Эффект Грэхема

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

РАЙДЕР

Вселенная способствует

— Люк, стой!

Я просыпаюсь в пятницу утром в холодном поту. Футболка, в которой я уснул насквозь промокла и приклеилась к груди. Испуганный голос все еще отдается эхом в паутине моего едва проснувшегося мозга. Я прогоняю его, потому что последнее, что мне нужно, — начинать свой день погруженным во тьму.

Но кошмар оказывается предзнаменованием. Когда я переворачиваюсь в постели, чтобы схватить телефон, появляется пропущенный вызов с кодом города Феникса и уведомление на голосовую почту.

Блядь.

Я сажусь и ввожу пароль.

— Люк, это Питер Грин, офис прокурора округа Марикопа. Я пытался связаться с тобой несколько недель назад. Мой офис также выслал письмо на твою электронную почту, хотя я не уверен, что у нас правильный адрес; тот, который у меня в файле, довольно старый. Я понимаю, что для тебя это деликатный вопрос, но нам действительно нужно обсудить слушание и...

“Ваше сообщение удалено”.

Я бросаю телефон на матрас и, спотыкаясь, бреду по коридору в ванную, чтобы принять душ. Я планирую приехать в спортивный центр сегодня в восемь утра, а не в семь. Теперь, когда официально начались занятия, мне нужно сократить дополнительные тренировки и не заставлять себя так сильно напрягаться.

В этом семестре у всех членов хоккейной команды занятия только во второй половине дня из-за утренней раскатки и тренировок. Беккет едет в кампус со мной, а Шейн сказал, что поедет на своей машине. Мы оставляем его на кухне за блендером, готовить протеиновый коктейль.

По дороге Беккет болтает о каком-то фильме, который он посмотрел вчера, но я слушаю вполуха. Мой разум занят той же самой чертовой вещью, которая гложет меня уже три дня.

Джиджи Грэхем.

Прошло три дня с тех пор, как мы целовались.

Вернее, с тех пор, как от одного ее поцелуя мой член стал таким твердым, что я едва мог доехать домой, пока эта чертова штуковина пыталась вылезти у меня из штанов и ткнуть руль.

Я, честно говоря, думал, что она уже позвонит мне.

И я не должен быть так разочарован, что она этого не сделала.

С приближением нашей первой игры тренировки стали более настойчивыми. Дженсен усердно работает с нами сегодня утром. После этого мы набиваемся в медиакомнату, чтобы посмотреть запись игры Северо-восточного. Они будут нашим первым соперником в сезоне.

Пока мы ждем прибытия помощника тренера Перетти, я продолжаю думать о молчании Джиджи и очевидном решении притвориться, что это не был самый горячий поцелуй, который кто-то из нас когда-либо испытывал.

Я не представлял такого жара. Мы так зажгли друг друга, что были готовы вспыхнуть.

Я пытаюсь выкинуть это из головы, пока мои товарищи по команде болтают вокруг меня. Как обычно, ребята из расформированного Иствуда занимают большую часть второго ряда, в то время как изначальные брайарцы занимают первый.

— Я просто говорю, ты не можешь доказать, что червоточин (прим. перев. другое название — пространственно-временные туннели) не существует, — утверждает Беккет, даже когда переписывается по телефону с какой-то цыпочкой. Он умеет быть многозадачным, когда дело доходит до путешествий во времени и секса.

— А ты не можешь доказать, что они существуют, — раздраженно говорит Наззи.

— Наз. Братан. Ты ведешь проигранную битву, — советует Шейн. Он тоже переписывается. Прошлой ночью он встретил другую чирлидершу на вечеринке братства. Чувак пробивается в команду поддержки, как будто сам пытается выиграть национальные.

— Мне сейчас нужно спросить, и мне нужно, чтобы вы все пообещали не осуждать меня, — нервно говорит Патрик.

— Никто этого не пообещает, — сообщает ему Рэнд.

— Тогда забудьте.

Рэнд хихикает.

— Верно. Как будто теперь мы отпустим тебя, пока ты не спросишь.

— Я сказал, забудьте. — Патрик упрямо качает головой.

— Капитан? — кто-то обращается ко мне.

— Со-капитан, — доносится ехидный голос Трэгера из первого ряда, но мы все игнорируем его.

— Задавай вопрос, — бормочу я Мальчишке из Канзаса.

— Итак, эм, червоточины. — Он колеблется, оглядывая всех. — В них есть черви?

