Эффект Грэхема - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора unknown (ч. 40)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

РАЙДЕР

Детка

ЖИЗЕЛЬ:

Как ты себя чувствуешь после того удара, который получил прошлым вечером? Весь в синяках?

Я:

В черных и синих.

ЖИЗЕЛЬ:

Да, это выглядело ужасно. Им следовало выбросить этого парня из игры, а не выписывать ему 5-минутный штраф.

ЖИЗЕЛЬ:

С другой стороны, этот пенальти принес вам, ребята, первую победу в сезоне. Моя очередь приносить цветы?

В отличие от нашего прошлого сексуального момента, в этот раз мы с Джиджи постоянно общаемся после перепихона в библиотеке. Мы не виделись всю неделю, потому что наши графики были напряженными, а промежуточные экзамены в самом разгаре. Но она постоянно присутствует в моем телефоне. Мы постоянно переписываемся. До такой степени, что если я просыпаюсь и не вижу сообщения от нее, я искренне разочарован. И мой член жаждет снова оказаться внутри нее. Надеюсь, сегодня вечером у нас что-нибудь получится.

Мы с Беккетом заходим в тренировочный комплекс, наши спортивные сумки перекинуты через плечи. Он прикладывает свою ключ-карточку к сканеру у входных дверей, которые автоматически с жужжанием открываются перед нами. Все спортсмены имеют доступ в здание, и каждое посещение в нерабочее время регистрируется. Кто-то сказал мне, что меры предосторожности были приняты после пьяного инцидента в тренажерном зале пару лет назад.

Мы оба поглощены своими телефонами, когда входим в помещение.

Я:

Вместо этого я приму минет. Я имею в виду, пока ты раздаешь награды.

ЖИЗЕЛЬ:

Может быть, позже. Прямо сейчас у меня свидание с ледяной ванной. Только что подъехала к арене.

Я громко смеюсь, когда читаю ее сообщение. Похоже, великие умы думают одинаково. Или, скорее, преданные хоккею игроки. Двери за нами с жужжанием открываются, и в вестибюль входит Джиджи.

Она останавливается как вкопанная при виде нас, но быстро приходит в себя, с юмором глядя на нас.

— Вы действительно вот так проводите свое воскресное утро? Вы неудачники.

Я фыркаю.

— Ты буквально делаешь то же самое.

— Доброе утро, Грэхем. — Беккет поднимает голову, чтобы улыбнуться ей, прежде чем его внимание возвращается к телефону. Он продолжает хихикать про себя.

— Что все это значит? — Подозрительно спрашиваю я.

Он выключает экран.

— Что?

— Ты с кем-то встречаешься?

— Конечно, нет. Я свободная птица, приятель. Меня нельзя держать в клетке. — Он подмигивает Джиджи.

— Вы, ребята, сегодня в тренажерном? — спрашивает она.

— Это буду я, в соло, — отвечает Беккет. — Этот храбрый ублюдок занимается ледяным погружением.

Мы втроем направляемся по широкому коридору к раздевалкам. На полпути я говорю:

— Подожди, — и ныряю в командную кухню, чтобы взять яблоко. Обычно я загружаюсь углеводами на следующий день после игры, и я уже снова проголодался, несмотря на обильный завтрак, который мы съели дома, и два маффина, которые я съел в джипе по дороге сюда. Этим утром мой желудок ненасытен. Поскольку здень нет никакой вредной еды, приходится довольствоваться фруктами.

— Хороший выигрышь в эти выходные, — говорит Беккет Джиджи, когда я возвращаюсь.

— Спасибо. Пока мы справляемся. У нас второй сухой счет за две недели. — Она похлопывает его по руке. — И посмотрите, ребята, наконец-то одерживаете свою первую победу! Как очаровательно.

Он хихикает, а я закатываю глаза. Хотя, должен сказать, эта победа действительно была приятной. Она не была красивой. Это точно было не то, что я хотел бы видеть в новостной ленте. Но тот факт, что я смог забить по воротам... после двух с половиной периодов пропущенных передач, паршивой коммуникации и нарастающей вражды между моими товарищами по команде… что ж, это был не только столь необходимый толчок для самомнения, но и настоящее чудо.

