Цветочек. Маска треснула. Том 2

Глава LIII. Шаг через прошлое

Послы потянулись обратно во дворец ближе к вечеру. Досадующие и ворчащие на плохую охрану, они тем не менее не решились остаться в городе, куда выдворили напавших на императорскую резиденцию преступников. Кроме того…

– Я всё ещё не уверен, что весь этот бардак не дело рук самого императора, – Делилонис отпихивал хвостом молящую о ласке и нежности Ширишу. – Все потомки императрицы Дамадрии на редкость хитроумны.

– Человеческая мудрость поспевает быстрее, – пророкотал Вааш давриданскую присказку и уже от себя добавил: – Жизнь-то у них короче.

– В случае с Митресками накопленная мудрость, похоже, передаётся от поколения к поколению, – Дел всё же почесал кошку за ухом и тут же был повален на землю и погребён под мохнатым телом.

Подползшая Амарлиша зашипела на распоясавшуюся кошку, и та поспешила уступить роскошного белохвостого самца более сильной самке.

Наги тоже собирались. Дел и пришедший в себя Шаш рассчитывали задержаться во дворце самое большее на сутки-двое и направиться домой. Не будь в посольстве женщин и раненого Ссадаши, они рискнули бы задержаться, но инстинкты заставляли их нервничать и хвостатые мечтали наконец оказаться дома и чуточку расслабиться.

– Нападение на дядю точно не дело рук императора, – ближе подполз растрёпанный Шаш.

Наагасах был одет лишь в нательный халат белого шёлка, вид имел несколько помятый, но держался хорошо, смотрел бодро и удовлетворённо, под завистливым взглядом сестры почёсывал наливающийся на шее засос. Шаш взял на себя руководство посольской охраной заместо раненого наагалея и успел ознакомиться со всеми ночными событиями, которые произошли на территории дворца.

– Он не стал бы так рисковать расположением главы, под властью которого находится больше давриданской земли, чем под властью любого другого владыки в империи.

– Да Ссадаши и сам вляпаться мог, он способный, – хохотнул Вааш. – Его вражины могли просто воспользоваться удачно подвернувшейся оказией.

– Оказия слишком уж хорошо спланирована, – не согласился Дел.

– Пошёл слух, что на дворец напали харшнейские наёмники, – Шаш обернулся к вышедшей на крыльцо Лаодонии и улыбнулся ей, соблазнительно облизнув клыки. Жена порозовела и радостно улыбнулась в ответ. – Действовали в связке с вольными, чтобы отвести глаза и чтобы никто не понял, кто именно наследил. Убили паттера Иоргона…

– Ого! – удивился Вааш.

– …и хотели убить ещё кого-то из знатных гостей, чтобы смерть паттера выглядела так, словно это было покушение не на него лично, а на глав Давридании. Этакий мятежный акт, выражение недовольства. Но харшнейцы не успели уйти. Их прижали.

– Нападение на Ссадаши было фарсом, – Дел хищно раздул ноздри. – Паттер изначально был целью.

– Дедушка, по секрету, – Шаш склонился к его уху и прошептал, – нападение на паттера было планом дяди. Точнее, кое-кого ещё, – наагасах многозначительно изломил брови, – и дяди. И Шширар уверяет, что на самого себя дядя нападать не планировал. С паттером вообще… хотели устроить встречу позже, но странно было бы упустить такую прекрасную возможность.

– Почему он ничего не рассказал?! – возмутился Делилонис. – Дейш же ему велел согласовывать действия со мной.

– Если папа дал какое-то задание лично ему, то он мог спокойно оставить тебя в неведении, – пожал плечами Шаш.

Советник наагашейда очень тихо прошипел всё, что он думает о повелителе и спевшемся с ним Ссадаши.

– Это что за господа? – Дел цепко посмотрел на стоящих рядом с драконами Милаша и Варона.

Мужчины о чём-то говорили, досадливо хмуря брови. Неподалёку от них Шерр возился с рычащей на него Госпожой, выдирая у неё из-под хвоста гроздья репьёв.

– Это Дейнины родичи, – пробасил Вааш, довольно жмурясь. – Вот эти дяди, а этот её брат-близнец. В доме ещё тётка есть и… невеста кого-то из них.

– Которые умерли? – прищурился Дел.

