«Как нам добраться до золота?»
Золотоискатель Сорок Девятого года был, как правило, уроженцем другого штата, который бросил свой дом, работу и девушку ради самых невероятных трудностей и приключений. Немногие знали и очень немногие стремились узнать хоть что-нибудь о Калифорпии, ибо все опи собирались вернуться домой, как только им удастся урвать свой кусок.
Сорок тысяч старателей нахлынуло в Калифорнию к концу 1849 года. Только горстка из них вернулась домой; большинство осело в Калифорнии… с золотом или без него. Примерно две пятых прибыло морем, проделав путь в семнадцать тысяч миль вокруг мыса Горн или, опять-таки морем, до Чагреса, а затем через Панаму, пешком или верхом па муле, до берега Тихого океана. Попав после семимесячного путешествия в Саь-Фрапциско в полном здравии, хотя и усталые, они щеголяли своим нарядом, так поражавшим прохожих еще на улицах Ныо-Норка: красные фланелевые рубахи, широкополые фетровые шляпы красновато-коричневого цвета, широкие блузы, достигающие колеи, высокие сапоги, револьверы и ножи на поясах - «калифорнийские ветераны» уже задолго до того, как их суда входили в гавань.
Первым вопросом, который они задавали на пути к берегу по мелким водам бухточки, был: «Как нам добраться до золота?»
Сан-Франциско производил на них обескураживающее впечатление. Строитель единственного кирпичного дома не нашел себе последователей, палатки и наспех сколоченные хижины все еще пользовались предпочтением перед солидными постройками, улицы были покрыты слоем ныл и в жару и грязи - во время дождей. Город готрнсал политический скандал: алькальд Ливепуорт был смещен с должности за неправильное использование фондов, шериф осуществлял свои полномочия только на бумаге. Цены на товары и продукты были настолько высокими, что можно было израсходовать весь свой капитал прежде, чем выяснить, где именно находится прииск. Один из пассажиров писал домой: «Только что прибыл. Будь проклят Сан-Франциско!»
В 1848 году в залив Сан-Франциско вошло семьсот судов. Большинство из них было покинуто командами, которые завербовывались на суда лишь ради того, чтобы обеспечить себя бесплатным проездом к золотым россыпям. Залив стал походить на засохший на корню лес из-за мачт судов, которые гнили и постепенно засасывались болотистыми берегами.
Большая часть старателей образца Сорок Девятого года прибыла по суше, следуя по пути, проложенному партиями Бидуэлла - Бартльсона, Чнлса - Уокера, Келен, Брайанта, Стивенса, Григсби - Айда, Клаймена, - двадцать пять тысяч человек и более сотнн тысяч животных проделали эту дорогу.
И они тоже были обескуражены.
Когда партии добирались до Юты, запасы продовольствия у них, как правило, были на исходе, животные исхудалые и усталые, а самая трудная часть пути все еще оставалась впереди. Часть старателей Сорок Девятого двигалась по Мормопскому тракту к Солт-Лейку, однако многие караваны обходили город мормонов, лнщал себя тем самым весьма существенной помогай. Обе стороны находились во власти страха и подозрении: мормоны потому, что эмигрантские партии двигались из Миссури, где над мормонами было учинено насилие, старатели из-за того, что, хотя никто из них и в глаза не видел пи одного мормона, были убеждены, что последние являют собой олицетворение зла.
Как только мормоны убедились, что «чужаки» (так мормоны называли всех, кто не исповедовал их религию) проявляют дружелюбие, они начали оказывать им гостеприимство в Солт-Леикс и вести с ними торговлю к немалой выгоде обеих сторон. Мормоны покупали у эмигрантов излишки съестных припасов и лишние инструменты, металлы и механическое оборудование; эмигранты получали взамен свежий скот и возможность отремонтировать свои фургоны. Мормоны запрашивали высокие цены за молоко, масло и'свежие овощи, однако они ухаживали за больными эмигрантами, оказывали приют в своих домах изнуренным дорогой семьям, а кое-кого оставляли даже на зимовку. Брайам Лиг подал пример остальным, гостеприимно нреДюжив собственный дом «чужакам».
После того как фургоны пускались в путь через пустыню, начинались настоящие мучения - не только от жажды, но н от азиатской холеры. Караваны фургонов прибывали в долину Гумбольдта, которую Фремонт н Брайант описывали как «долину, покрытую прекрасной голубой травой и клевером», и обнаруживалось, что скот все увеличивающихся орд уже \В!ел уничтожить траву и клевер. Мало было и источников воды.
