Буридан

XII. НЕЛЬСКАЯ БАШНЯ

С улицы Фруадмантель Буридан, а вслед за ним — и его спутники вышли быстрым шагом. Гийом, Рике и Ланселот по-прежнему выглядели крайне встревоженными. Разумеется, эти достойные товарищи не опасались никакой неожиданной авантюры. Куда их вел Буридан? К каким сражениям? К какой непримиримой борьбе, в которой они могли сложить свои головы? Все это их не интересовало: их вера в этого молодого человека была безграничной.

Но что их тревожило и действительно интересовало, так это то, что ни у одного из них не было денег.

— Найдем, — сказал Буридан.

Следует признать, в денежном вопросе их вера в Буридана была уже не такой безмерной. Они знали, что он слишком великодушен и слишком поглощен другими мыслями.

— Мы вновь остались без крова, — ворчал Гийом. — Помнишь, Рике, те ночи, когда мы бродили наудачу, словно потерявшиеся собаки…

— Если бы! — горько усмехнулся Рике. — Собакам хоть дозволяется копаться в отходах, которые бросают в канавы хозяйки, и там они всегда находят что-нибудь съедобное, тогда как мы тогда от голода уже стучали зубами.

— Ты прав! — вздохнул Гийом. — Нечто подобное нас ждет и сейчас. А ведь как хорошо нам было во Дворе чудес!..

— Да ладно вам, — сказал Бигорн. — Какое-нибудь пристанище мы всегда найдем, пусть и всего на две или три ночи. И потом, мэтр Буридан, судя по всему, отлично знает, что делает. Так что доверимся ему, а в остальном положимся на святого Варнаву, который до сих пор пока не давал нам умереть с голоду.

— И где же мы передохнем? — язвительно вопросил Рике. — Да и питаться-то чем будем? Где мы возьмем пропитание? Не каждый же вечер попадается прево, готовый оставить свою мошну тем порядочным людям, которые нуждаются в ней больше, чем он сам! Да и вообще, когда натыкаешься на прево, гораздо больше шансов заполучить петлю на шею.

— Ба! — воскликнул Бигорн. — Ну это мы еще посмотрим!

— А пока что такой вопрос: у тебя есть деньги? — промолвил Гийом.

— Ни единого су! — отвечал Ланселот голосом, в котором, вопреки его воле, прозвучало мрачное беспокойство.

— А у Буридана?

— Увы! Его кошелек так же пуст, как тот кувшин с ячменным пивом, который не простоял бы перед нами и пяти минут.

— А у тебя, Рике, не найдется?

— Не найдется — чего? — вопросил раздраженный голос Рике.

— Деньжат, черт возьми!

Рике порылся для проформы в карманах и заявил, что он беден, как Иов из Священного Писания.

— Тогда, думаю, — продолжал Бурраск, — всем нам предстоит просто-напросто умереть от голода.

Трое товарищей продолжили безмолвно идти позади Буридана, который ускорил шаг; вот только нос Рике печально зашмыгал, нос Гийома вытянулся, тогда как Бигорн думал: «Они правы. Нам конец. Грустный конец, клянусь смертью Христовой! Черт возьми! Да мы же на улице Вьей-Барбетт! Куда же он направляется?.. В Тампль? Быть может, просить гостеприимства у своего знатного батюшки, благороднейшего мерзавца Валуа?.».

Буридан шел не в Тампль, но неподалеку от Тампля он остановился. Это место называлось Ла-Куртий-о-Роз.

— Что ж, — пробормотал Бигорн, — идея неплоха, и даже удивительно, что она не пришла мне в голову. Пусть мессир Буридан и осел, но мыслит он весьма здраво, я б даже сказал, почти так же здраво, как и я. Вряд ли кому-то вздумается искать нас здесь.

Буридан попытался толкнуть калитку ворот, но та была заперта.

Тогда он проворно взобрался на стену ограды, и спутники юноши последовали его примеру.

Дверь дома оказалась не закрытой на щеколду, так что прибегать ко взлому им не пришлось.

Сердце Буридана забилось быстрее, когда он вошел в эту столь радостную, столь прелестную комнату, где когда-то предавался столь чудесным мечтаниям.

В этот момент все его мысли занимала Миртиль. Девушка сейчас была в безопасности в деревушке Монмартр, под присмотром и защитой его матери, так что думал о своей ненаглядной юноша без тревоги, но с одной лишь любовью.

Начинал заниматься день.

