ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ДЖИДЖИ


Растянулась на ковре

За мной все еще тянется темная грозовая туча, когда я возвращаюсь домой пару часов спустя. Потом я замечаю два огромных чемодана посреди общей зоны, и мое настроение поднимается.

— О Боже мой! — кричу я. — Ты дома?

В дверях появляется Майя Белл, сверкая своей ослепительной белозубой улыбкой.

— Я приехала! — кричит она очень драматично, прямо в стиле Дианы.

А потом мы обнимаем друг друга в одном из тех дурацких объятий, когда ты еще вроде как танцуешь и раскачиваешься так сильно, что чуть не падаешь.

— Что ты здесь делаешь? — Радостно спрашиваю я. — Я не ждала тебя раньше воскресенья.

— Мне стало скучно на Манхэттене. Плюс моя мать сводила меня с ума. Мне нужно было немного тишины и покоя.

— Черт возьми, она, должно быть, была просто невыносимой, если из всех людей именно ты жаждешь тишины.

Майя не, и я повторюсь, не тихий человек. Это не значит, что она неприятно громкая. Она просто разговорчивая.

— Мама решила, что хочет найти мне мужа или жену, и я не имею права голоса в этом вопросе, — объясняет Майя, закатывая глаза.

— Серьезно? Как ты собираешься выйти замуж и стать суперзвездой операционных одновременно? Я чувствую, что сейчас может быть только одно или другое. — Майя получает степень по биологии в медицинской школе. Она хочет стать хирургом.

— Именно. Я не могу сосредоточиться на глупом супруге, когда бодрствую тридцать шесть часов подряд из-за хирургической ординатуры. Но попробуй сказать это моей матери. Она провела половину лета, допрашивая каждого дипломата, с которым мы сталкивались, о том, есть ли у них незамужние дети. Она даже составляет досье на кандидатов.

— По крайней мере, она смирилась, что это может быть жена.

Когда Майя призналась своим родителям в бисексуальности на первом курсе колледжа, ее маме потребовалось некоторое время, чтобы осознать это. В основном потому, что она думала, что это означает, что у нее никогда не будет внуков, которым можно было бы купить пони. В конце концов Майе пришлось усадить свою мать и объяснить, что если она все-таки сойдется с женщиной, то в наши дни однополым парам доступно множество репродуктивных возможностей. Это, вроде как, успокоило миссис Белл.

— Верно, — отвечает Майя. — Но, клянусь Богом, мне не нужно, чтобы моя мать сводила меня с кем-либо. Ты вообще знакома с ней? Она самый большой сноб на планете. Она выдаст меня замуж за какую-нибудь чопорную наследницу или принца, который носит кольца на мизинцах.

Майя продолжает потчевать меня историями из летних путешествий своей семьи. Мы открываем бутылку красного вина и садимся на диван, чтобы наверстать упущенное. Сначала меня это развлекает, но вскоре мои мысли возвращаются к событиям сегодняшнего вечера, пока я снова не становлюсь беспокойной и не начинаю чувствовать агрессию.

Нахер Брэда Фэрли и нахер Люка Райдера. И что, если мой пас перехватили сегодня? И что...

— Что, — весело говорит Майя, вырывая меня из моих мыслей, — моя история об этой нудистской греческой вечеринке тебе не подходит?

— Нет, это смешно. Прости. Мои мысли на секунду отвлеклись, и я снова начала кипятиться. Я была в ужасном настроении, пока не увидела твое великолепное лицо.

— Во-первых, мне нужно, чтобы ты продолжала сыпать комплиментами, потому что этим летом моя мать практически уничтожила мою самооценку. И, во-вторых, из-за чего мы волнуемся?

— Эмма Фэрли. Моя старая школьная подруга.

— Ааа, предательница.

— Да. — Я смеюсь над ее словами, но и чувствую укол боли, потому что, если бы вы сказали мне в выпускном классе средней школы, что мы с Эммой не будем дружить после школы, я бы сказала, что вы сумасшедшие.

Майя вытягивает свои невероятно длинные ноги и кладет их на кофейный столик.

— Итак, почему мы думаем о Злой Эмме?

— Ну, вообще-то, я больше думаю о ее отце. Сегодня вечером я узнала, что мистер Фэрли — новый главный тренер сборной США.

— О черт. И она настроила папочку против тебя?