Ужасы пути через пустыню, которые достигнут своего апогея через несколько месяцев в истории с партиями Дженхокера и Мэнлн в выжженных песках Долины Смерти. были очерчены летом 1849 года цепочкой мелко выкопанных могил, белеющими на солнце скелетами двенадцати тысяч павших животных, брошенной домашней утварью, кроватями, секретерами, печами и сундуками и, наконец, самими фургонами, брезентовые навесы которых с перекладинами белели на солнце, подобно костям павших животных.
«Долина Гумбольдта была покрыта всем тем, что господу богу не пригодилось при сотворении мира, а дьявол не взял для ада».
Вода продавалась по 15 долларов стакан, но только уксус немного освежал пересохший рот. Тысяча фургонов оказалась брошенной на дороге в сорок две мили. Более слабые сходили с ума; одна из женщин, например, подожгла лагерь, когда ее муж отказался повернуть обратно, Случались и героические переходы, когда люди двигались вперед через палящую пустыню, чтобы найти воду и принести ее умирающим от жажды людям и животным. Каждая 'группа, за исключением самых первых или самых молодых по составу, оставляла кого-нибудь из родственников или друзей в этой пустыне навечно.
Когда люди, окончательно измученные и без продовольственных запасов, добирались наконец до воды и восточных склонов гор, перед ними вставали мрачные громады Сьерра-Невады, которые предстояло штурмовать, втаскивая фургоны по крутым склонам. Прежде чем добраться до золотых россыпей, им приходилось двигаться по течению рек и по ущельям, опускаясь на семь тысяч футов к месту расположения золотоискательских лагерей. Неудивительно, что после»тих мучений только немногие из них проявили желание вернуться домой. Слезами и кровью своей оросили они горы п долины. Калифорния должна была принадлежать им навсегда Х1лберт в «Людях Сорок Девятого» писал: «Отыскать золота-вопрос удачи, никто не станет винить вас, если вам не повезло. Однако проделать путешествие, преодолеть препятствия, проложит! свой путь к цели - это уже дело не удачи, а выдержки. Сделай это, доберись туда, и ты получаешь отпущение грехов, ибо ты овладел искусством той игры, где все зависит лишь от тебя».
Люди Сорок Девятого большую часть года провели в пути. Только в августе или в сентябре они начали прибывать на места разработок. К концу года в Калифорнии уже находилось сто тысяч человек, из которых восемьдесят тысяч пригнала сюда золотая лихорадка.
Большинство людей Сорок Девятого, прибывавших на судах, были горожанами. Бэнкрофт пишет: «Это были издатели, проповедники, торговцы, юристы без практики, голодающие студенты, шарлатаны, бездельники, проститутки, игроки…» Затем, спохватившись, Бэнкрофт добавляет: «Среди которых было много предприимчивых честных мужчин и верных женщин».
В отличие от этой категории среди тех, кто двигался двухтыснчсмнльиым нутом ил Миссури через рапнипу, горы и пустыни, преобладали фермеры и механики, липко мыс с суровой жизнью на границе, которым было привычно обращение с фургоном и скотом.
Из восьмидесяти тысяч только сорок тысяч отправились}!а прииски, остальные остались в городах или обзавелись формами; ровно половина охваченных лихорадкой пришельцев проделала столь длинное путешествие не затем, чтобы заниматься старательством, а чтобы начать новую жизнь в попой стране, которая благодаря тем мнллн омам долларов, которые вольются в ее экономику, но их мнению, должна разбогатеть н предоставить широчайшие возможности для всех.
Лагерь старателей Сорок Восьмого к концу года пре образовался в городок Сорок Девятого, в пять рал пронос ходивший своего предшественника по размерам. Палатки и шалаши, разбросанные но склону холма, уступили ме сто хижинам, складам, салунам и гостиницам, расположен ным по обе стороны улицы длиною в один квартал При митпвнын таз уступил место более крупному н несколько более производительному «лотку». Старателю Сорок? Девп того золото не являлось валяющимся по берегам рек, ему приходилось трудиться киркой и заступом, пробиваться к блестящей породе, искать золото. В 1849 году золота было намыто более чем на 20 000 000 долларов, однако теперь на это ушел труд в пять раз большего числа людей, а до быча снизилась настолько, что одна унция в день на че лопека считалась средней нормой добычи
Поражающие воображение находки стали более редки ми Люди Сорок Восьмого верили, что золото ненечерпае мо; люди Сорок Девятого говорили, что золото здесь имеется, но для добычи его нужен упорный труд н ве зение.