Его встречает абсолютная тишина. Даже Уилл Ларсен повернулся на своем сиденье, чтобы посмотреть на Патрика.

— Теоретические черви? — Поправляет Патрик. Он выглядит совершенно потерянным. — Я правильно говорю?

Шейн жалеет его.

— Все в порядке. Зато, ты правда красивый.

Он не понимает, что его оскорбляют, до тех пор, пока Шейн не возвращается к переписке со своей чирлидершей.

— Подожди. Пошел ты, — рычит Патрик.

— В них нет никаких червей, — говорит Беккет потрясающе добрым тоном. — По сути, червоточины — это искривленные области пространства, которые соединяют две отдаленные точки...

Я снова отключаюсь от них. Мне хватает слушать это дома. Я не позволю Беккету Данну разрушить мою жизнь и в кампусе.

Час спустя нас отпускают, и я пересекаю двор, направляясь к древнему, увитому плющом зданию, в котором проходят все мои лекции на этот день.

Прошло всего пару недель, но мне не потребовалось много времени, чтобы определить, что, если брать учебу — Брайар намного круче Иствуда. Я изучаю бизнес-администрирование с уклоном на историю, и обе дисциплины уже подкинули мне гору работы. На следующей неделе мне нужно сдать два задания, а затем еще два буквально через неделю. Чертовски жестоко. Может быть, так делают в Лиге плюща.

Я выхожу со своей последней лекции на сегодня, когда на телефоне всплывает имя Джиджи. Мой пульс учащается.

ЖИЗЕЛЬ:

Я знаю, что это в последний момент, но ты не хочешь сегодня вечером провести тренировку в Мансене?

Я не думаю, что здесь есть какой-то намек. Я верю, что она действительно просит провести тренировку. И все же, судя по тому, как твердеет мой член и сжимаются ягодицы, можно подумать, что она прислала мне фотографию своей киски с подписью приди и трахни.

Я набираю ответ, пока иду к парковке.

Я:

Я готов.

ЖИЗЕЛЬ:

9:15?

Я:

Увидимся там.

Вселенная способствует тому, чтобы мы потрахались.

Это подтверждается, когда мы с Джиджи приезжаем на каток и обнаруживаем, что женские раздевалки не работают. Белый лист, приклеенный к двери, объясняет, что их затопило. Я чувствую носом слабый запах сточных вод достигает моих ноздрей, когда мы читаем вывеску.

Джиджи пожимает плечами и направляется в мужскую раздевалку с ключами в руке. Я не могу перестать пялиться на нее с тех пор, как мы приехали сюда. Черные штаны для йоги облегают ее стройные ноги и подчеркивают задницу. Задницу, которую я сжимал несколько дней назад. Я до сих пор помню, какой сладкой она была в моих ладонях, и мои пальцы чешутся прикоснуться к ней снова.

— Как прошла твоя неделя? — беспечно спрашивает она.

Я стараюсь не поднимать бровь. Я так понимаю, мы играем в обычную игру. Просто игнорируем тот факт, что недавно она жадно присасывалась к моему языку. Круто.

— Хорошо. У тебя?

— Загруженно, — признается она. — Как будто каждый год я забываю, какая это большая нагрузка — совмещать учебу и хоккей.

— Какая у тебя специальность?

— Спорт-администрирование. — Она пожимает плечами. — Вроде как всегда думала, что из меня получится хороший агент или менеджер, поэтому выбрала специальность, которая направит меня по этому пути. А как насчет тебя?

— Бизнес-администраторирование. Хотя и не уверен, что буду с этим делать.

Когда мы входим в раздевалку, она снимает с плеч джинсовую куртку и бросает ее на скамейку. На секунду мне кажется, что она собирается продолжать раздеваться — мое либидо искренне одобряет это, — но затем она берет свою сумку с одеждой и направляется в соседнюю душевую.

— Я переоденусь там, — бросает она через плечо.

Как и в предыдущие разы, когда мы были здесь, весь каток в нашем распоряжении, и на нем жутковато тихо. Это не похоже на настоящую хоккейную арену без звука шайб, ударяющихся о борта и оргстекло. Резкий удар шайбы, попавшей в цель, может сотрясти стены здания. Это мой самый любимый звук в мире.

Сегодня вечером почти невозможно сосредоточиться на хоккее. Я никогда не думал, что на это способен. Я всегда сосредоточен на хоккее. Он у меня в крови.

Но сегодня вечером моя кровь кипит от чего-то другого.