Из всего этого жилища Буридан хорошо знал лишь ту комнату, в которой сейчас находился и в которую столь часто отводила его Жийона. С первыми же утренними лучами Бигорн, не теряя времени даром, принялся обследовать дом: тот не только оказался совершенно необитаемым, но и было очевидно, что в нем давно уже никто не бывал.

Бигорн поднялся до самого верха и взломал дверь, ведущую на чердак.

На чердаке было два окна: одно, слуховое, выходило на дорогу, второе — на располагавшийся позади дома сад. То был великолепный наблюдательный пост, и Бигорн самовольно решил, что они устроятся на этом чердаке, где в случае тревоги смогут, при необходимости, защищаться и держать осаду, поэтому он спустился в комнаты второго этажа, снял с кроватей четыре матраца и перетащил на чердак.

Затем он поднял туда стулья, небольшой столик, и чердак таким образом оказался переделанным во вполне пригодное для жилья помещение.

Пока Бигорн производил эту операцию, Гийом и Рике обходили окрестности.

Что до Буридана, то он вытащил из-под одежды те бумаги, что передал ему Тристан, и принялся жадно их перечитывать. Он думал о том, что можно предпринять ради спасения отца Миртиль. Он думал о том свидании, которое назначил королеве, и спрашивал себя: «Придет ли она?.. Если придет, то, вооруженный этими документами, я смогу добиться от нее чего угодно, и мессир де Мариньи будет спасен. Но придет ли она?»

Наконец совсем рассвело. Вернулись со своей прогулки Гийом и Рике, следом появился и Бигорн, который сказал:

— Я приготовил прекрасное жилище для нас четверых. Матрацы на чердаке.

— Ба! — воскликнул Гийом. — Но зачем спать на матрацах, когда есть кровати?

Бигорн пожал плечами и уже собрался было обосновать необходимость расположения на чердаке, когда Рике испустил радостный вопль.

Он только что открыл один из баулов и обнаружил там большой мясной пирог, хлеб и несколько бутылок, наконец, съестные припасы, которые, судя по всему, пролежали там совсем недолго, от силы — несколько часов.

— Ха-ха! — произнес Гийом, вытаращив глаза.

— Да, — сказал Буридан, — это доказывает, что время от времени сюда кто-то приходит, так что нужно быть настороже. На чердак, на чердак!

— Ладно, — согласился Рике, — но продукты заберем с собой. По крайней мере будем хоть уверены, что не умрем сегодня от голода.

— Я же говорил, что святой Варнава нам поможет! — добавил Бигорн.

Через минуту четверо друзей уже устроились на чердаке, и так как ночная пробежка обострила их аппетит, то эти, столь чудесным, по мнению Ланселота, образом доставшиеся им продукты не замедлили исчезнуть. Затем, так как они всю ночь провели на ногах, а вечер этого дня обещал быть напряженным, друзья растянулись на матрацах и уснули.

Провизия, которую Рике обнаружил в бауле, появилась там отнюдь не благодаря чуду, это не святой Варнава оставил ее для Бигорна.

Кое-кто приходил в Ла-Куртий-о-Роз, и что это был за человек, наши читатели вскоре узнают.

Вечером четверо товарищей один за другим проснулись, хорошо отдохнувшие, бодрые, но — увы! — с вновь пробудившимся аппетитом. Первой же мыслью Гийома и Рике было сбежать в зал первого этажа и открыть магический баул. Так они и сделали, но баул оказался пустым.

Повесив носы, они вновь поднялись наверх и рассказали о своей надежде и своем разочаровании.

— Видимо, — промолвил Бигорн, — у святого Варнавы возникли другие дела, но, уверен, он про нас не забудет.

Гийом и Рике, казалось, не сочли эти заверения убедительными, но, так как они были отважны, а до назначенного часа отбытия оставалось уже не так и много времени, жаловаться на жизнь не стали.

— Вообще-то, — заметил Бурраск, — натощак я дерусь гораздо лучше.

— Вот и я так же, — поддержал его Рике. — Когда накушаюсь, становлюсь таким нежным и чувствительным, что при одной мысли о том, что придется всадить рапиру в чью-нибудь грудь, плакать хочется.

Несмотря на все возражения, которые возникли у друзей при обсуждении плана их командира, было решено, что Буридан пойдет в Нельскую башню один.

Гийом, Рике и Бигорн должны были ждать снаружи, на берегу реки, и без призыва о помощи ни во что не вмешиваться.

