Эффект Грэхема

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

РАЙДЕР

Я хочу быть ее героем

— Оуэн МакКей — твой брат.

Джиджи произносит короткие, недовольные слова, когда мы тащим наши измученные задницы в гостиничный номер около трех часов ночи. Мы проведем ночь в номере ее кузины-супермодели. В пентхаусе, конечно же.

Я ждал, что она что-нибудь скажет, но я рад, что до сих пор ей удавалось держать себя в руках. После того, как Оуэн сбросил свою бомбу, я мог сказать, что у нее все еще был миллион вопросов. Но мы никак не могли даже немного поговорить, не говоря уже о том, чтобы завязывать серьезный разговор, под оглушительную музыку в ночном клубе в канун Нового года. Я почувствовал облегчение, когда она не стала настаивать, но знал, что она всего лишь выжидает удобного момента. Остаток ночи она провела, бросая тревожные взгляды то на Оуэна, то на меня.

Ну, не всю ночь. Мы также провели приличное количество времени на танцполе. Я не столько танцевал, сколько позволял ей тереться об меня, пока часы не пробили полночь, а потом мы целовались на танцполе в окружении супермоделей, профессиональных спортсменов и рэпера по имени Визза.

Дикая ночь.

Потом мы забрались в личную машину Алекс, включая Оуэна. Он и Алекс исчезли в ее комнате, и для девушки, которая высмеивала Джиджи за увлечение хоккеистами, она, конечно, прямо сейчас выкрикивает имя именно хоккеиста.

Я закрываю дверь, создавая барьер между секс-фестивалем, происходящим на другом конце номера.

— Хорошо. Давай обсудим это, — говорю я со вздохом.

— Ты солгал мне, — категорично отвечает она.

— Я не лгал. — Я прикусываю губу, заставляя себя не избегать ее все более сердитых глаз. — Я говорил тебе, что знал Оуэна по Фениксу — я просто опустил ту часть, что он мой брат.

Джиджи прислоняется к двери, крепко прижав руки к груди.

— Ты солгал по недомолвке. — Она неодобрительно качает головой. — Я только что познакомила тебя со своей семьей, а ты не удосужился сказать мне, что у тебя есть брат?

Мои зубы глубже впиваются в губу. Я заставляю себя остановиться, слизываю жжение и делаю вдох.

— Я не специально держал это в секрете, — наконец говорю я ей. — Когда впервые выяснилось, что я знаком с Оуэном, я еще не рассказал тебе о своем отце, и я не был готов ко всему этому дерьму, которое выплывет наружу. Так что я сделал вид, что мы просто друзья из Феникса. А потом это как-то вылетело у меня из головы.

— Это вылетело у тебя из головы, — недоверчиво повторяет она.

— Потому что это больше никогда не всплывало. Мы никогда не говорим об Оуэне, — указываю я.

— Да, кстати, почему?

Я сажусь на край матраса и провожу обеими руками по волосам.

— Потому что я ненавижу говорить о своем прошлом. Ты это знаешь.

— Ты также сказал, что приложишь больше усилий. — Она звучит разочарованной.

— Я знаю. Мне жаль. Просто... я не силен в этом. — Я выдыхаю, во мне мелькает сожаление. — Он мой сводный брат. У нас разные отцы.

Но, все та же мертвая мама.

Я быстро проглатываю комок в горле.

Словно чувствуя нарастающую во мне боль, Джиджи подходит и садится рядом со мной, все еще одетая в блестящее серебряное платье, от которого я не мог отвести глаз весь вечер.

— Почему ты оказался в приемной семье? — спрашивает она в замешательстве. — Я имею в виду, если у тебя есть сводный брат. И Оуэн не раз упоминал своих родителей сегодня вечером. Почему его семья не забрала тебя?

Меня охватывает болезненное чувство.

— Они просто не сделали этого.

— Насколько он старше?

— Два года. Ему было восемь, когда умерла мама. Но в тот момент он уже не жил с нами, — объясняю я. — Мама и отец Оуэна развелись, когда Оуэну был год. Потом она встретила моего отца и почти сразу забеременела мной. Оуэн перестал жить с нами примерно за год до ее смерти.

— Вы были близки?