Джиджи, похоже, тоже отвлеклась, пропустив несколько пасов, которые отыграла бы во сне.

Вы никогда не осознаете, какая это по-настоящему плохая идея — заниматься каким-либо видом спорта с головой в другом месте, пока кто-то не пострадает.

Во время нашей следующей схватки за шайбу Джиджи издает болезненный крик, который заставляет все мое тело напрячься. Я останавливаюсь как вкопанный.

— Ты в порядке? — Я спрашиваю немедленно.

Она снимает перчатки, морщась, когда вращает запястьем. Беспокойство закипает во мне. Черт. Если у нее травма... это может испортить весь сезон.

— Иди сюда.

Я веду ее к скамейке, где мы садимся. Я беру ее запястье одной рукой и осматриваю другой. Я нежно провожу пальцами по сухожилиям, наблюдая за реакцией на ее лице.

— Больно?

— Нет. — Она заметно сглатывает. — Мне кажется, все в порядке. Думаю, я просто потянула его, когда мы были возле бортов.

Я нажимаю на другое место, все еще изучая ее.

— А так?

— Нет.

— Уверена? — Я чувствую, как трепещет ее пульс под подушечкой моего большого пальца.

Джиджи кивает с облегчением.

— Этот спазм уже прошел.

Она снова поворачивает запястье, но не делает никаких движений, чтобы вырвать его из моей испытующей хватки.

— На самом деле я ни разу не ломала ни одной кости, — признается она. — Думаю, мне повезло. Мой брат в детстве трижды ломал руку. Ты когда-нибудь что-то ломал?

— Ребра считаются?

— Конечно.

— Тогда парочку ребер, в разное время пару раз. Остальные случаи — легкие растяжения. Лодыжка, запястье. — Я пожимаю плечами. — Никогда не ломал ничего важного.

— Ну, ребра очень важны. — Она протягивает руку и касается моей грудной клетки поверх потной майки.

Хотя она и не прикасается к моей обнаженной коже, я чувствую ее пальцы, как клеймо для скота.

— Знаешь... — Она задумчиво замолкает. Серые глаза пристально смотрят на меня.

Мне неловко от того, как она на меня смотрит. Как будто она видит что-то, чего не вижу я. Как будто она знает обо мне какой-то секрет, который даже я не смог разгадать.

Наконец, она заканчивает эту мысль.

— На самом деле ты не мудак.

— Уверен, что именно он.

— Нет. Это все спектакль. Тебе не все равно. Ты просто не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, что тебе не все равно. Я думала, у тебя огромная палка в заднице, но грубость — это прикрытие для чего-то. — Губы Джиджи слегка изгибаются. — Не волнуйся, я не буду спрашивать, для чего. Я знаю, ты мне не скажешь.

Она продолжает изучать мое лицо, и я борюсь с желанием опустить голову. Я чувствую себя странно беззащитным. От этого у меня чешется кожа.

— Расскажи мне, в чем ты ошибался на счет меня.

Ее просьба поражает меня. Я не придавал этому особого значения, но теперь, когда я размышляю об этом, я понимаю, что у меня действительно были некоторые предвзятые представления о ней.

— Я предполагал, что ты будешь более высокомерной. Имеешь право, — признаю я.

Она кивает, как будто ожидая этого.

— Но ты скромнее, чем я ожидал. Ты редко хвастаешься, только когда шутишь. Каждый раз, когда кто-то делает тебе комплимент, ты выглядишь приятно удивленной, как будто это первый раз, когда такое происходит. И ты всегда за это благодаришь.

Ее запястье остается между моими сжатыми руками. Я не могу удержаться, чтобы не погладить пальцами ее бледную хрупкую кожу.

— Я знаком с детьми известных людей, — говорю я ей. — Думал, ты будешь похожа на них. Но ты совсем не такая.

Зубы Джиджи на мгновение впиваются в ее нижнюю губу. Затем она облизывает обе губы, не сводя с меня взгляда.

— Просто для ясности, ты не пытаешься встречаться со мной.

— Нет. — Я хихикаю. — Если ты хочешь, чтобы кто-то был с тобой мил и водил тебя на свидания, я не твой мужчина. Я не силен в таких вещах.

— Тогда в чем же ты силен?

Это вопрос с подвохом, и мы оба это знаем.

Я переворачиваю ее руку, затем намеренно провожу большим пальцем по центру ладони. Замечаю, как она дрожит.

— Я хорош в том, чтобы сделать тебя влажной, — говорю я, слыша хрипотцу в своем голосе. — И я трахну тебя так хорошо, что ты будешь думать об этом несколько дней. Это будет лучший трах в твоей жизни.

Она снова прикусывает губу. Затуманенный, жаждущий огонек в ее глазах почти убивает меня. Я почти притягиваю ее к себе на колени и целую. Но это она колеблется. Это должен быть ее ход.

И она его не делает.

Мое тело плачет от безмолвного разочарования, когда она медленно встает на коньки.

— Давай на сегодня закончим, — предлагает она. — Наши головы в другом месте, а это верный путь к травмам.

Я иду за ней обратно к мужским раздевалкам, где мы садимся бок о бок на скамейку, чтобы расшнуровать коньки. Джиджи снимает свое снаряжение, пока не остается в майке, спортивном лифчике и мужских шортах. Я стараюсь не пялиться.

— Схожу быстро в душ, — говорит она, направляясь к двери в другом конце комнаты.

Я остаюсь на скамейке, дышу через нос. Делаю глубокие, ровные вдохи.

Господи. Я хочу ее. Никогда не ожидал, что это произойдет. Совершенно не был готов к этому. И не знаю, что с этим делать.

Я слышу, как включается душ, и вскоре с той стороны в раздевалку проникают клубы пара. Мне тоже нужно принять душ, поэтому, пока жду, когда Джиджи закончит, я снимаю свою тренировочную одежду и засовываю ее в сумку. Убираю остальные свои вещи, когда сквозь шум журчащей воды прорывается ее приглушенный голос.

— Райдер?

— Да? — Я кричу в сторону душа.

— Я забыла полотенце. Можешь принести мне?

Мой член становится тверже хоккейной клюшки в руке. Сделав еще один глубокий вдох, я прислоняю клюшку к своей сумке.

— Конечно. Одну секунду.

Я подхожу к стене со шкафчиками, где хранятся свежие полотенца. Беру два с полки. Затем я прохожу сквозь насыщенный паром воздух, нависающий, как навес, над рядами душевых кабин. Большая часть пара выходит из третьей кабинки.

С колотящимся сердцем я останавливаюсь перед белой шторкой. Мельком замечаю дразнящие очертания ее тела, размытую вспышку изгибов и золотистой плоти.

Я прочищаю горло, чтобы объявить о своем присутствии, затем подношу полотенца к краю кабинки.

— Держи.

Шторка шуршит.

А потом она распахивается.

Вместо того, чтобы взять у меня полотенца, Джиджи стоит, полностью раздетая для меня.

Она невероятна.

Дыхание становится прерывистым, когда ее обнаженное тело ослепляет меня. Упругие груди с коричневато-розовыми сосками. Они тугие и сморщенные, несмотря на горячую воду в душе. Мой язык покалывает от желания облизать их.

Я отрываю взгляд от ее сисек, чтобы обуздать искушение, но он попадает только между ее ног. Еще более соблазнительное место. Она полностью гладкая, и теперь мой язык облизывает мои губы так, как он хочет лизать ее киску.

В ее глазах читается приглашение.

Я вешаю полотенца на крючок. Затем, не говоря ни слова, захожу в кабинку и задергиваю за собой шторку. Она обнажена. Я все еще в своих боксерах. Но, может быть, это и к лучшему — сохранить барьер между ней и моим ноющим членом.

Ее взгляд пристально, долго и с жаром путешествует по моему телу. Останавливается на грудных мышцах. Прессе. Очень заметных очертаниях моего члена. От восхищения ее глаза темнеют, и будь я проклят, если не получаю от этого удовлетворения. Я хочу, чтобы ей понравилось мое тело. Я хочу, чтобы она использовала его как свою личную игровую площадку.

Несколько долгих секунд никто из нас не произносит ни слова. Вода струится по ней, капельки скатываются по ложбинке между ее идеальными сиськами, скользят по плоскому животу, скульптурным бедрам.

— Райдер, — умоляет она, и это все, что нужно.

Я присоединяюсь к ней под струями, наклоняясь, чтобы поцеловать ее, одновременно просовывая руку между бедер.

Она ахает, и я проглатываю звук губами. Медленно прижимая ее к стене, я провожу костяшками пальцев по ее щели. Ее бедра двигаются, пытаясь прижаться к моей руке. Я потираю ее клитор с легкой лаской, надавливая только тогда, когда она начинает хныкать мне в рот.

Я прерываю поцелуй и вдыхаю облако пара. Он кружится вокруг нас, капельки прилипают к ее полной нижней губе, когда она смотрит на меня из-под невероятно длинных ресниц.

— Больше, — умоляет она.

— Больше чего? — Улыбка щекочет мои губы. — Больше этого?

Я провожу рукой по ее киске.

Джиджи стонет.

Пока она покачивается на моей руке, я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее снова. Мне нравится, какая она на вкус. То, как она трется о мою руку. Я закидываю одну из ее ног себе на бедро, раскрывая еще больше, чтобы засунуть в нее два пальца. Ее мышцы сжимаются вокруг них, и я, черт возьми, чуть не падаю в обморок от вожделения.

Мне нужно, чтобы мой член был в ней. Господи.

Целуя ее до бесчувствия, я скольжу пальцами внутрь и наружу, в то время как тыльная сторона моей ладони давит на ее клитор. Другой рукой я сжимаю ее грудь, играя с затвердевшими бутонами ее сосков.

Когда она пытается протянуть руку между нами, чтобы коснуться моего члена, который напрягается под влажным материалом моего нижнего белья, я недовольно отталкиваю ее нетерпеливую руку. Я, блядь, слишком сильно этим наслаждаюсь и не хочу отвлекаться. Каждая клеточка моего существа зациклена на звуках, которые она издает. На неровном дыхании и тихих всхлипах.

Теперь она трахает мои пальцы со всем рвением, закрыв глаза и тяжело вздымая грудь.

Как-нибудь в другой раз я планирую провести часы, играя с ней, дразня ее, но сейчас на это нет времени, и внезапно единственное, чего я хочу, — заставить ее кончить сильно и быстро.

— Отпусти, — шепчу я ей на ухо, прежде чем провести языком по нежным связкам ее шеи. — Дай мне почувствовать, как ты сжимаешь мои пальцы, когда кончаешь.

Из ее горла вырывается крик, полный страсти, когда она делает то, о чем я прошу. Отдается оргазму. Отдается мне.

Я улыбаюсь, наблюдая, как она содрогается от удовольствия, ее дыхание вырывается среди клубов пара. Она прижимается губами к моей груди, мягко покусывая кожу и заставляя дергаться от желания. Мои пальцы продолжают двигаться внутри нее, но теперь медленнее. Ее клитор набух под моей ладонью, а киска скользкая от оргазма.

Между тем, у меня такой болезненный стояк, что я удивляюсь, как могу оставаться в вертикальном положении. Что сильная эрекция в моих трусах не опрокидывает меня за грань прямо сейчас.

— Эй, тут кто-то есть? — внезапно раздается растерянный мужской голос.

Мы отпрыгиваем друг от друга.

— Уборка, — зовет тот же голос.

Грудь Джиджи вздымается от очередного глубокого вдоха.

— Да, извините, я уже заканчиваю, — отзывается она. — У меня есть разрешение от владельца здания находиться здесь в нерабочее время. Я скоро выйду.

— О, хорошо, — говорит уборщик, но звучит все еще растерянно. — Я начну с детских раздевалок. Извините, что прервал.

Я все еще возбужден, но момент упущен. Джиджи в бешенстве хватает полотенца, которые я повесил возле кабинки, и швыряет одно в меня.

— Блядь, — бормочет она себе под нос. — Это так неловко.

— Он не знал, что ты здесь не одна. Все нормально.

Мы вытираемся полотенцами и спешим в главную комнату, чтобы одеться. Моя эрекция не спала, ни на дюйм. Ее губы кривятся в усмешке, когда она замечает, что я пытаюсь натянуть джинсы поверх этого.

— Проблемы, король выпускного?

Я вздыхаю.

Она убирает волосы в небрежный пучок и некоторое время смотрит на меня. Наконец она заговаривает.

— На эти выходные я собираюсь домой. Выезжаю завтра утром. — Она делает паузу. — Вернусь в воскресенье днем.

— Моих соседей тоже не будет все выходные. У них какой-то концерт в Бостоне, и Шейн сказал, что их не будет дома до поздней ночи воскресенья. Так что дом будет в моем распоряжении.

Ее взгляд опускается к заметной выпуклости на моих джинсах, затем скользит обратно вверх.

— Это твой способ попросить меня прийти в воскресенье?

— Нет. — Я пожимаю плечами. — Приходи в воскресенье. Вот — это мой способ.

Уголки ее рта приподнимаются в улыбке.

— Хорошо. — Она встречает мой вопросительный взгляд. — Я буду.