В путь двинулись уже в глубоких сумерках. Переплыв Сену, причалили к берегу у подножия Нельской башни. Буридан вошел. Бурраск, Рике и Ланселот спрятались в укромном местечке.

Вскоре условный знак с верхней платформы сообщил им, что пока все идет хорошо, и что в башне Буридан никого не обнаружил.

Трое товарище принялись наблюдать за рекой.

— Если она явится одна, — сказал Бигорн, — все будет в порядке.

— Она вообще не явится, — проворчал Гийом.

Все их внимание, стало быть, было сконцентрировано на реке; так прошло около часа. В этот момент с десяток человек пешим ходом перешли мост, прокрались вдоль Нельского особняка и затаились в глубокой нише, которая оставалась вне поля зрения разместившихся на берегу друзей, и не только по причине сгустившихся сумерек, но и потому, что эта ниша находилась по одну сторону башни, а они — по другую.

Один из вновь прибывших расположился немного впереди тех, что укрылись в этом углублении: то был король.

Он тоже внимательно вглядывался в ночь. Сердце его трепетало. Горящие глаза смотрели в одну точку, где он смутно видел дверь башни. Он задавался тем же вопросом: «Придет ли она?»

И, возможно, он тоже, задавая себе этот вопрос, думал о королеве.

— Вот она! — неожиданно шепнул Бигорн.

Они еще ничего не видели, но слышали шум погружающихся в воду весел. Вскоре, словно некая парящая над водной гладью таинственная птица, появилась лодка; стояла полная тишина. На какой-то миг троих мужчин охватил испуг.

Лодка коснулась песка.

Маргарита соскочила на берег. Спустя несколько секунд она уже входила в башню.

В этот момент из ялика выпрыгнул еще один человек и начал быстро подниматься по склону.

— Страгильдо! — шепнул Бигорн на ухо Бурраску. — Я прослежу за этим мерзавцем.

И Бигорн, крадучись, припадая к земле, последовал за итальянцем.

Он видел, как тот подошел к нише, и сам, легкий и проворный, приблизился к ней настолько, что услышать, как Страгильдо произнес:

— Теперь, сир, вы можете войти в Нельскую башню!..

«Король! — подумал Бигорн, вздрагивая. — Он предупредил короля!.. О, негодяй!»

Секундой позже, словно тень, мимо Бигорна прошел Людовик.

Приказав своим людям ждать его, король шел к башне один, без сопровождения. Страгильдо исчез в направлении моста.

«Что ж, — подумал Бигорн. — Король там будет один. Буридану вполне по силам с ним справиться. И потом, есть еще Бурраск и Одрио. Попытаемся настичь этого злодея. Настало время ему заплатить за свои преступления».

И, в свою очередь, прошмыгнув мимо ниши так, чтобы не попасться на глаза людям короля, Ланселот побежал к мосту.

Маргарита Бургундская медленно поднялась по лестнице, сдерживая одной рукой неистово вздымающуюся от волнения грудь. Она изнемогала от страсти. Она ни секунды не сомневалась в том, что Буридан бросится к ее ногам. Она вся дрожала и с быстротой воображения уже видела, как представляет Буридана двору, прежде убедив Людовика в том, что капитан Буридан, грозный командир мятежников, может и должен стать надежной опорой его трона.

Думая так, строя невозможные планы, она вошла и увидела склонившегося в глубоком поклоне Буридана.

На секунду Маргарита замерла на месте.

Затем из груди ее вырвался вздох, она легонько затворила за собой дверь и прошла на середину комнаты. Она остановилась в шаге от Буридана, который, распрямившись, пристально смотрел на нее с некой грустью.

— Что ж, Буридан, — промолвила она низким голосом, который немного дрожал, но который был столь же нежным, как самая нежная из мелодий, — теперь ты можешь в полной мере ощутить, какую власть, какое влияние ты имеешь на Маргариту. Ты, который высмеял, оскорбил меня, ты, который скрестил шпагу со шпагой короля, ты, приговоренный к смерти мятежник, за чью голову назначена награда!.. Да, достаточно оказалось того, чтобы ты написал королеве, которая тебя ждала, и королева явилась. Королева?.. Нет, Буридан!.. Маргарита! Женщина, которая смогла сказать тебе то, что сказала здесь как-то вечером, и которая готова тебе это повторить. Но что, Буридан, скажешь мне ты?.. Молчишь?.. Ну и ну! Когда я говорю, как говорила только что, ты, Буридан, молчишь?

