ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ДЖИДЖИ
Растянулась на ковре
За мной все еще тянется темная грозовая туча, когда я возвращаюсь домой пару часов спустя. Потом я замечаю два огромных чемодана посреди общей зоны, и мое настроение поднимается.
— О Боже мой! — кричу я. — Ты дома?
В дверях появляется Майя Белл, сверкая своей ослепительной белозубой улыбкой.
— Я приехала! — кричит она очень драматично, прямо в стиле Дианы.
А потом мы обнимаем друг друга в одном из тех дурацких объятий, когда ты еще вроде как танцуешь и раскачиваешься так сильно, что чуть не падаешь.
— Что ты здесь делаешь? — Радостно спрашиваю я. — Я не ждала тебя раньше воскресенья.
— Мне стало скучно на Манхэттене. Плюс моя мать сводила меня с ума. Мне нужно было немного тишины и покоя.
— Черт возьми, она, должно быть, была просто невыносимой, если из всех людей именно ты жаждешь тишины.
Майя не, и я повторюсь, не тихий человек. Это не значит, что она неприятно громкая. Она просто разговорчивая.
— Мама решила, что хочет найти мне мужа или жену, и я не имею права голоса в этом вопросе, — объясняет Майя, закатывая глаза.
— Серьезно? Как ты собираешься выйти замуж и стать суперзвездой операционных одновременно? Я чувствую, что сейчас может быть только одно или другое. — Майя получает степень по биологии в медицинской школе. Она хочет стать хирургом.
— Именно. Я не могу сосредоточиться на глупом супруге, когда бодрствую тридцать шесть часов подряд из-за хирургической ординатуры. Но попробуй сказать это моей матери. Она провела половину лета, допрашивая каждого дипломата, с которым мы сталкивались, о том, есть ли у них незамужние дети. Она даже составляет досье на кандидатов.
— По крайней мере, она смирилась, что это может быть жена.
Когда Майя призналась своим родителям в бисексуальности на первом курсе колледжа, ее маме потребовалось некоторое время, чтобы осознать это. В основном потому, что она думала, что это означает, что у нее никогда не будет внуков, которым можно было бы купить пони. В конце концов Майе пришлось усадить свою мать и объяснить, что если она все-таки сойдется с женщиной, то в наши дни однополым парам доступно множество репродуктивных возможностей. Это, вроде как, успокоило миссис Белл.
— Верно, — отвечает Майя. — Но, клянусь Богом, мне не нужно, чтобы моя мать сводила меня с кем-либо. Ты вообще знакома с ней? Она самый большой сноб на планете. Она выдаст меня замуж за какую-нибудь чопорную наследницу или принца, который носит кольца на мизинцах.
Майя продолжает потчевать меня историями из летних путешествий своей семьи. Мы открываем бутылку красного вина и садимся на диван, чтобы наверстать упущенное. Сначала меня это развлекает, но вскоре мои мысли возвращаются к событиям сегодняшнего вечера, пока я снова не становлюсь беспокойной и не начинаю чувствовать агрессию.
Нахер Брэда Фэрли и нахер Люка Райдера. И что, если мой пас перехватили сегодня? И что...
— Что, — весело говорит Майя, вырывая меня из моих мыслей, — моя история об этой нудистской греческой вечеринке тебе не подходит?
— Нет, это смешно. Прости. Мои мысли на секунду отвлеклись, и я снова начала кипятиться. Я была в ужасном настроении, пока не увидела твое великолепное лицо.
— Во-первых, мне нужно, чтобы ты продолжала сыпать комплиментами, потому что этим летом моя мать практически уничтожила мою самооценку. И, во-вторых, из-за чего мы волнуемся?
— Эмма Фэрли. Моя старая школьная подруга.
— Ааа, предательница.
— Да. — Я смеюсь над ее словами, но и чувствую укол боли, потому что, если бы вы сказали мне в выпускном классе средней школы, что мы с Эммой не будем дружить после школы, я бы сказала, что вы сумасшедшие.
Майя вытягивает свои невероятно длинные ноги и кладет их на кофейный столик.
— Итак, почему мы думаем о Злой Эмме?
— Ну, вообще-то, я больше думаю о ее отце. Сегодня вечером я узнала, что мистер Фэрли — новый главный тренер сборной США.
— О черт. И она настроила папочку против тебя?