Прииски все еще представляли собой весьма красоч- пую картину. Жизнерадостные молодые люди в красных рубашках, с заправленными в сапоги брюками, с бородами и длинными, ниспадающими прядями волос, составляли чисто мужское общество, жадное до работы, выпивки, ругани, азартных игр. Более слабые становились Жертвами различных напастей и болезней - от ностальгии, цинги и днзептерии до ревматизма, тнфа, туберкулеза н черной оспы. Их хоронили завернутыми в одеяла. Доктора, устав от непривычного физического труда старателей, снова вернулись к обычной практике, получая в виде гонорара по унции песка за консультацию и по доллару за каждую каплю лекарств. Женщины все еще были редкостью - на танцах мужчины тянули жребий, кому играть роль «дамы». По воскресеньям мужчины отправлялись к реке, чтобы простирнуть и прополоскать белье. Был н другой способ: «Купите две рубахи. Одну носите, пока не запачкаете. Повесьте ее на ветку, а остальное предоставьте ветру, дождю и солнцу. Наденьте вторую рубашку. Носите се, пока не запачкаете. Затем смените па чистую».
Первые прачки, которые прибыли па прииски, стиркой белья зарабатывали больше денег, чем их мужья промывкой золота.
Хотя многие из старателей привезли с ?собой скрипки н гитары, хотя оии играли в карты для времяпрепровождения, хотя все праздники отмечались весьма шумно, хотя шутливые розыгрыши друг друга были повсеместным явленном, старатели Сорок Девятого были одинокими мужчинами, изолированными от цнвнлизоваппого мира. Кое- кто имел книги Диккенса, Гомера или Библию, но книги все же были редкостью, а газеты продавались но доллару штука. Оторванность от дома, семьи, друзей и от привычного уклада стимулировала быстрый рост салунов н игорных залов, которые аккумулировали но меньшей мерс столько же золота старателей, сколько уходило в лавки и магазины. Па смену торговле прямо из выоков или с фургонов пришли деревянные постройки с настоящими прилавками, где за соответствующую цепу можно было получить что угодно: «консервированные устрицы, кукуруза и горох по С доллароп за банку, лук и картофель… китайские сладости и сушеные фрукты, шампанское, пиво и брэнди, сардины и салат из лангустов».
Жизнь в золотопромышленных районах 1849 года быстро.перестала походить на райскую идиллию 1848 года. Преступность, которой почти не знали в 1848 году, возрастала. Век благородства продержался один-единственный сезоп. Хотя англичане, ирландцы, австралийцы и немцы быстро ассимилировались, хотя к калифорнинцам относились с симпатией, а уроженцев Чили и Сопоры уважали за их шахтерское искусство, все сильнее стал проявляться расовый антагонизм среди тысяч чуждых по духу людей, собранных воедино в условиях политического вакуума. Индейцы были согпаиы с гор, китайцев и мексиканцев прогоняли с наиболее богатых заявок, французам прихо- дилось держаться кланом.
Когда ранние осенние дожди пролились с неба, а старатели потекли непрерывным потоком с холодных гор в город, Сан-Фрапциско по «живописности» пе уступал любому лагерю старателей. Разъезжеппая глина на улицах превращала их в непроходимые трясины, куда городские власти «сбрасывали возами валежник и обрубки стволов деревьев. Мулы часто тонули в жидкой грязи, споткнувшись на улице, а угроза быть выброшенным из седла из-за того, что нога лошади застрянет в этих завалах, была постоянной». Иногда трясина поглощала фургон вмес- сте с упряжкой, а хозяину только чудом удавалось спастись.
На углу Клей-стрит и Кирни-стрит висела табличка с надписью:
НЕПРЕВЗОЙДЕННАЯ УЛИЦА, КОТОРАЯ К ТОМУ ЖЕ И НЕПРОЛАЗНА
Партия кухонных плит, обесцененных из-за того, что такое большое количество их было привезено одновременно, сброшенная в грязевую пучину, служила ве- -ликолепными ступенями… при условии, если нога не попадала на камфорку, а та неожиданно не проваливалась.
В Сан-Франциско тоже не удержалась атмосфера всеобщего братства. Среди людей, привлеченных сюда жаждой золота, было немало таких, которые и у себя на родине, в обществе стабильном и с отлично действующими органами власти, представляли собой проблему. Эти элементы объединились в банду под названием «Гончие собаки» и одпалсды ночыо обрушились на беззащитную колонию чилийцев, разрушая их жалкие жилища, избивая всех подряд, а нескольких и убив. Город восстал в гневе и вышиб «Гончих собак» из города, возместив чилийцам их потери.
Это событие послужило прологом к одному из самых диких десятилетий, которые пришлось пережить какому- либо из американских городов.