– Ага. У них тут какая-то семейная драма произошла, так что они малость заняты, – Вааш не стал упоминать про загадочного «деда». Тем более тот с самого рассвета и носа не казал. Наг подозревал, что ошивается он где-то в доме и жадно следит за маленькой тарведийкой, над которой драконом вьётся тётка Дейны. – Ссадашины черви их больше знают. Эй, Шширар, Арреш, подползите сюда, – подождав, пока охранники покорно приблизятся, Вааш спросил: – Родичи Дейны когда явились?

– Да почти сразу, как Дейна из-под оранжереи на огромном драконе вылезла, а потом им же часовню помяла, стаскивая оттуда наагалея, – охотно отозвался Арреш.

– Хваенино наследство, – поморщился Дел и в ответ на вопросительный взгляд Шаша добавил: – Семь веков назад император попытался избавиться от твоего отца, и тот отомстил, забрав у него сына, принца Бриона.

– Брион? – наагасах нахмурился. – Ты про зятя наагаришеи Аврин?

– Да, он до сих пор обитает в Кваразе, куда его Дейш упёк. Император тогда от потрясения слёг и в скором времени умер. Наследником остался незаконнорожденный сын Реанг, а регентом при нём – законная жена императора, императрица Хваена. После потери родного сына она очень боялась потерять и Реанга и в параноидальном страхе оставила после себя наследство, которое должно было защитить его, его потомков и потомков самой императрицы. Это наследство до сих пор нежданно-негаданно вылезает, – Дел скривился. – На моей памяти это третий дракон. Одного призвал сам Реанг в конце своего правления, когда на него покушались. Второго нашли при расчистке подземелий. Сколько их всего – никому неизвестно. Хваена не оставила после себя письменных наставлений. Она предпочитала передать всё изустно, и по итогу потомки утеряли большую часть знаний.

– Но Дейна, похоже, знала…

– Неа, – оборвал Шаша Вааш, – говорит, судьба подсобила. А откуда он так… ну дракон этот… и кто его повесил, ничего не знает. Она по теням ходила, пыталась выйти во дворец и вывалилась в подземную реку.

Дел нахмурился. Не очень он верил в такую удачу.

– Родичи прилетели, и дальше что? – поторопил наагариш Арреша.

– Господин им зачем-то сказал, что они с Дейной жених и невеста, – охранник укоризненно покачал головой и на всякий случай понизил голос. – Потом ему не понравился покровитель семьи…

– Какой покровитель?

– Дед, – коротко пояснил молчавший до этого Шширар.

– Похоже, господин решил, что он представляет угрозу для Дейны. Ну мы её и умыкнули… – Арреш осёкся и нерешительно добавил: – А перед этим наагалей этого… деда копьём к башне прибил. И тот, кажется, не сдох.

– Милаш сказал, что он маг, изучающий магию древних, – Вааш задумчиво почесал подбородок.

Взгляды скрестились на Шшираре, и наг тихо произнёс:

– Дух. Тёмный.

Арреш ошеломлённо выпучил глаза, а Шаш и Вааш выругались.

– Дядя! – наагасах досадливо закусил губу. – Нашёл время для шуток.

– Надеюсь, у этого «деда» хорошо с чувством юмора, – Ваашу хотелось оттаскать языкастого друга за хвост.

Дел глубокомысленно молчал. Один раз он косо, будто хотел в чём-то убедиться, посмотрел на напряжённого Шширара. Поймал его взгляд, и пару секунд наги смотрели друг на друга.

– Ты сказал, у него драма, – успокоил Дел Вааша. – Думаю, ему сейчас не до шуток.

Шширар облегчённо опустил плечи.

Больше всего наг сейчас, когда господин действительно созрел для женитьбы, боялся, что окружающие своим рвением спугнут уже Дейну. Пять подставных невест господина сбежали именно из-за этого.

Из-за наполовину застрявшего в окне стола в комнате было сумрачно. На столешнице ещё повисла содранная гардина, и свет пробивался в спальню только через верхнюю часть проёма, причудливо изламываясь по форме затейливой решётки. Идан подозревал, что решётки на окнах – это дань недоверию отца, но сейчас в кои-то веки чувствовал благодарность.