— Лучшими друзьями. И до сих пор остаемся. — Я поднимаю запястье. — Это он тот лучший друг, из-за которого тебе нравится дразнить меня. Мы купили эти чертовы штуковины, когда нам было по шестнадцать, и они до сих пор не отвалились.

Она улыбается. Я чувствую, как ее гнев тает.

— Я думаю, это хороший знак.

— В общем, когда ему было семь, его отец снова женился. Действительно милая женщина, Сара. У нее была собственная дочь от предыдущего брака. Расс, отец Оуэна, хотел, чтобы они были семьей, поэтому он боролся с моей мамой за полную опеку. Сказал суду, что может предложить своему сыну лучшие условия. У него был более высокий доход, он жил в более приятном районе. Мама не могла позволить себе нанять адвоката, чтобы бороться с ним, и в конце концов сдалась. Не то чтобы он пытался полностью исключить ее из жизни Оуэна. Он просто хотел быть его основным местом жительства. Так что она согласилась, и мы брали Оуэна к себе на выходные и праздники. Тем не менее, это причиняло ей сильную боль. Она скучала по нему. — Мой голос срывается. — Мы оба скучали. Он уехал жить к своему отцу и мачехе, а я осталсяся со своими родителями. А год спустя мой отец всадил маме пулю в лоб.

У меня сжимается грудь. Внезапно я обнаруживаю, что тяжело дышу, выплевывая отрывистое проклятие.

— Что такое? — Выдавивает Джиджи.

— Я никогда не прощу его за то, что он сделал. — У меня горит в горле. — Она не была идеальной матерью, но она была моей.

Слезы щиплют мне глаза, и я отвожу взгляд. Но Джиджи чертовски проницательна, и, конечно же, она замечает. Она придвигается ко мне, ткань ее платья шуршит, и с силой поднимает мою руку, чтобы она могла просунуть под нее голову.

Я инстинктивно обнимаю ее.

Она кладет голову мне на плечо.

— И отец Оуэна просто отдал тебя в приемную семью после того, как ты потеряла мать? Это жестоко.

Откровенная оценка в некотором роде удручает.

— Я не был его родственником, поэтому ему было все равно. Отец Оуэна... — Я пытаюсь быть тактичным, а потом удивляюсь, почему я беспокоюсь. Я не тактичный парень, так зачем начинать сейчас? — Он гребаный придурок. А Сара, какой бы милой она ни была, обычная тряпка. Я думаю, если бы это зависело от нее, она бы взяла меня к себе.

Я думаю о нескольких каникулах, которые я провел с МакКеями. Их было всего несколько, и только потому, что Оуэн упросил своего отца позволить мне прийти.

— Я никогда не нравился Рассу. Думаю, я был просто напоминанием о моей маме, его бывшей жене. Он утверждает, что она изменяла ему с моим отцом, но я не знаю, правда ли это. Возможно, так и было.

Я бы, наверное, не винил ее, если бы это было так. Расс всегда был трудным, резким человеком. Строгим, возлагающим на Оуэна невероятно большие надежды. Чертовски хорошо, что Оуэн был феноменален в хоккее, учитывая, как сильно Расс давил на него в детстве. Если бы Оуэн не обладал талантом и необходимой страстью к игре, он бы сломался под таким давлением.

— Расс не хотел меня, — просто говорю я. Никто не хотел. Я прочищаю горло от внезапного прилива эмоций. — Я был напоминанием о жизни, которую он оставил позади.

— Но Оуэн был тебе хорошим братом?

— Самым лучшим. — Чувство вины сжимает мою грудь.

Она не упускает из виду напряженность.

— Что?

— Лучшим братом, чем я заслуживаю, — признаю я.

— Что это значит?

— Мой отец убил его мать, Джиджи. Это то, чего никто из нас никогда не сможет забыть.

— Он держит на тебя обиду? — Ее голос звучит обеспокоенно.

— Нет, но он должен, — решительно отвечаю я. — Если бы не мой дерьмовый отец, у него все еще была бы мама.

— Да, но это не твоя вина.

— Все, что я хочу сказать, что я бы не винил его, если бы он винил меня.

У меня снова сжимается горло. Неважно. Нет смысла думать обо всем этом. Говорить обо всем этом. Это ничего не меняет. Не исправит прошлого или...

— Не делай этого, — мягко говорит Джиджи. — Не хорони это. Я чувствую, как ты это делаешь.

Я вздрагиваю, когда она хватает меня за подбородок. Заставляя смотреть ей в глаза.

— Ты так сильно хочешь, чтобы это не было твоим прошлым, но оно твое. Я понимаю, насколько это отстойно, и мне очень жаль. Но ни в чем из этого не было твоей вины. Ты не несешь за это ответственности. Ответственность несет твой отец.

— Я знаю.

— Тогда перестань брать на себя ответственность за его действия. Позволь себе установить хорошие отношения со своим братом. Тебе не нужно чувствовать себя виноватым.

— Но я действительно чувствую себя виноватым, — бормочу я и впервые в жизни произношу эти слова вслух.

Я даже Оуэну никогда не говорил о своих чувствах.

Меня пугает, что я могу рассказать ей все. Просто могу быть таким уязвимым. И я не боюсь ее реакции. У меня никогда не было даже толики страха, что она может осудить меня.

Я обнимаю ее за талию и осторожно опускаю на спину. Одной рукой обхватив ее щеку, я смотрю на ее великолепное лицо. Мое сердце всегда подступает к горлу, когда я с ней. Когда я думаю о ней.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее.

— Я недостаточно хорош для тебя, — шепчу я ей в губы.

Тревога наполняет ее глаза.

— Райдер...

— Я не знаю, стану ли я таким когда-нибудь. Но я хочу попробовать.

И я попробую. Я серьезно. Я знаю, что у меня есть недостатки. Но мне нужно преодолеть их, чтобы быть с этой женщиной. Она заставляет меня быть лучше.

Я хочу быть лучше для нее.

Я хочу быть ее героем.

Эмоции застревают у меня в горле.

— Эй, — говорит она, дотрагиваясь до моего подбородка. — Что происходит?

— Я люблю тебя.

У нее перехватывает дыхание.

Я никогда раньше не произносил этих слов. Но я имею в виду их каждой клеточкой своего существа. Она — та самая. Она единственная.

— Скажи это еще раз.

— Я люблю тебя, Джиджи.

На ее лице появляется ослепительная улыбка.

— Я тоже люблю тебя, Люк.

Это что-то делает со мной. Имя, которое я так долго ненавидел, имя, от которого я отшатывался, слетело с ее губ. Слыша его сейчас, исходящее от этого сладкого голоса и великолепного лица, сопровождаемое этими тремя словами, что ж, думаю, я не против быть Люком.

Я буду тем, кем она захочет меня видеть.

Натягивая футболку, я выхожу из спальни рано утром следующего дня и нахожу своего брата на полностью оборудованной кухне роскошных апартаментов. Джиджи крепко спит за закрытой дверью нашей комнаты. Алекс, должно быть, тоже, потому что ее нигде не видно.

Я подхожу к своему брату.

— Доброе утро.

— С Новым годом. Хочешь кофе?

Я киваю.

— Пожалуйста.

В люксе установлена дорогая кофемашина и готовит кофе для гурманов, который можно найти в супер пафосных хипстерских кафе.

— Шикарно, — растягиваю я слова, и он хихикает.

Минуту спустя он протягивает мне чашку, от края которой поднимается пар. Мы переходим в гостиную и садимся на плюшевый диван. Прошлой ночью мы не проводили в этой комнате много времени, так что она в отличном состоянии.

— Итак. У тебя есть девушка. — Он хихикает. — Ты забыл упомянуть об этом, когда мы разговаривали в последний раз.

— Я все еще ломал голову над этим.

— Она мне нравится.

— Мне тоже. — Я киваю в сторону закрытой комнаты Алекс. — Это что-то значит?

— Да, братан. Я собираюсь жениться на супермодели. Давай прямо сейчас.

— Разве ты не знаменитый профессиональный спортсмен? Разве супермодели не идут с этим в комплекте?

— Эта девушка — настоящий пожар. Я ей надоем максимум через неделю. Сегодня вечером она вылетает в Париж на частном самолете.

— Да, и ты улетаешь на своем самолете обратно в Лос-Анджелес.

— Да отвали ты. Я лечу коммерческим рейсом.

— Первым классом?

Он пристыженно опускает голову.

— Бизнес.

Я хихикаю.

— Как прошло Рождество с твоими родителями?

— Хорошо. А как насчет тебя? Ты провел это время с Грэхемами, да?

Я вздыхаю.

— Помнишь, как Гаррет Грэхем ненавидел меня за опоздание на тренировку? Что ж, теперь у него есть еще более серьезная причина. Чувак меня терпеть не может.

— Я уверен, что ты преувеличиваешь.

— Поверь мне, это не так.

Я замечаю, что он смотрит на меня поверх края своей кружки.

— Что?

— Ты выглядишь счастливым, — говорит Оуэн. — Не могу поверить, что я, блядь, это говорю. Но это правда.

— Ад замерз, верно?

— Я думаю... да.

Ухмыляясь, я ставлю свою кружку на стеклянный столик.

— Итак, какой у тебя график предстоящих игр?

— У нас много выездных игр. — Он проводит рукой по своим растрепанным каштановым волосам. — У нас изнурительный график. Находиться в дороге очень утомительно.

— Тебе это нравится.

— Нравится. — Он делает паузу. — Тебе тоже понравится.

— Ага, если Даллас не передумает на счет меня.

— Они не передумают. — Он делает еще глоток. — У нас пара матчей против Брюинз в следующем месяце. Тебе стоит прийти на один из них. Посмотришь игру в ложе, а после поужинаешь со мной и командой.

— Звучит заманчиво.

— Приводи свою девушку. — Он подмигивает.

— Тебе действительно нравится произносить это слово.

— Да, потому что это ты, и ты не заводишь девушек. Я буду повторять это вечно, просто потому, что знаю, что тебе от этого неловко.

Говоря о неловкости, я внезапно вспоминаю, что сказала Джиджи прошлой ночью. О том, что я не могу брать на себя ответственность за действия других людей.

Я долго колеблюсь, наблюдая, как Оуэн потягивает кофе и листает что-то в телефоне. Обычно я бы никогда это не обсуждал. Никогда не думал поднимать эту тему. Но, может быть, мое “обычно” больше не подходит. Может быть, пришло время изменить то, как я справляюсь с дерьмом.

— Ты винишь меня?

Он в замешательстве поднимает голову.

— За что?

— За маму. — Я несколько секунд смотрю на свои руки, затем заставляю себя встретиться с ним взглядом. — Ты видишь его, когда смотришь на меня?

Он отшатывается.

— Блядь, нет.

Я даже не могу описать облегчение, которое охватывает меня.

— Ты ничего ей не сделал, — тихо говорит Оуэн.

— Но я и не спас ее.

— Тебе было шесть. Поверь мне, если бы там был я, я бы тоже ничего особенного не сделал. — От сожаления на его лбу появляется морщинка. — Это я должен извиняться. Я ничего не мог сделать для тебя после того, как это случилось. Я умолял своего отца позволить тебе жить с нами, но он и слышать об этом не хотел.

— Я знаю. Это не твоя вина. Я знаю, какой он.

— Да, но я все равно переживал. Я всегда буду сожалеть об этом, о том, что у меня была семья, в то время как тебя кидали по разным приемным семьям. Мой отец — придурок, но это ничто по сравнению с тем, что выпало тебе.

— Все было не так уж плохо, — уверяю я его. — Я научился играть в хоккей, не так ли?

— Верно.

Между нами воцаряется короткое молчание, исполненное сожаления.

— Не могу поверить, что его могут освободить условно-досрочно, — говорю я категорично.

— Я тоже. — Тон Оуэна мрачен.

Мы переписывались об этом некоторое время назад, после того как я наконец перезвонил Питеру Грину. Как и меня, Оуэна попросили выступить на слушании, и он тоже не горит желанием.

— И нет, Райдер. Просто чтобы еще раз ответить на этот вопрос. Когда я смотрю на тебя, я вижу не его — я вижу тебя. Ты мой младший брат. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

Некоторое время мы сидим в тишине, допивая остатки кофе, когда солнце начинает подниматься над горизонтом Манхэттена.

— Тебе стоит приготовиться, — в конце концов говорит Оуэн, оглядываясь на меня и ухмыляясь.

— К чему?

— Ты женишься на этой девушке.