Победа досталась не просто так. Синяк на правом боку пронзает меня болью каждый раз, когда его касается легкий ветерок. Впрочем, нет ничего, чего не исправила бы хорошая ванна со льдом.

— Значит, ты вторгаешься в мое время принятия ванны? — Говорит мне Джиджи, прищурив глаза. — Потому что, да будет тебе известно, ледяные ванны - это мой конек.

— Правда? Уверена, что выдержишь? — Я оглядываю ее с ног до головы. — Потому что на этих костях не так много мяса. Холод проберет прямо до них.

— Я делаю это после каждой игры. — Она кладет руку на свое стройное бедро. — Возможно, сегодня я даже выдержу двадцать минут.

— Да ты бунтарка, — растягиваю я.

— Ты думаешь, я этого не сделаю? Потому что я могла бы остаться там на час, если бы захотела, — заявляет она, но я думаю, что она просто играет.

— Гипотермия — это круто. — Беккет еще раз подмигивает ей.

— Я настоятельно советую тебе не оставаться там час, Жизель, — вежливо говорю я.

— Перестань пытаться обуздать мои мечты, король выпускного.

— Посмотрите на себя, с вашими милыми прозвищами. — Беккет улыбается нам. — Вам стоит переспать.

Джиджи кашляет в ладонь.

— Да, этого не случится, — отвечает она, и я ухмыляюсь ей, когда Бек не смотрит.

— Серьезно, почему бы и нет? — он настаивает. — Теперь, когда ты решила не ездить на поезде Данна...

— Не называй себя так, — приказывает она.

— ...этот парень — следующий лучший на очереди. Плюс у вас были бы красивые дети. — Беккет задумывается. — Колсон, наверное, обделался бы кирпичами, так что… Наверное, разумно не пить из этого колодца.

Он заходит в мужскую раздевалку, не обращая внимания на обеспокоенное лицо Джиджи.

— Он знает? — шипит она, когда он уходит.

— Я так не думаю. Просто Беккет — это Беккет, — уверяю я ее.

— Неважно. Я собираюсь переодеться.

Я делаю то же самое, переодеваюсь в плавки и одновременно съедаю яблоко в пять укусов. Я выбрасываю огрызок в мусорное ведро, затем надеваю шлепанцы и направляюсь в ванную. Я за погружения в холодную воду, хотя это не для слабонервных. Когда впервые погружаетесь в холодную воду, вы почти перестаете дышать. Но со временем привыкаете к этому. Это по-прежнему неприятно, но короткая ванна со льдом творит чудеса с ноющими после игры мышцами и ускоряет восстановление.

Джиджи уже в кабинете терапии, на ней цельный черный купальник, достаточно скромный и не должнен быть таким сексуальным, как выглядит. Судя по тому, как реагирует мое тело, можно подумать, что она голая.

В ее серых глазах вспыхивает одобрение, когда они скользят по моей обнаженной груди. Но когда я поворачиваюсь, чтобы поставить свой спортивный напиток на подоконник в другом конце комнаты, она ахает.

— Что? — Я оглядываюсь через плечо и понимаю, что ее внимание приковано к моему синяку. — Да, выглядит не очень, — соглашаюсь я.

Она отпивает воды, прежде чем поставить свою бутылку.

— Как на счет пятнадцати минут? — Предлагаю я, направляясь к таймеру у двери. — Я знаю, ты предпочла бы час, но, думаю, пятнадцать — неплохое начало.

— Хорошее решение. — Ее голос звучит растерянно.

Я оборачиваюсь и вижу, как она возится со своим телефоном и маленьким внешним динамиком.

— Просто настраиваю свой плейлист, — говорит она мне.

Во мне поднимается ужас.

— Нет, — тут же отвечаю я.

— Да, — подтверждает она с широкой улыбкой. — Горизонты. Поверь мне, это лучшее, что можно слушать, когда ты отмораживаешь задницу в ванне.