Темноволосая женщина гарпией металась по комнате, хрустя разбитым стеклом и отпинывая с пути обломки. Ломать было больше нечего. Только если за ножки затащить стол внутрь и расчленить уже его. Идан сидел в вычурном кресле прямо у двери и спокойно наблюдал за разъярённой Калерлеей. Она смотрела на него с едучей ненавистью, но не приближалась. Даже ни разу ничего не метнула в него. В глазах плясали боль, злость и отчаяние безысходности. Будучи в бешенстве, она всё-таки трезво оценивала свои силы: она не могла справиться с ним и раньше, не справится и сейчас. Тем более она далеко не в лучшей форме.

Худоба Калерлеи, её тонкие запястья, обострившееся лицо заставляли Идана недовольно ворчать глубоко внутри. Среди песчаных волков не была принята нежность к женщинам. Суровый и невозмутимый мужчина мог дать ей только защиту, покровительство и детей. Иные чувства считались проявлением слабости, и Идан ощущал себя истинным слабаком.

Впрочем, он всегда был таким рядом с этой женщиной.

А сейчас, когда Калерлея выглядела так отчаянно-зло, когда её красота пожухла, а сама она выглядела болезненным подобием себя, он был слабее, чем когда-либо. Он чувствовал к ней нежность, хотел прижать к себе, пока она бьётся в рыданиях, хотел расчесать её спутавшиеся волосы, зализать ссадины на дрожащих ладонях… Сотни сладких желаний, которые он пока не мог исполнить из-за темноты в прошлом, разделившей их.

– Что мне с того, что главный шакал сдох?! – Калерлея резко развернулась, подметая подолом стекло и сор. – Его смерть мне что-нибудь вернёт? Или что-то изменит к тебе? Ты отдал ему в жертву моего ребёнка, чего ты теперь хочешь от меня?!

Взгляд Идана не дрогнул.

– Я обещал, что ни ты, ни дитя не пострадаете, – тяжело обронил он.

– И я поверила! – рявкнула женщина, невольно приближаясь и тут же отшатываясь. – Я верила тебе даже тогда, когда меня связанную везли невесть куда! Ждала тебя! А очнулась среди ублюдков, которые везли меня к становищу мятежников. Одну! Без моего сына… – голос её оборвался, боль сдавила горло, и Калерлея судорожно задышала.

Идан всё так же спокойно смотрел на неё, хотя волк внутри глухо дрожал. Хотелось пойти в главный дворцовый зал, где сейчас со всеми почестями было возложено тело отца, и поглумиться над останками. Картинка сложилась. Идан вспомнил все события той ночи, когда похитили Калерлею, и обрывки разговоров, которые слышал от отца, когда тот в припадках бешенства вышагивал по храму.

Если во главе песчаных волков стоял главный жрец-паттер, то во главе мятежников с запада была «жрица» – Милостивая Кровавая Калерлея. Её влияние было столь велико, что отец ревниво скрипел зубами. Его подданные никогда так не любили. Идан нанёс ему удар в спину, не только спрятав Калерлею подле себя, но и отдав ей свою душу. Похоже, старик собирался всадить кол и в него, и в мятежников, убив Калерлею показательно прямо перед становищем повстанцев. В дороге у неё начались роды, рождённого ребёнка оставили на преданных слуг отца, чтобы те избавились от малышки, а женщину повезли дальше и, видимо, многое ей наплели, пока она не поубивала их всех.

Идан не мог винить её, что она поверила словам крыс. Помимо любви их соединяли боль и ненависть. Между ними пролегало слишком много сложностей. Он убивал её соратников, она убивала его товарищей. Преодолеть такое было очень сложно, но ему казалось, что они оставили прошлое в прошлом. Оставили боль, чтобы построить что-то более светлое.

Но сомнения оставались в душе обоих. Когда ему сказали, что Калерлея сама бросила ребёнка и сбежала, желая нанесённой болью отомстить за боль прошлого, он не был уверен, что это неправда. А вот сейчас, когда он видел, что Калерлея позволила сомнениям овладеть собой и поверила чужим словам, чувствовал обиду.

– Ты убила их? Тех, кто вёз тебя.

Спокойный голос вывел оборотницу из себя, и она с рычанием бросилась на Идана. С коленями вскочив на кресло, она, оседлав его бёдра, схватила его за грудки, борясь с чудовищным желанием вцепиться горло.

– Ненавижу тебя, ненавижу! Чего ты теперь хочешь от меня? Мира? Чтобы я призвала своих соратников к покорности? А кто мне вернёт отданного в жертву твоему отцу сына? Ты?

– Кому ты посмела поверить, женщина?! – сорвался Идан. – Крысе?!

Из груди вырвался страшный рык, и всё лицо исказилось от ярости. Калерлея сжалась, но тут же ответила рычанием.

– Я дал обещание, что и ты, и дитя будете живы! Я обещал тебе! – схватив женщину за бёдра, Идан с силой потянул её на себя. – Да, я оказался недостаточно силён и много сомневался, но я ждал этого ребёнка не меньше, чем ты!

Их лица, искажённые яростью, замерли в пяди друг от друга. С губ срывалось тяжёлое горячее дыхание. Идан встал, придерживая женщину, и медленно опустил, позволяя ей скользнуть вдоль своего тела. От неё приятно и правильно пахло им. Всё то время, пока она лежала в глубоком сне, он держал её в объятиях, наслаждаясь тем, что она рядом.

– У тебя сейчас два варианта, Калерлея, – уже спокойнее продолжил Идан. – Ты сейчас выходишь отсюда, успокаиваешь своих волчиц и остаёшься с ними. Или выходишь отсюда, успокаиваешь их и возвращаешься ко мне.

Женщина усмехнулась, поражённая наглостью.

– Но если ты выберешь первый путь, то своего ребёнка не увидишь больше никогда, – глаза оборотня потемнели.

Красные от ярости скулы побелели, и Калерлея с презрением и непониманием прищурилась.

– Ты родила не сына, а дочь, – холодно продолжил Идан, чувствуя, как пальцы женщины когтями впиваются в его грудь. – И её я защитить успел.

Оборотница засипела, судорожно стискивая пальцы.

– И я не позволю тебе приблизиться к моей дочери, если ты сейчас оставишь меня.

Идан не чувствовал ни малейших сомнений, ставя Калерлею перед столь мучительным выбором. Он и дочь – неотделимы друг от друга. Если Калерлея хочет быть со своим ребёнком, пусть примет и его.

– Докажи! – потребовала оборотница, яростно встряхнув его.

– У меня нет ни единого доказательства её существования, – Идан высокомерно вскинул подбородок. – Для всех, и тем более для моего отца, этого ребёнка нет.

– Почему я должна верить?!

Отшатнувшись, Калерлея заметалась по комнате. Ненависть, безумная надежда и недоверие разрывали её.

– Мы обещали, что будем верить друг другу, – напомнил Идан. – Ты поверила шакалам моего отца. Вспомни о своём обещании и поверь наконец мне.

Калерлея замерла и посмотрела на него с таким страхом, что новоявленный паттер едва сам не шагнул к ней и не прижал к себе. Точно такое же лицо у неё было, когда она поняла, что ждёт ребёнка.

– И ты, и я вынуждены постоянно делать сложный выбор. Сделай его ещё раз.

Сорвавшись с места, Калерлея пролетела мимо него. Дверь, всё это время открытая, ударилась о стену, и Идан остался один. Медленно пройдя в гостиную, оборотень опустился на диван и отмахнулся от охранника.

Время потянулось тягуче медленно. Свет за окном убывал, небо всё больше окрашивалось красным и тёмно-синим, а Калерлея не возвращалась. С большим трудом удавалось заставлять себя сидеть на месте и просто ждать.

Что, если она выберет не его? Перед глазами потемнело. Отпустить её Идан уже не мог. Он сделал свой выбор, когда едва взглянул на неё первый раз. Коленопреклонённую, с завязанными руками, разбитыми губами, взглядом обещающая мучения. Уже тогда он захотел забрать из её рук оружие и заставить забыть о сражениях. Отец называл его чувства греховной одержимостью. Одержимость ли это на самом деле, Идан не знал, но он отдал этой женщине душу и вряд ли уже сможет отпустить.

Охрана в дверях напряглась, и Идан вскинул тяжёлый взор. Калерлея появилась на пороге неслышно. Глаза её лихорадочно блестели, и она судорожно мяла пальцами подол платья. Идан встал и шагнул ей навстречу. Им пришлось сделать ещё по два шага прежде, чем они оказались достаточно близко. Идан обнял женщину одной рукой за плечи и слегка прижал к себе. Она вся сжалась в его объятиях и застыла, когда он коснулся губами её волос.

– Я отвезу тебя к ней, когда закончу с делами в Дардане, – тихо пообещал Идан.