— Я не знаю. Я не разговаривала ни с ней, ни с кем-то еще из этой семьи, аж с самого момента выпуска. Но я не могу представить, что она могла бы сказать обо мне что-нибудь хорошее. Она полощет меня в социальных сетях уже три года.
Сначала это были откровенно агрессивные посты о том, какими ужасными, эгоистичными и злыми были все члены моей семьи и я сама. В конце концов это превратилось в завуалированные “мысли” и двусмысленные цитаты, которые явно были направлены против меня и моих различных личностных недостатков.
Это чертовски по-детски, но проблема Эммы в том, что она ненавидит, когда ее игнорируют. Она всегда должна быть в центре внимания, и это здорово, когда ты подросток и устраиваешь вечеринки, и у тебя есть веселая, жизнерадостная подруга, которая с головой бросается в приключения и тащит тебя за собой.
Но в тот момент, когда ты перестаешь служить ей и потакать ее эго, она отворачивается от тебя.
— В любом случае, я беспокоюсь, что он даже не даст мне честно попробовать, — признаюсь я, выпивая залпом почти половину своего бокала. Вино стекает к низу моего живота и беспокойно кружится там. — Они все еще отбирают игроков и дорабатывают состав и... — Я слизываю каплю с нижней губы. — Я не знаю, я нервничаю. У меня плохое предчувствие по этому поводу.
— Не стоит. Ты буквально хоккеистка номер один во всем мире.
— Ладно, это преувеличение.
— Первая тройка, — поправляет она. — Во всем мире.
— Первая десятка. На национальном уровне.
— Хорошо, первая пятерка в мире, — говорит она, небрежно махнув рукой. — Ты хочешь сказать мне, что этот мудак не собирается выбрать одного из лучших игроков для своей команды?
— Это работает не так.
— Тогда как же это работает?
Я обдумываю это, потому что это трудно объяснить. Процесс отбора почти намеренно расплывчатый.
— Тренеры не выбирают игроков, основываясь только на объективных критериях. Они смотрят на прошлые выступления в каких-либо национальных турнирах, которых у меня нет. Они смотрят, кто, по их мнению, мог бы хорошо сработаться в команде. Иногда они могут проводить пробы, но твои предыдущие игры гораздо важнее, чем куча упражнений. — Я пытаюсь подвести итог более простыми словами. — По сути, каждый раз, когда я выхожу на лед — это пробы в национальную сборную.
И, по-видимому, не произвожу хорошего впечатления. По крайней мере, по словам Брэда Фэрли.
Я издаю разочарованный вздох.
— Неважно. Я больше не могу об этом говорить.
Соскальзывая с дивана, я бросаюсь на мягкий ворсистый ковер, где растягиваюсь на спине и громко стону.
— Ооо, — вздыхает Майя.
Я открываю глаза и вижу, что она смотрит на меня сверху вниз. Выражение ее лица — смесь веселья и беспокойства.
— Что? — Я ворчу.
— Тебе нужно потрахаться.
— Нет, не нужно. Я в порядке.
— Неа. Я вернулась всего час назад и уже вижу признаки, прежде чем ты растянулась на ковре. С учетом сказанного, лежание на ковре всегда становится последней каплей.
— Перестань. Я не так уж и часто лежу на ковре.
— Ты совершенно точно так и делаешь. Это происходит каждый раз, когда у тебя превышен уровень стресса или ты становишься слишком перегруженной. А потом, после того как ты ложишься на ковер, ты становишься очень раздражительной и начинаешь огрызаться на меня за такую тривиальную ерунду, как, например, выпить из твоей бутылки с водой с монограммой. А потом появляется Кейс, трахает тебя, и ты снова становишься милой маленькой Джиджи.
— Не думаю, что я когда-то была милой.
— Хорошо, я признаю это. Но даже не пытайся спорить с остальным. У тебя очень предсказуемый цикл возбуждения. И в ту секунду, когда ты потрахалась, ты вдруг становишься менее раздражительной, и наш ковер спасен.
— Ты мне не нравишься.
— Когда у тебя был последний раз?
Я торжествующе открываю рот...
— С человеческим мужчиной, а не твоей рукой, — перебивает она, прежде чем я успеваю заговорить.
Я пораженно вздыхаю.
— После Кейса — никого.