— Я тебе не верю и считаю, что это ложь.

— Я сузила список до двух треков. Я даже побуду милой и позволю тебе выбрать. Что это будет? Африканский Бушвельд или тростники Северной Каролины?

— Я чертовски ненавижу Северную Каролину.

— Значит, Африка.

Мгновение спустя мы оба погружаемся в свои собственные ванны с холодной водой. Джиджи издает крик отчаяния в тот момент, когда ее тело оказывается под водой.

— Признание, — хрипло выдыхает она.

Я с удивлением оглядываюсь, положив руки на края ванны.

— Как бы мне ни хотелось похвастаться своим мастерством в холодной воде, я ненавижу ледяные ванны с холодом тысячи ледников.

Я полностью согласен. Но то, что делает тебя великим, не всегда кажется великим.

— Когда мне было чуть за двадцать, ко мне воззвал африканский бушвельд. Он пригласил меня в провокационное путешествие, пообещав нефильтрованный пир для моих ушей. Даже сейчас, десятилетия спустя, я никогда не забуду его грубый, характерный зов.

— О Боже, — стону я. — За что.

— ...Я помню трубный звук матери-слонихи, зовущей своего детеныша через саванну. Неустанное жужжание африканской цикады, когда я курил трубку у костра. Той ночью я узнал, что hadeda ibis получил свое название из-за самого издаваемого им звука. haa-haahaa-de-dah... такой пронзительный и отчетливый. Это делает ее одной из редких птиц, получивших звукоподражательное название. Я не могу начать описывать незабываемую симфонию, которую я обнаружил в африканских саваннах. А теперь... позвольте мне отвести вас туда.

Несколько секунд мы сидим молча, африканская саванна служит фоном для нашей ледяной терапии.

— Почему ты ненавидишь Северную Каролину? — Наконец спрашивает Джиджи с любопытством.

Я пожимаю плечами.

— Однажды я там застрял.

— Не хочешь пояснить?

— Не-а.

Она смеется.

— Чувак, ты действительно ненавидишь разговаривать.

— Спасибо, что заметила.

— Милый. Это был не комплимент. Знаешь, кто еще не разговаривает? Серийные убийцы.

— Я не согласен… Похоже, многим из этих сумасшедших ублюдков нравится слушать свой собственный голос.

Вода плещется по стенкам ванны, когда она опускается ниже. Ее лицо искажено болью. Бледнеет от холода.

— Ты видел вчера вечером шоу моего папы?

Я бросаю на нее мрачный взгляд.

— Да.

— Что у тебя за недовольное лицо? — Он сделал тебе комплимент.

— Он этого не делал.

— Он сказал, что ты действовал эффективно, и похвалил твое умение обращаться с палкой.

— Нет, это был Джейк Коннелли. У твоего отца был такой вид, словно он зажимал нос и заставлял себя смириться с этим.

— Поверь мне, если Джейк считает, что ты хорош, мой отец тоже так думает. Тебе просто нужно найти способ заставить его забыть о том, что произошло на Чемпионате. У него пунктик насчет драк. — Она на мгновение замолкает. — Я не знаю, много ли тебе известно о его прошлом, но одна из причин, по которой его фонд сотрудничает со столькими благотворительными организациями, занимающимися домашним насилием, заключается в том, что он сам был жертвой.

Я медленно киваю.

— Да, я знал это. — Об этой ситуации было написано много статей, особенно с тех пор, как сам Грэхем был провозглашен хоккейным королем. Его отец, абьюзер, о котором идет речь, сам по себе был легендой.

— Я думаю, его беспокоит то, что ты дрался не на льду, — говорит мне Джиджи с серьезным выражением лица. — Это не было частью игры, где мы имеем дело с... контролируемой агрессией. Спортсмены могут проявлять свою агрессию только в рамках правил, понимаешь? Но ты сделал это в раздевалке.

— Да, сделал. — Я продолжаю говорить, прежде чем она успевает выудить подробности, чего, я знаю, она жаждет. — Может быть, тогда лучше ты замолвишь за меня словечко перед Коннелли, — сухо говорю я. — Потому что я начинаю думать, что твой отец — безнадежное дело.

— Конечно. Я увижусь с его семьей на каникулах, так что постараюсь говорить только о тебе.

Услышав это, я испытываю прилив зависти, которую пытаюсь игнорировать. Не потому, что ее окружают известные люди. Именно упомнание о семье затрагивает что-то болезненное глубоко внутри меня. У меня в детстве не было ничего из этого дерьма. Всегда задавался вопросом, каково это — иметь настоящую семью.

Звучит приятно.

Она ерзает в ванне. Вода плещется на нее, и она вздрагивает.

— Боже, как холодно, — жалуется она.

— Можно подумать, что это ледяная ванна.

— Эй, мне кажется слышен сарказм. Запиши это.

— Тебе не угодишь. Если я ничего не говорю — я серийный убийца. Если я что-то скажу, ты говоришь мне записать это.

— Кстати, твоя очередь. Я хочу услышать историю о Северной Каролине.

— Нет, не хочешь.

— Давай. Развлеки меня.

— Не знаю, сколько развлечений ты найдешь в этом. — Я искоса смотрю на нее. — Ты уверена, что хочешь это слушать?

Джиджи кивает.

Поэтому я пожимаю плечами и выкладываю ей все начистоту.

— Одна из моих приемных семей в Фениксе решила, что было бы забавно взять напрокат микроавтобус, посадить в него всех детей и отправиться в поездку в Миртл-Бич. У мамы там была сестра. Мы только что пересекли границу штата Северная Каролина, когда нам пришлось остановиться, чтобы заправиться, и — мне кажется, об этом сняли фильм, где забывают ребенка дома? Ну, они забыли меня на заправке.

— Сколько тебе было лет?

— Десять.

— Бедный маленький мальчик.

— Сначала я думал, что они вернутся через несколько минут. Они бы выехали на дорогу, а потом поняли, что меня нет в фургоне. Поэтому я просто сидел там, у двери, и играл в видеоигру, которую мне одолжил их настоящий сын.

— Настоящий сын?

— Да. У большинства приемных родителей были свои биологические дети. Они просто набирали много других детей, чтобы получать деньги от правительства. Но приемные дети всегда были людьми второго сорта. Настоящие дети на первом месте. — Я вижу, как черты лица Джиджи смягчаются, и спешу продолжить, прежде чем она засыпет меня сочувствием. — В общем, я играю в его видеоигру, жду. Проходит час. Затем два, три. В конце концов, работник заправочной станции выходит на перекур, замечает меня и звонит в полицию. Говорит им, что тут какой-то брошенный ребенок.

— Черт.

— Появились копы и отвезли меня в участок, где я прождал еще два часа. Они не могли разыскать Марлен. Ее мобильный был разряжен, а я не знал имени сестры, потому что на самом деле это была не моя семья, понимаешь? Наконец, через семь часов после того, как они уехали, Марлен и Тони заметили, что меня нет. И единственная причина, по которой они это заметили, была в том, что их ребенок плакал и жаловался, что я забрал его портативную видеоигру. Они вернулись на заправку, и служащий такой — его забрали копы. Они приехали в участок, чтобы забрать меня, и Марлен начала кричать на меня за то, что я довел ее сына до слез. — Я смеюсь про себя. — У меня были неприятности из-за того, что я взял его видеоигру.

— У тебя были неприятности, — изумленно повторяет Джиджи.

— Тоже довольно плохо. — Я смотрю прямо перед собой. — Ее муж любил пользоваться ремнем.

— О Боже. И тебе было всего десять?

— Да. — Я откидываю голову назад, закрывая глаза.

— Нет такого сценария, при котором мои родители не заметили бы моего отсутствия даже на несколько часов. Максимум через час они бы сошли с ума и отправили всю округу выслеживать меня. Я даже представить себе не могу, как ужасно было бы чувствовать себя полностью забытой людьми, которые должны заботиться о тебе.

В голосе Джиджи слышится легкая дрожь.

Я открываю глаза и оглядываюсь.

— Не надо, — предупреждаю я.

— Что?

— Тебе не нужно меня жалеть. Все кончено. Я взрослый человек.

— Это не значит, что я не могу сочувствовать ребенку, которым ты был раньше.

— Поверь мне. Это был одно из лучших его приключеий. Кроме того, все было не так уж плохо. Семья, с которой я жил после этого, во многом является причиной, по которой я собираюсь играть в профессиональный хоккей. Отец был большим хоккейным фанатом, и когда он понял, насколько я хорош, он фактически взял на себя заботу о том, чтобы взрастить это, без каламбура. Купил все мое снаряжение, возил меня на все тренировки и игры.

— Как долго ты жил с ними?

— Три года. Но после того, как мне снова пришлось переехать, мой тренер уже был заинтересован, поэтому он взял на себя роль наставника.

Разговор внезапно обрывается хрюканьем из динамиков. За ним последовали фыркающие звуки, затем крик, который звучит так, словно доносится из-под воды.

— Что это, нахер, такое? — Требую я.

— Это, я полагаю, гиппопотам. — Джиджи широко улыбается.

— Ты слишком много улыбаешься, — обвиняю я.

— О нет. Арестуйте меня, офицер.

Я закатываю глаза.

— Я думаю, настоящая проблема — ты недостаточно улыбаешься.

— У меня от этого болит лицо.

— Но ты сексуальный, когда улыбаешься. И это делает тебя более доступным.

Я бледнею.

— Детка, я не хочу быть доступным для людей. Это звучит ужасно.

Ее рот приоткрывается от благоговения.

— Ты только что назвал меня деткой?

— Да? — Я даже не заметил.

— Да.

Ну... черт. Мне нужно следить за собой.

Наступает короткое молчание. Ну, не совсем. Симфония звукорегистратора Дэна Греббса заполняет терапевтическую комнату. Таймер должен сработать в любую секунду.

— Итак, то, что мы делаем, — начинает Джиджи.

Раздается смешок.

— Что? — говорит она, защищаясь.

— Ничего, я просто ждал этого. Я назвал тебя деткой. Это должно было случиться.

— Ждал чего?

— Кто-мы-друг-другу разговора. Клянусь, это запрограмировано в ДНК цыпочек. Всегда нужно знать, где они находятся.

— Разве это так уж плохо — знать, где мы находимся? Я имею в виду, я знаю, что у нас был секс только один раз...

— Это считается за один раз, когда в первую ночь было около сотни раундов? — Спрашиваю я с искренним любопытством.

— Ты прав. Это как собачьи годы. Одна ночь была эквивалентна двум годам отношений.

Я фыркаю, как один из бегемотов в африканском бушвелде.

— Но... нет никаких чувств, верно? Это просто физическая разрядка. — Она машет рукой между нами, затем морщится, когда вода заливает ей грудь. — Еще один инструмент в нашем тренировочном арсенале, чтобы держать себя в тонусе. Верно?

Когда я не отвечаю, она продолжает тему.

— Ну?

— Ты хочешь знать, замешаны ли здесь чувства? — Я пожимаю плечами. — Ну, мне было действительно хорошо, когда я был внутри тебя.

— Я не это имею в виду. — Но мне удается вызвать румянец на ее щеках.

— Мне было действительно приятно, когда ты кончала мне на лицо, — продолжаю я.

Сейчас она ерзает в ванне. Это мило.

— О, прекрати это, — ворчит она. — Мы в ледяной ванне.

— И что? — Я опускаю руку под воду и кладу ее на пах.

От ее взгляда это не ускользает.

— Только не говори мне, что ты способен испытывать эрекцию, лежа в ледяной воде. Твой член действительно сейчас твердый?

— Нет, — отвечаю я со смешком. Затем я снова становлюсь серьезным, потому что знаю, что она все равно вернется к этой теме, если я этого не сделаю. — Послушай. Я не испытываю чувств.

— Ооо. Он не испытывает чувств, — саркастически говорит она. — Боже, Райдер. Ты такой крутой и сложный.

— Я обнажаю свою душу, а ты смеешься надо мной?

— Обнажаю свою душу, твою мать. Все, что я хочу сказать, что ты не можешь испытывать чувств или не испытывать. Иногда чувства просто подкрадываются незаметно.

— Не ко мне. — Хотя в последнее время я задавался этим вопросом.

Она на мгновение замолкает, прежде чем тяжело вздохнуть.

— Думаю, в любом случае это не имеет значения. Я тоже не вижу развития чувств.

Нет никакого мыслимого объяснения тому разочарованию, которое меня охватывает.

Я должен быть рад, услышав эти слова.

Так какого черта это похоже на удар ножом в живот?

— Мы слишком разные. Например, мне больше всего нравится слушать вот это, — она указывает на динамик на выступе. — Эти прекрасные, успокаивающие звуки природы. А ты, наверное, слушаешь death metal.

Таймер срабатывает.

— Слава Богу! — восклицает она, вскакивая на ноги через наносекунду. Дрожь во всем теле заметно пробегает по ней, когда она бежит за полотенцем.

Я выхожу из ванны и нахожу свое.

— После этого я обычно провожу пять минут в сауне, — говорит мне Джиджи.

Ее взгляд встречается с моим, и я не могу сдержаться, чтобы не приподнять губы.

— Показывай дорогу, — говорю я.

Мы спускаемся на две двери вниз, в сухую сауну. Когда мы заходим внутрь, я ощущаю на коже райский жар. Джиджи устанавливает таймер на пять минут, затем бросает на меня любопытный взгляд.

— У тебя когда-нибудь был секс в сауне?

Будь я проклят, если мой член не ухватится за эту идею.

Однако я сохраняю хладнокровие.

— Очень самонадеянно с твоей стороны думать, что я собираюсь заняться с тобой сексом здесь.

У нее отвисает челюсть.

С насмешливой ухмылкой я прохожу мимо нее и сажусь на верхнюю скамейку. Это прекрасное тепло после холодной ванны. Мои поры раскрываются, и это фантастическое ощущение. У меня все еще болит после вчерашних ударов, но не так сильно, как раньше. Тело — невероятная машина.

Словно в наказание мне, Джиджи садится на другую скамейку. Мы сидим лицом друг к другу на небольшом пространстве. Мой взгляд фокусируется на крепких бедрах, выступающих из-под ее черного купальника.

— Мне нравится этот купальник, — говорю я.

— Чушь собачья. Он совершенно пуританский.

— И поэтому он мне нравится. Он полностью закрывает тебя. Заставляет меня представлять все, что под ним.

— Ты видел все, что есть под ним.

Я ухмыляюсь.

— Чертовски верно.

— Что ты потом делаешь? — Она делает паузу. — Подожди, дай угадаю. Держу пари, ты идешь домой писать грустные стихи, а потом слушать свой death metal..

Я заливаюсь смехом.

— Я буду работать над статьей по истории Великобритании, и это все. Я бы пригласил тебя зайти, но ребята будут дома. — Одна бровь приподнимается. — Я мог бы прийти к тебе в общежитие, если хочешь.

— Может быть, попозже вечером? У меня есть планы.

— Да, и что ты задумала?

Она секунду смотрит на меня. А потом:

— Я не хочу говорить.

Что, конечно же, возбуждает каждую капельку любопытства в моем теле.

— Ну, теперь ты должна мне сказать.

— Не-а. Потому что ты сделаешь какой-нибудь язвительный комментарий по этому поводу, а это одна из моих любимых вещей в мире, и я не позволю тебе ее порочить.

— Ничего себе, используешь модные словечки.

— Ты думаешь, порочить — это модное слово? Тебе нужна помощь со словарным запасом? Если да, я составлю список слов. Еще могу одолжить несколько книг без картинок, при условии, что ты умеешь читать.

Я фыркаю.

— Я много читаю.

— Угу.

— Читаю. Ты была у меня дома. У меня на столе лежали книги.

— Все были похожи на учебники.

— Некоторые из них и были. Остальные были документальными книгами. Материалы по истории.

— История! Хорошо, — говорит она, ободряюще кивая. — Вот. Вот так ты заведешь разговор с моим отцом.

— Что ты имеешь в виду?

— Он такой любитель истории. Он постоянно заставляет нас смотреть эти занудные документальные фильмы. И этим летом в Тахо, он заставил всех, даже гостей, посмотреть двухсерийный фильм о старых авианосцах.

Я сажусь прямее.

— Черт возьми. Это такой классный...

— О Боже мой, — перебивает она. — Видишь? Вы двое были бы лучшими друзьями.

— Я не буду говорить с Гарретом Грэхемом об истории. Только о хоккее.

— И это твоя проблема. Когда ты увидишь его в следующий раз, я хочу, чтобы ты сказал: Эй, так что насчет тех женщин-водителей скорой помощи в Первую мировую.

Я не могу сдержать резкий приступ смеха. Не думаю, что я когда-либо так много смеялся с кем-то еще.

— Я этого не сделаю, — сообщаю я ей.

— Просто предлагаю.

Наш таймер срабатывает, и мы оба встаем. Когда она поворачивается к двери, я восхищаюсь ее задницей, не в силах удержаться от того, чтобы подойти к ней сзади.

Я обхватываю ладонями эти упругие щечки, кладя подбородок ей на плечо.

— Я люблю твою задницу.

Она поворачивает голову, чтобы улыбнуться мне. Я не могу удержаться, чтобы не поцеловать идеальный изгиб ее рта, пока обхватываю ладонью сладкий изгиб ее задницы.

Джиджи пытается повернуться ко мне лицом, но я удерживаю ее на месте.

— Нет. Оставайся вот так.

Я слышу, как ее дыхание прерывается, когда я придвигаюсь еще ближе. Теперь мой пах прижимается к ее заднице, и она извивается под ним. Я просовываю палец под полоску ткани, прикрывающую ее, поглаживая его по пухлой ягодице. Такая гладкая. Идеальная.

Я веду ее обратно к скамейкам. Беру свое полотенце и растягиваю его на деревянном сиденье.

— Наклонись, — шепчу я. — Руки на полотенце.

— Что, если кто-нибудь...? — Ее взгляд устремляется к двери.

— Тогда нам придется действовать очень, очень быстро, правда?

Что, скорее всего, не будет проблемой для моего пульсирующего члена.

Мне не терпится кончить, и я знаю, что она чувствует, как он напрягается у нее на заднице. Эрекцию я не смог бы скрыть, даже если бы попытался. Я толкаюсь вперед, слегка толкая барьер ее купальника. Она снова пытается повернуться, и я ожидаю, что она скажет мне остановиться. Сказать, что это слишком опасно. Да, сегодня воскресенье, и здание в основном пустует. Но оно не совсем пусто. Здесь есть люди, и любой из них может войти в любой момент.

Но она удивляет меня. Когда она оборачивается, ее глаза горят.

Она слизывает капельки пота с губ и говорит:

— Используй меня.

На моем лице расплывается улыбка, потому что это то же самое, что я сказал ей перед тем, как мы занялись сексом. И потом еще раз во время него.

Есть что-то такое первобытное в том, чтобы услышать эти два слова, слетевшие с ее губ.

Используй меня.

Я делаю вдох, но кислород не поступает внутрь. Но я задыхаюсь не от затуманенного воздуха в сауне. Это неподдельная похоть сжимает мне горло.

Я потираю переднюю часть своих плавок. Толстый гребень натягивает материал. Я тверд, как гранит. Затем я отодвигаю в сторону вырез ее купальника и провожу пальцем по ее щели. Она мокрая для меня.

Джиджи резко вдыхает. Капли воды стекают с ее лица, прилипая к ключицам. С выпяченной задницей она практически приподносит мне свое скульптурное тело. Отдается моей власти. И я хочу ее растерзать.

Я вытаскиваю свой член и провожу им по всей длине между ее ягодиц.

— Хочешь, чтобы тебя использовали?

— