Целители. Вслед за мечтой

Глава 27

Они, как оказалось, не растерялись, эти "птички". И употребили "господина" так часто, как только смогли.

Настолько часто, что господин потерпел полное фиаско… Хоть и пытался не с одной. Перебрал четырёх девушек, пока точно не уверился в том, что "не может" ровным счётом ничего… И никого не избил. Растерялся, наверное, от неожиданности и страха, что потерял своё главное мужское преимущество. Сбежал. Заплатил, кстати, всем четверым. Наверное, чтобы молчали о его позоре.

А они не молчали, конечно. Смеялись от души. Да, не одни, а с подружками. И из академии магии, в том числе… Те рассказали им, через некоторое время, что хоть их "весёлый" дом и был первым, Ельмин обошёл потом ещё несколько заведений в округе. И нигде не сумел получить своё.

Это звучало приговором. Для магистра… Может быть, он ходил ещё куда-то, куда Нел и Айса не дотянулись, но, даже если и так, вряд-ли это помогло ему… Пусть он и был первостатейным мерзавцем, но ведь и мужчиной же. А психика у них, в этом смысле, хрупкая. Он потерял уверенность в себе. И это потянуло за собой массу проблем…

Ельмин совсем потух. Он лишился последней, по сути, отдушины, которая помогала ему оставаться в своём уме и хоть как-то смотреть, и не сойти при этом с ума, на мерзавца Элвина, который всегда задвигал его и недооценивал, и на смазливого выскочку Лавиля. Его Ельмин ненавидел сильнее всех.

Мерзкий эльфийский смесок имел в жизни всё то, что должен был иметь он, Ельмин. Занял его место, хотя, какой из него декан! Втёрся в доверие к королю. Продвигает свои дикие, бредовые идеи, как будто кому-то есть дело до подыхающих бедняков!

И бабы от него приходят в неописуемый восторг. Всё, до одной. Хотя, не все… Мерзкая девица, которая как-то сумела то-ли отравить его, то-ли ещё что-то, не смотрит на смеска с придыханием. Ни на кого не смотрит. Потому, наверное, они и бегают за ней.

Ему бы порадоваться, что с этой студенткой ничего Лавилю не светит, но и этого он не мог. Его больному мозгу казалось, что отказывая декану, девица отвергает и унижает всех мужчин скопом, а значит, и его тоже. От этого он ненавидел её ещё сильнее. И желал укротить.

Да! Он хотел растоптать мерзавку! Чтобы она униженно умоляла его, чтобы сломалась. Когда он представлял себе эту картину, то в голове плыло и мутилось от вожделения. Странно даже, почему он не мог ничего. Может быть потому, что те бабы, не она?

И он смирился… Не получается, и не надо. Всё равно они, не она. У него всё получится, когда он заполучит ту девку себе. Тогда у него всё выйдет наилучшим образом. Он заберёт её себе, спрячет и будет навещать так часто, как пожелает. Когда девицу перестанут искать и история заглохнет.

Он наслаждаться будет каждый раз потом, когда будет видеть мерзкого смеска. Ведь это у него будет баба, которую тот не сумел заполучить… Месть! Сладкая месть всем им. Каждому!..

Ельмин планировал её, тщательно и скрупулёзно, свою великую месть. Искал союзников. И сидел так тихо, как только был способен. Чтобы никого не насторожить и не спугнуть.

Зря этот ненормальный считал, что никто понятия не имеет о его планах. Зная его, никто, в сущности, не сомневался, что Мерзкий Слизень готовит реванш. И каждый из наших знакомых готовился к нему по-своему, в меру сил и разумения.

Дастон следил за новой, в высшей степени отвратительной ему "игрушкой". Знал, что за шаги тот предпринимает. Все телодвижения Слизня были у него, как на ладони. Особое внимание он уделял тому, чтобы дурные подружки, желавшие осчастливить всех и вся, не столкнулись с Ельмином в "весёлом" доме.

Ельмин был бы, безусловно, счастлив тому, что девка пришла к нему своими ногами, и напрягаться не пришлось, а вот для Тал всё кончилось бы плохо… Дастон уже и оценивать перестал её поступки. Все эти: "она что, больная?", "где её инстинкт самосохранения?" и прочие этапы были давным давно пройдены.