— Итак, что, конец мая? Это почти четыре месяца назад?
— Четыре месяца — не такой уж большой срок без секса, — протестую я.
— Для большинства людей. Но для таких страдающих от стресса, как ты? Это целая вечность.
Я отказываюсь доставлять ей удовольствие, но... она не ошибается. Регулярный секс — одна из причин, по которой я предпочитаю отношения. Люди всегда хвастаются тем, как легко пойти и найти парня на одну ночь. Но кто на самом деле хочет заниматься этим каждую ночь? Бесконечная череда ночей на одну ночь или регулярный секс с одним парнем, которого я люблю? Я каждый раз выбираю второе.
— Может нам стоит скачать тебе приложение для знакомств?
Я сажусь и прислоняюсь к дивану.
— Нет. Я ненавижу все это. И ты знаешь, что я ненавижу случайный секс.
— Что ж, либо так, либо возвращайся к Кейсу. — Она наклоняется вперед и снова наполняет свой бокал. — Это вариант?
— Нет.
Кстати о Кейсе, позже он звонит, когда я собираюсь принять душ. Я хочу вымыть голову по-настоящему после того, как наполовину сполоснула ее в раздевалке до этого.
Мои пальцы зависают над кнопкой принять. Я почти не отвечаю, но привычка берет верх.
Это, и я не могу отрицать, что иногда скучаю по звуку его голоса.
— Как прошла игра? — Спрашивает Кейс.
Выныривая из своей личной ванной, я падаю на край кровати и погружаюсь в старые добрые времена болтовни с Кейсом. — Это было жестоко. В этом сезоне нам нужно остерегаться Провиденса.
— Синяки есть?
— Синяки и немного ушибов, но ничего такого, чего не смогла бы завтра вылечить хорошая ванна со льдом.
— Или теплая ванна прямо сейчас. — Его голос, мягкий и тягучий, как патока, проникает мне в ухо. — Я мог бы прийти и присоединиться к тебе, если нужна компания.
Я... испытываю искушение.
По мне пробегает дрожь при мысли о том, что я обнажена рядом с Кейсом, прижата к его телу, пока он гладит мои волосы и целует в шею.
Майя права. Я слишком возбуждена.
Именно поэтому я спешу закончить разговор.
— Нет, — говорю я беспечно, — со мной все в порядке. Просто приму душ, а потом лягу спать.
— Я здесь, Джи. Ты ведь знаешь это? Я всегда буду рядом.
Но он не был рядом. Не тогда, когда это было важно.
И как же мне теперь поверить, что он здесь?
Фу, у меня сейчас нет столько душевеных сил для этого. Я принимаю душ, затем расчесываю и сушу феном волосы, прежде чем забраться в постель. Однако, лежа там, сон ускользает от меня. Я нуждаюсь... прекрасно, возможно, я нуждаюсь в разрядке. Поэтому, когда наступает час ночи, а я все еще не сплю, я прикусываю губу и просовываю руку между ног.
Это то, что тебе нужно? Чтобы тебе говорили, какая ты хорошая девочка?
Прежде чем я успеваю это остановить, хриплый голос Люка Райдера проникает в мою голову. И снова мое сердце сжимается, мое тело шепчет: Да, называй меня хорошей девочкой.
Мои пальцы касаются клитора, мимолетная ласка, прежде чем я осознаю, для кого я пульсирую.
Вот так просто мое возбуждение угасает. Я не имею права трогать себя, думая о придурке, который пришел на мою игру сегодня, перечислил все мои проблемы как игрока, а затем намекнул, что я не заслуживаю играть в хоккей первого дивизиона.
Кумовство в действии, черт возьми.
Придурок.
На то, чтобы заснуть, уходит целая вечность, и даже после того, как я засыпаю, это совсем не успокаивает. Я ворочаюсь с боку на бок и просыпаюсь уставшей.
Из-за этого мне тяжело во время утренней пробежки, на которую Майя присоединяется ко мне, потому что я отчаянно нуждаюсь в компании. Она пытается отвлечь меня от мрачного настроения, которое все еще не рассеялось, но только когда мы возвращаемся в Хартфорд Хаус она начинает добиваться успеха, вызывая у меня искренний смех.
Который, конечно, быстро исчезает, как только я замечаю Райдера, ожидающего нас у главного входа.
С букетом ромашек в руках.