— Я не знаю. Я не разговаривала ни с ней, ни с кем-то еще из этой семьи, аж с самого момента выпуска. Но я не могу представить, что она могла бы сказать обо мне что-нибудь хорошее. Она полощет меня в социальных сетях уже три года.

Сначала это были откровенно агрессивные посты о том, какими ужасными, эгоистичными и злыми были все члены моей семьи и я сама. В конце концов это превратилось в завуалированные “мысли” и двусмысленные цитаты, которые явно были направлены против меня и моих различных личностных недостатков.

Это чертовски по-детски, но проблема Эммы в том, что она ненавидит, когда ее игнорируют. Она всегда должна быть в центре внимания, и это здорово, когда ты подросток и устраиваешь вечеринки, и у тебя есть веселая, жизнерадостная подруга, которая с головой бросается в приключения и тащит тебя за собой.

Но в тот момент, когда ты перестаешь служить ей и потакать ее эго, она отворачивается от тебя.

— В любом случае, я беспокоюсь, что он даже не даст мне честно попробовать, — признаюсь я, выпивая залпом почти половину своего бокала. Вино стекает к низу моего живота и беспокойно кружится там. — Они все еще отбирают игроков и дорабатывают состав и... — Я слизываю каплю с нижней губы. — Я не знаю, я нервничаю. У меня плохое предчувствие по этому поводу.

— Не стоит. Ты буквально хоккеистка номер один во всем мире.

— Ладно, это преувеличение.

— Первая тройка, — поправляет она. — Во всем мире.

— Первая десятка. На национальном уровне.

— Хорошо, первая пятерка в мире, — говорит она, небрежно махнув рукой. — Ты хочешь сказать мне, что этот мудак не собирается выбрать одного из лучших игроков для своей команды?

— Это работает не так.

— Тогда как же это работает?

Я обдумываю это, потому что это трудно объяснить. Процесс отбора почти намеренно расплывчатый.

— Тренеры не выбирают игроков, основываясь только на объективных критериях. Они смотрят на прошлые выступления в каких-либо национальных турнирах, которых у меня нет. Они смотрят, кто, по их мнению, мог бы хорошо сработаться в команде. Иногда они могут проводить пробы, но твои предыдущие игры гораздо важнее, чем куча упражнений. — Я пытаюсь подвести итог более простыми словами. — По сути, каждый раз, когда я выхожу на лед — это пробы в национальную сборную.

И, по-видимому, не произвожу хорошего впечатления. По крайней мере, по словам Брэда Фэрли.

Я издаю разочарованный вздох.

— Неважно. Я больше не могу об этом говорить.

Соскальзывая с дивана, я бросаюсь на мягкий ворсистый ковер, где растягиваюсь на спине и громко стону.

— Ооо, — вздыхает Майя.

Я открываю глаза и вижу, что она смотрит на меня сверху вниз. Выражение ее лица — смесь веселья и беспокойства.

— Что? — Я ворчу.

— Тебе нужно потрахаться.

— Нет, не нужно. Я в порядке.

— Неа. Я вернулась всего час назад и уже вижу признаки, прежде чем ты растянулась на ковре. С учетом сказанного, лежание на ковре всегда становится последней каплей.

— Перестань. Я не так уж и часто лежу на ковре.

— Ты совершенно точно так и делаешь. Это происходит каждый раз, когда у тебя превышен уровень стресса или ты становишься слишком перегруженной. А потом, после того как ты ложишься на ковер, ты становишься очень раздражительной и начинаешь огрызаться на меня за такую тривиальную ерунду, как, например, выпить из твоей бутылки с водой с монограммой. А потом появляется Кейс, трахает тебя, и ты снова становишься милой маленькой Джиджи.

— Не думаю, что я когда-то была милой.

— Хорошо, я признаю это. Но даже не пытайся спорить с остальным. У тебя очень предсказуемый цикл возбуждения. И в ту секунду, когда ты потрахалась, ты вдруг становишься менее раздражительной, и наш ковер спасен.

— Ты мне не нравишься.

— Когда у тебя был последний раз?

Я торжествующе открываю рот...

— С человеческим мужчиной, а не твоей рукой, — перебивает она, прежде чем я успеваю заговорить.

Я пораженно вздыхаю.

— После Кейса — никого.

— Итак, что, конец мая? Это почти четыре месяца назад?

