежды и, выбрав из них один, направился в свою спальню.
Уже рассвело.
Завершив приготовления, Страгильдо, спокойный и довольный собой, дождался благоприятного момента, чтобы отправиться к королеве.
Мы уже видели, как он передал Маргарите послание Буридана, видели, как королева, наклонившись к Страгильдо, дала ему кое-какие указания.
— В башне никого не будет, — сказала она ему. — Проводив меня до двери, подождешь меня снаружи. Это — не поручение, вроде тех, что случались раньше. С этой секунды и волоска не должно упасть с головы этого человека, слышишь? Горе тебе, если тронешь Буридана хоть пальцем!
Страгильдо поклонился и ушел, бормоча себе под нос:
— Определенно, самое время уматывать. Если этот проклятый Буридан станет самым могущественном человеком при французском дворе, моя песенка будет спета. Но что я говорю? Все идет так, как я и предвидел, и, не будь меня здесь, уже завтра Буридан был бы так же могуществен, даже более могуществен, чем король. Но я здесь.
Страгильдо вернулся в загон со львами.
Он дождался вечера, и тогда уже довершил начатое.
Из хранившегося в его комнате баула он взял два подписанных королем приказа, которые Маргарита дала ему давным-давно просто так, на всякий случай.
Согласно первому, любой жандарм или сержант обязан был во всем содействовать подателю этого документа по первому же его требованию.
Второй был распоряжением, в соответствии с которым любому командиру поста, опять же, любых парижских ворот предписывалось пропустить предъявителя сего документа во всякий час дня или ночи.
Страгильдо тщательно сложил оба пергамента и спрятал их на груди. Затем он спустился в конюшни, так как рядом с загоном со львами имелись и конюшни, где содержались с дюжину выносливых лошадей, коими пользовались как король и королева, так и сам Страгильдо или слуги.
Он надел уздечку на самого крепкого из скакунов.
Затем отправился наверх за выбранным костюмом и четырьмя мешками с золотом. Мешки он разместил на крупе лошади и тщательно закрепил. Что до костюма, то это была обычная одежда виллана: длинная холщовая блуза, чепец, кожаные гамаши. Эти вещи он оставил в конюшне, откуда вышел, заперев дверь на ключ.
Затем он подозвал к себе того из слуг, который выполнял функции его помощника и замещал его во время отсутствия.
— Этой ночью здесь произойдет нечто такое, чего никто не должен видеть, — сказал он холодно, — пусть все улягутся и спят. Отвечаешь головой.
Страгильдо несколько раз уже отдавал приказы такого рода, и каждый раз нарушение их каралось смертью. Слишком любопытные в его окружении быстро перевелись.
Приняв такие меры, Страгильдо отправился в Лувр, прошел прямо к покоям короля и заявил капитану стражи без всяких обиняков:
— Мне нужно переговорить с королем с глазу на глаз, и немедленно.
Юг де Транкавель посмотрел на итальянца с нескрываемым презрением, но, зная, что он находится в особой милости у их величеств, и предположив, что он явился доложить о каком-нибудь несчастном случае, произошедшем с любимым львом Людовика, вошел к королю. Спустя несколько секунд Страгильдо уже стоял перед Его Величеством.
— Что, заболел один из моих львов? — тотчас же вопросил король обеспокоенным голосом.
Страгильдо поклонился до пола; его юркая извивающаяся фигура напоминала некую рептилию. Он улыбался, но на его бледном лице улыбка эта походила скорее на гримасу. Судя по всему, он и сам понимал, что сейчас на кону стоит его жизнь — ни больше ни меньше. Ощущение, которое он испытывал, мало отличалось от того, которое тысячу раз возникало у него при входе в загон со львами.
«Будь это какой-нибудь хищник, — думал он, — я бы взял мои добрые вилы, и все прошло бы как по маслу. Но это король, и вил у меня нет. Однако же у меня есть неплохо подвешенный язык; главное правильно им воспользоваться».
— Нет, сир, — отвечал он, — все львы здоровы. Слава Богу, эти благородные животные кушают с превосходным аппетитом и безмятежно спят.
— Тогда в чем дело? — спросил Людовик, нахмурившись.
Страгильдо поклонился еще ниже. Голос его сделался смиренным. Он пробормотал:
— Сир, это, вероятно, большая наглость для такого жалкого слуги, как я, — поднимать глаза и смотреть, что происходит, но факты таковы, что я посмотрел, увидел и явился предупредить короля.
— Предупредить меня о чем? Выражайся яснее!
— Яснее выразиться не так-то и просто, сир, ввиду того, что я и сам почти ничего не разглядел. Вот только я знаю, что король в последнее время был кое-чем обеспокоен…
— Во что ты лезешь, мерзавец?
— Именно так я себе и сказал, клянусь Святой Девой: «Какого черта ты во все это лезешь? Разве тебя эти дела касаются, придурок? Разве нельзя засвидетельствовать королю свою преданность как-то иначе, нежели рассказывая ему эти истории о предательстве? Разве».
— Предательстве! — воскликнул Людовик, бледнея.
— Я сказал «предательстве», сир? По сути, я мало что знаю, и, быть может, эта женщина, которая должна вскоре явиться в Нельскую башню, и не предает вовсе!..
Король уже наступал на Страгильдо. Он был мертвенно-бледен.
«О, мои вилы! Мои добрые вилы!» — подумал Страгильдо.
Людовик схватил его за ворот и как следует потряс. Охранник львов упал на колени, склонил голову и принялся бить себя кулаками в грудь, крича:
— Mea culpa![7] Это научит меня иметь глаза для того, чтобы смотреть, уши — чтобы слышить, и любить моего короля больше, чем себя самого!
— Негодяй! — взревел Людовик Сварливый. — Что ты видел, что слышал? Если не объяснишь понятным языком, я прикажу схватить тебя, продержать твоих львов три дня на голодном пайке, а затем бросить тебя этим кровожадным хищникам на съедение!
— Тогда, сир, — проговорил Страгильдо, — я умру счастливым, если смогу преподнести моему королю последнее зрелище, которое его позабавит. Но, должен заметить, что если вы продолжите давить на шею, я задохнусь, и вы сможете бросить вашим львам лишь мой труп. И потом, я не смогу уже ничего сказать!
Король отпустил Страгильдо и принялся расхаживать по комнате широкими шагами. Его терзало необъяснимое чувство, но откуда шло это чувство, Людовик понять не мог.
Но что он знал наверняка, так это то, что всей душой хотел бы узнать, что это было за предательство, и что за женщина его предавала. Королевское любопытство требовало удовлетворения, но теперь он испытывал страх от того, что мог узнать!..
Страх?.. Но почему?..
Людовик боялся Страгильдо, который, стоя на коленях, смотрел, как он ходит взад и вперед. Этому человеку была известна тайна! Этот человек собирался сделать ему столь желанное открытие! Людовик его ненавидел. Король бы убил Страгильдо, если б его не остановило ужасное любопытство, более сильное, чем все эти тревоги вместе взятые. Людовик вновь уселся в свое кресло и сказал:
— Встань!
Страгильдо повиновался. Он бросил быстрый взгляд на короля и вздрогнул, увидев того таким бледным и неожиданно таким спокойным. Итальянец осознал всю жестокость того, что он в этот момент совершал. Только сейчас Страгильдо понял, что в эту минуту он убивает не только королеву и Буридана, но и короля, этого молодого короля, который сделал его богатым, такого молодого, красивого, совсем не злого, несмотря на его приступы гнева. Но Страгильдо был не из тех, кто сочувствует другим, да и отступать уже было поздно.
— Так ты говоришь, — промолвил Людовик, — в Нельскую башню сейчас должна прийти какая-то женщина?
— Да, сир. Так я и сказал. Это все, что мне известно, но, — добавил он со зловещей улыбкой, — по-моему, достаточно и этого.
— Что это за женщина?
— Король сам это выяснит. Я ее не видел.
— Это та, что предает меня?
— Король сам все услышит. Что до меня, то я не знаю, предает она или нет.
— Что же ты знаешь? — спросил Людовик, задыхаясь.
— Только следующее: вечером эта женщина будет в Нельской башне. Если король пожелает явиться в башню, он сам все увидит и услышит. Королю следует взять с собой с дюжину крепких и хорошо вооруженных парней. Это необходимо, сир! Примерно через час король и его люди должны быть близ Нельского особняка. Там есть закоулок, где не составит труда укрыться полутора десяткам человек. В нужный момент я сам подойду предупредить короля. Минутой раньше, возможно, будет слишком рано, и король ничего не увидит; минутой позже, возможно, будет уже слишком поздно. Это все, что я хотел сказать. Теперь, если я дурно поступил, стараясь быть верным и преданным, король может приказать меня убить, — это его право.
Людовик надолго задумался.
Наконец он тяжело вздохнул и тихо сказал:
— Проваливай. В указанный тобою час я буду ждать в указанном месте.