Правда в том, что она была способна на всё. Вообще на всё. Хотя, пока что, практиковалась только в "чистом и светлом". Сказать по правде, Астиг и не хотел бы, чтобы она переходила на "другую сторону". Во-первых, он видел уже, как гас свет души Ильги. Это было страшно. И главное, он просто не хотел, чтобы доброта погасла в глазах Нел.

Он помнил, когда впервые увидел её. Сколько света, доброты и радости было в её глазах. Как она, втихую, поздоровалась с академией. И как только почувствовала?.. Да, он знал, что удивительная их академия обладает личностью. С самого детства знал. Это была их старая, семейная байка.

Он не верил в неё до тех самых пор, пока не заигрался… Когда, чтобы обойти Варнера, он заполучил его девушку. Ну, и что, что она явилась сама? Он мог отказаться! Понимал же, что пришла она только из злости и желания отомстить Авису.

Он тоже отомстил. Варнеру и ей. Переспал с ней, когда она явилась к нему уже по договору, когда все всё знали. А ведь мог поступить благородно… Они могли бы просто находиться в одной комнате, болтать, например, и договор был бы соблюдён…

Нет. Какого чёрта он повёл себя так, как повёл?.. Может быть потому, что Варнер изловил его и избил? И требовал… Он хотел перекупить контракт Ильги. Рычал, вцепившись ему в глотку, что он или согласится, или умрёт… Точь в точь, как рычал его папаша, когда бил Астига в детстве…

Может быть, он и согласился бы, если бы Варнер не повёл себя так, как отец… Но он повёл… И как с отцом, Астиг улыбался ему окровавленным ртом, и сделал ровно противоположное от того, что от него требовали.

Он не продал контракт Ильги. Вместо этого он спал с ней целый месяц. Убивая её, Варнера и собственную душу… Что-то умирало в нём каждый раз, когда он прикасался к ней. И вместе с тем, он чувствовал власть. Над ней, над Варнером. Это пьянило… Тогда он понял собственного отца и то, насколько они похожи… Он просто зеркальное отражение ублюдка, который его породил!..

А в последнюю ночь контракта, когда он заснул рядом с Ильгой, ему приснился сон. Академия. Он брёл по её бесконечным, тёмным почему-то коридорам. До тех самых пор, пока не прозвучал голос. Без всякого пафоса, обыденно. Как приговор:

— За то, что ты не имел жалости, и тебя не пожалеют. Ты не будешь с той, кого полюбишь. Считаешь себя хитрым и жестоким? Ты такой и есть. Но это не поможет! Ты потеряешь её!..

Он проснулся, обливаясь холодным потом. В ужасе.

Ему не нужно было ничего доказывать. Он и так знал. Это было проклятие. Он доигрался…

Он разобрался в нём и понял главное: он не должен любить женщину. Тогда всё! Проклятие теряет "зубы", рушится, как карточный домик.

Потому он и смотрел тогда, у ворот, с диким ужасом в весёлые, доверчивые глаза провинциальной девочки, которая поздоровалась с академией, что его прокляла. Он подкатывал тогда к ней, как подкатывал к другим девицам и умирал от ужаса потому, что понимал: он не сможет не полюбить. Он, по сути, уже…

Он снова засел за проклятие, повертел его так и сяк, и увидел новый "узел". Пока он будет самым сильным и хитрым, его можно будет победить. И он потеряет её. Значит, нужно учиться признавать свою слабость…

Через некоторое время он понял и то, что ему нельзя быть жестоким… Он и так занимался благотворительностью и помогал семье Ильги… Теперь стал делать больше. Никакого обещания о снисхождении не получил. Академия молчала. Но ему, необъяснимым образом, стало легче и так.

Настоящее утешение он получил в то утро, когда Тал привела прихорошившуюся Вардис на завтрак, и он понял, что Ильга будет жить. Он в то утро ушёл, оторвался от своих, забежал в какой-то глухой закуток академии, свернулся там в комок так, как когда отец бил его в детстве, и расплакался от облегчения. И дело не в проклятии даже. Ему просто было страшно. Он почти что убил душу живого существа. А эта смешная, любвеобильная дурочка спасла не только Ильгу, но и его самого. Его душу… Значит, есть и для него надежда пока… Есть…

— Есть для тебя надежда, — прозвучало вдруг от стен.

Непонятно откуда и как звучал этот странный голос. Он не был осуждающим или жестоким, как в первый раз. Не пугал. Скорее, сочувствовал.

А потому, он решился и спросил:

— Проклятие?.. Она, эта рыжая бестолочь, не умрёт?

— А ты, что же, признаёшь уже, что любишь её?

Он, помимо воли, хмыкнул, пусть и со слезами:

— Я что, дурак, не признавать очевидное? Особенно с тобой? Ты же каждого из нас видишь?

— Вижу, — согласился Древний Разум. — А если бы я дал тебе выбор, что ты выбрал бы? Несколько лет с ней, этой рыжей, а потом потерять её? Или всю жизнь наблюдать, как она счастлива с другим. Что ты выбрал бы?

Что Астиг знал всегда, так это то, что розовые сопли это не про него и не про его жизнь. Поэтому он ответил спокойно, даже слёзы не вытер:

— Пусть живёт.

— И что? — заинтересовалась академия. — И завидно не будет? И ревность не замучает?

— Будет. Замучает, — ответил он с достоинством. — Какое это имеет значение, по сравнению с главным?

— А что главное? — интересуется Голос.

— Долг. Честь. Правда. Я отступил уже однажды от семейного девиза. Сломал жизни стольким людям. И себе. Больше не отступлю.

Академия рассмеялась:

— Это забавно. Слоган про правду в девизе рода, который всегда по праву считался самым лживым и склонным к интригам! Не находишь противоречия?

— Нет, — ответил Астиг спокойно. — Я думал над этим. Что есть правда? Разве её провозглашают на площадях? Разве народ знает хоть крупицу правды о короле и о том, что вообще происходит в королевстве? Они живут спокойно именно потому, что не знают, по какому краю мы идём почти всё время…

Вздохнул и закончил:

— Знание вообще увеличивает скорбь. Чем меньше знаешь, тем легче живётся… Мне тяжело было всё это время смотреть в лицо рыжей дурочки, зная, что она однодневка… Ты утешила меня. Спасибо. Пусть живёт. Какая разница, с кем? Главное, пусть будет счастлива.

Академия молчала. Потом спросила. Недоверчиво:

— Почему ты отнёсся так спокойно?..

Астиг опёрся спиной на стену и запрокинул голову. Кажется, плакал:

— А мне вообще ничего не светит в жизни. Я и жить-то не должен был. Меня должны были убить, как только у отца родился бы второй сын. От любовницы… Удобно, да? Законный сын умирает, а тут так вовремя запасной появился. Любимый… Слуги проболтались, что ту женщину отец любил. Единственное, что он вообще любил и любит, это её и власть.

Грустно хохотнул:

— Тут и сошлись две его главные страсти… Тот ребёнок был хорош. Но я сильнее. Намного. И он решил оставить меня, ради славы и чести семьи. А того мальчика куда-то пристроил. Не знаю, куда. Надо, кстати, поискать, братца…

— И что ты сделаешь, если найдёшь его?

Юноша пожал плечами:

— Наверное, буду любить и беречь. Особенно, если он окажется нормальным. Он единственный, кто у меня есть. Отец ведь не в счёт… И судя по твоим проклятиям, никаких других привязанностей в моей жизни и не будет.

— Почему?

— Как почему? Ты же сама сказала?..

— Я сказала только то, что сказала. И больше ничего. Нечего расширительно толковать, умник.

— Но, ты же сама сказала…

— Я не бог, юноша и не знаю всего. Что-то вижу, что-то нет. И вообще, оно похоже на рябь на воде, это будущее… Неопределённо…

— Значит, что-то может быть?..

Академия уронила, как эхо уже. Видно собиралась уйти:

— Вряд-ли рыжее недоразумение простит тебе Ильгу…

Он не смог не спросить напоследок:

— А почему я вообще тебя слышу?

Она "вернулась":

— Откуда ты думаешь, эти байки "про академию" в вашей семье? Всё просто, если подумаешь и поищешь! Один из знатнейших и хитроумнейших эльфийских родов скрылся под родовым именем Дастонов. Те дурни думали, что это они вливают "нужную" кровь в своё родовое древо… Получилось наоборот…

Академия хихикнула:

— С тех пор цвет крови в этом "древе" поменялся с красной на синюю… Твои предки были одними из тех, кто вливал силы в мой резерв. Я узнала тебя… И рада, что ты оказался не законченной сволочью… Может быть, и будет из тебя толк…