— Четыре месяца — не такой уж большой срок без секса, — протестую я.

— Для большинства людей. Но для таких страдающих от стресса, как ты? Это целая вечность.

Я отказываюсь доставлять ей удовольствие, но... она не ошибается. Регулярный секс — одна из причин, по которой я предпочитаю отношения. Люди всегда хвастаются тем, как легко пойти и найти парня на одну ночь. Но кто на самом деле хочет заниматься этим каждую ночь? Бесконечная череда ночей на одну ночь или регулярный секс с одним парнем, которого я люблю? Я каждый раз выбираю второе.

— Может нам стоит скачать тебе приложение для знакомств?

Я сажусь и прислоняюсь к дивану.

— Нет. Я ненавижу все это. И ты знаешь, что я ненавижу случайный секс.

— Что ж, либо так, либо возвращайся к Кейсу. — Она наклоняется вперед и снова наполняет свой бокал. — Это вариант?

— Нет.

Кстати о Кейсе, позже он звонит, когда я собираюсь принять душ. Я хочу вымыть голову по-настоящему после того, как наполовину сполоснула ее в раздевалке до этого.

Мои пальцы зависают над кнопкой принять. Я почти не отвечаю, но привычка берет верх.

Это, и я не могу отрицать, что иногда скучаю по звуку его голоса.

— Как прошла игра? — Спрашивает Кейс.

Выныривая из своей личной ванной, я падаю на край кровати и погружаюсь в старые добрые времена болтовни с Кейсом. — Это было жестоко. В этом сезоне нам нужно остерегаться Провиденса.

— Синяки есть?

— Синяки и немного ушибов, но ничего такого, чего не смогла бы завтра вылечить хорошая ванна со льдом.

— Или теплая ванна прямо сейчас. — Его голос, мягкий и тягучий, как патока, проникает мне в ухо. — Я мог бы прийти и присоединиться к тебе, если нужна компания.

Я... испытываю искушение.

По мне пробегает дрожь при мысли о том, что я обнажена рядом с Кейсом, прижата к его телу, пока он гладит мои волосы и целует в шею.

Майя права. Я слишком возбуждена.

Именно поэтому я спешу закончить разговор.

— Нет, — говорю я беспечно, — со мной все в порядке. Просто приму душ, а потом лягу спать.

— Я здесь, Джи. Ты ведь знаешь это? Я всегда буду рядом.

Но он не был рядом. Не тогда, когда это было важно.

И как же мне теперь поверить, что он здесь?

Фу, у меня сейчас нет столько душевеных сил для этого. Я принимаю душ, затем расчесываю и сушу феном волосы, прежде чем забраться в постель. Однако, лежа там, сон ускользает от меня. Я нуждаюсь... прекрасно, возможно, я нуждаюсь в разрядке. Поэтому, когда наступает час ночи, а я все еще не сплю, я прикусываю губу и просовываю руку между ног.

Это то, что тебе нужно? Чтобы тебе говорили, какая ты хорошая девочка?

Прежде чем я успеваю это остановить, хриплый голос Люка Райдера проникает в мою голову. И снова мое сердце сжимается, мое тело шепчет: Да, называй меня хорошей девочкой.

Мои пальцы касаются клитора, мимолетная ласка, прежде чем я осознаю, для кого я пульсирую.

Вот так просто мое возбуждение угасает. Я не имею права трогать себя, думая о придурке, который пришел на мою игру сегодня, перечислил все мои проблемы как игрока, а затем намекнул, что я не заслуживаю играть в хоккей первого дивизиона.

Кумовство в действии, черт возьми.

Придурок.

На то, чтобы заснуть, уходит целая вечность, и даже после того, как я засыпаю, это совсем не успокаивает. Я ворочаюсь с боку на бок и просыпаюсь уставшей.

Из-за этого мне тяжело во время утренней пробежки, на которую Майя присоединяется ко мне, потому что я отчаянно нуждаюсь в компании. Она пытается отвлечь меня от мрачного настроения, которое все еще не рассеялось, но только когда мы возвращаемся в Хартфорд Хаус она начинает добиваться успеха, вызывая у меня искренний смех.

Который, конечно, быстро исчезает, как только я замечаю Райдера, ожидающего нас у главного входа.

С букетом ромашек в руках.


Загрузка...