Да, Буридан молчал, смущенный, почти озадаченный такой речью королевы, он ожидал угроз. Он думал, возможно, даже надеялся, что Маргарита придет не одна, что будет битва — сперва словесная, затем — на шпагах! Он явился сюда сражаться и победить.

— Сударыня, — произнес он с усилием, — вероятно, это величайшее несчастье моей жизни, что королева могла вынашивать мысли, которые она выражает мне уже во второй раз. Я действительно написал вам в том тоне, который мог позволить вам предположить, учитывая некоторые обстоятельства, что я готов наконец принять те ослепительные предложения, которыми вы меня удостоили. То была лишь уловка, сударыня, уловка, недостойная меня и особенно вас. Но речь шла о жизни одного человека, и ради спасения этого человека я был готов на все.

Губы Маргариты скривились в горькой улыбке.

Она понимала, что ее обманули. Мечты ее растаяли как дым. Она уже пожалела о том, что решила прийти одна. Будь здесь Страгильдо с его людьми, она приказала бы им убить Буридана.

Но она была одна!

Одна в присутствии человека, который не боялся ничего.

Вне себя от ярости, с трудом скрывая свои страдания, она попыталась сохранить видимость достоинства и скорее для того, чтобы придать себе самообладания, нежели для того, чтобы ответить на слова Буридана, спросила:

— И что же я могу сделать для человека, который вас так интересует?

Огонек надежды сверкнул в глазах Буридан.

— Он — осужден, сударыня, или, скорее, подсудимый. Вы можете добиться от короля его помилования. Достаточно будет того, что вы этого захотите. Достаточно будет того, что ваше великодушие воззовет к справедливости вашего супруга, и этот человек будет спасен.

— Что это за человек? — спросила Маргарита.

— Отец Миртиль, — просто отвечал Буридан.

— Ангерран де Мариньи! Как, так вы пожелали меня видеть для того, чтобы просить у меня помилования для Ангеррана де Мариньи! Но как вы можете хотеть спасти Мариньи, который преследовал вас своей ненавистью? Человека, которому вы сами нанесли смертельное оскорбление, которого готовы были убить? Вот так новость! Буридан, пытающийся спасти Мариньи!

— Не Мариньи, сударыня, но отца Миртиль! Отца той, которую я люблю! Отца этой несчастной девушки, ни капли не виновной в том зле, что творилось вокруг нее! В свою очередь, сударыня, и с еще большими основаниями, я могу удивиться, что вы сами не сделали ничего для того, чтобы освободить этого человека, вы — мать Миртиль, женщина, которая в Дижоне любили Ангеррана де Мариньи!..

Нечто вроде вздоха горечи и отчаяния прозвучало в нескольких шагах от участников этой ужасной сцены.

Но ни Буридан, ни Маргарита не уловили слабый звук.

— Несчастный! — прорычала королева, сделавшись мертвеннобледной. — Ах, несчастный, который попрекает меня моей первой ошибкой и пытается использовать ее в качестве оружия против меня! Не знаю, как ты меня убьешь, демон, но чувствую, что умру по твоей вине! Что-то мне это подсказывает. Мать ли я Миртиль? Что ж, да! Любила ли я Мариньи? Опять же — да! Но эта девчонка, я ее ненавижу, и это мое право! Я ведь совсем ее не знаю!..

— То, что вы здесь говорите, — просто ужасно! — пробормотал Буридан, отступив на шаг. — Прошу вас, придите в себя.

— Говорю же тебе: я совсем ее не знаю! Она моя соперница, только и всего! Счастливая соперница, но я до нее доберусь, даже не сомневайся!.. Ты зря, Буридан, напомнил мне, что Ангерран де Мариньи — отец моей дочери, так как уже одно лишь это заставит меня его возненавидеть, просить у короля не его помилования, но его скорейшей смерти! И именно так я и сделаю. Прощай, Буридан! На сей раз — навсегда, прощай, и я сделаю все, что будет в моей власти, для того, чтобы ты поплатился за свои пренебрежения и оскорбления!

Буридан сделал пару шагов, вставая между Маргаритой и дверью.

— Подождите, сударыня, — сказал он, — позвольте мне напомнить вам все, что Мариньи сделал для вас, для короля, для.

— Ты, верно, смеешься, Буридан! — прохрипела королева и разразилась нервным смехом. — Лучше посторонись, не то.

Буридан распрямился, приняв гордый вид, схватил королеву за запястье и глухим голосом промолвил:

— Вы меня к этому вынуждаете! Вынуждаете угрожать, тогда как я хотел просить, умолять. О, значит, вы абсолютно бессердечная мать, любовница, которая не знает, что такое любовь, женщина, способная на все преступления и все измены, которые описаны на этих листах пергамента!..

В то же время он вытащил из-под одежды свиток, который ему передал Тристан.

— Эти бумаги?.. — пролепетала Маргарита, почувствовав, как к сердцу подступает леденящий страх.

Буридан отпустил ее руку.

В позе его появилась некая торжественность. Голос стал степенным, неторопливым и печальным.

— Эти бумаги, сударыня, рассказывают историю моего детства. В них говорится, как вы из ревности закололи ножом мою мать, а затем приказали Ланселоту Бигорну утопить в водах Соны и меня самого. Эти бумаги, сударыня, были написаны моей матерью, когда она — отчаявшаяся, жаждущая возмездия — сделалась вашей наперсницей и прислугой в ваших омерзительных оргиях, единственно для того, чтобы отомстить вам.

— Мабель!.. — выдохнула Маргарита.

— Анна де Драман, сударыня!.. Здесь вся история Нельской башни! И если эта история дойдет до будущих поколений, то все, что здесь рассказано, предстанет таким ужасным, что люди откажутся в это верить! Да и кто поверит, что Маргарита Бургундская, превращаясь в развратницу, завлекала в эту башню понравившихся ей юношей, которые на одну ночь становились ее любовниками, а утром эта же Маргарита приказывала бросить зашитые мешки с их телами в Сену!.. Но вот я в это верю, я, который сам это видел!.. Я, который спас Филиппа и Готье д'Онэ, заманенных сюда вами и брошенных в Сену гнусным Страгильдо, я верю!.. Смогут, сударыня, поверить и другие!..

— Другие?.. — пролепетала королева, обезумев от ужаса. — Какие еще другие?

— Король, например! Так как история эта была написана для него, и любой из содержащихся в ней рассказов подкреплен доказательствами! Король сможет найти следы и свидетельства каждой из ваших оргий, каждого из ваших убийств. Одно слово, сударыня, одно-единственное! Если через два дня Ангерран де Мариньи не окажется на свободе, клянусь вам, клянусь моей душой, я отправлюсь в Лувр и лично передам этот свиток королю!..

— Несчастная! О, несчастная! — простонала Маргарита, закрывая лицо судорожно сжатыми руками.

В ту же секунду юноша издал крик отчаяния.

Королева опустила руки и посмотрела на Буридана.

Она увидела его бледным, окаменевшим, уставившимся на нечто, судя по всему, невероятное.

А потом она увидела короля!..

Не произнеся ни единого слова, ни сделав ни единого жеста, Маргарита застыла на месте — изумленная, оторопевшая, с выпученными глазами, не в силах сделать даже шаг.

Людовик только что вошел.

Взгляд его был бесконечно печальным, лицо приняло свинцовый оттенок, король жестоко страдал.

Он надвигался на Буридана небольшими, нетвердыми шагами, даже не глядя на королеву.

Оказавшись рядом с ней, он отступил в сторону, чтобы ее не коснуться. Он шел с блуждающим взглядом, вытянутой вперед дрожащей рукой, указывающей на свиток. Он хотел что-то сказать, делал невероятное усилие, чтобы заговорить, но сумел издать лишь несколько хриплых звуков.

Подойдя к Буридану, дотронувшись до бумаг, король вдруг упал на колени, затем — набок, словно сраженный молнией.

Обезумев от ужаса, Буридан замер на месте.

Машинальным жестом он сунул свиток пергамента под одежду, перевел взгляд на неподвижную королеву и прошептал:

— Это судьба!..

На королеву было страшно смотреть. То была покойница, устоявшая на ногах благодаря некоему странному феномену. На побелевшем лице — ни единой эмоции, разве что округлившиеся глаза ее еще жили.

Жили страхом и ужасом.

Буридан обратил взгляд на короля, и его охватила дрожь отчаяния и сожаления.

В этот момент пугающая статуя, коей была королева, пришла в движение. Ее окаменевшее лицо снова пылало. Маргарита медленно попятилась, отступила к двери, вышла и начала спускаться по лестнице.

Безотчетная надежда позволяла ей держаться на ногах. А что, если король умер!.. Умер, сраженный теми откровениями, которые он подслушал!.. Тогда бы она могла жить, жить такой же могущественной, даже более счастливой, избавленной от необходимости что-то скрывать!

А если король и не умер, его обморок мог продлиться какое-то время. Она могла вернуться в Лувр, собрать золото, драгоценности, уехать из Парижа, наконец, бежать!.. Да! Что бы там ни было, она бежит. Прочь из Парижа, дождется новостей и вернется лишь в том случае, если король умрет.

Маргарита спускалась по лестнице, говоря себе все эти вещи. Зубы ее стучали. Ее то и дело сотрясала дрожь. Она хотела бежать, но чувствовала в ногах тяжесть. Некая ужасная сила задерживала ее на каждой ступени. Она несла на своих плечах тяжелейшее бремя неслыханной катастрофы, бремя, под которым ей предстояло пасть, если король не умрет!..

Но умер ли король?..

Буридан опустился рядом с ним на колени и приложил руку к груди. Сердце билось!

Слабо, но билось!

— Бедный король! — прошептал Буридан, даже не пытаясь сдержать слез. — Бедный молодой человек! Видит Бог, я и не смог бы исполнить ту угрозу, которую бросил в лицо Маргарите. Видит Бог, если бы я знал, что здесь находится король, я бы и вовсе ничего не сказал. Теперь король знает все. Это может его убить… Ужасное испытание… не для Маргариты, которая заслуживает смерти, но для ее несчастного супруга.

Буридан поднялся на ноги и огляделся в поисках воды. Найдя большой кувшин, он принялся увлажнять лицо короля.

Людовик испустил тяжелый вздох и открыл глаза.

Стоя рядом с ним на коленях, Буридан осторожно смачивал ему виски.

Король поднял отчаявшиеся глаза на юношу, который ухаживал за ним, задыхаясь от слез.

— Крепитесь, сир, крепитесь! — бормотал Буридан. — Я знаю, я причинил вам жесточайшую боль, говоря так, как говорил, и мне очень жаль, сир! Я бы отдал десять лет моей жизни за то, чтобы вы не присутствовали при этом ужасном разговоре, что состоялся у меня с той, которую вы любите. Но мужайтесь, мой дорогой сир!.. Эта женщина, знаете ли, вас недостойна. Такого молодого, красивого, благородного, вас утешит какая-нибудь другая прекрасная принцесса. И потом, у вас есть любовь стольких людей — ваших подданных, вашего народа!.. Меньше думайте о той, которая вышла отсюда, и хотя бы немного — о вашем народе. Любовь, любовь, сир, это еще не все в жизни человека. А когда этот человек — такой могущественный король, как вы, его долг — забыть о собственных страданиях, чтобы думать о страданиях других. Любовь, сир! Мы все от нее страдаем. Да разве такой гордый рыцарь, как вы, который заслуживает быть любимым самыми прекрасными из красавиц, не найдет утешения в этом мире?..

Король тяжело дышал. В груди у него клокотали рыдания. Но он позволял Буридану возвращать его к жизни, глядя на него с некоторым удивлением.

Внезапно из глаз Его Величества хлынули слезы.

Он зашелся в страшных, душераздирающих рыданиях, и Буридан пробормотал:

— Он плачет, он спасен!..

В этот момент в комнату стремительно ворвались несколько вооруженных людей.

— Арестуйте этого мятежника, который посмел поднять руку на короля! — закричал Юг де Транкавель.

В мгновение ока Буридана окружили, схватили, потащили к лестнице.

Капитан стражи уже приподнимал короля, помогая усесться в кресло.

Первыми же словами Людовика были:

— Где Маргарита?..

— Арестована, сир, в соответствии с вашими указаниями. Препровождена в Лувр, где будет находиться под охраной в своей спальне.

Людовик кивнул в знак одобрения и вновь погрузился в болезненное оцепенение. Этот человек, который при малейшем недовольстве крушил все, что попадалось ему под руку, у которого по пустякам случались приступы безумной ярости, этот человек оказался слабым, как дитя, перед поразившим его горем.

В нем был уже не гнев, но бесконечная грусть.

Когда Людовик пришел в себя, он спросил у Транкавеля:

— А этот юноша?..

— Буридан, сир?

— Да. С ним-то что стало?.. Я хочу, чтобы его доставили в Тампль, или нет, пусть его сейчас же привезут в Лувр, но проследите, чтобы в отношении него не было допущено никакого дурного обращения. Я хочу с ним поговорить. Ступайте, Транкавель.

Капитан бросился исполнять приказ.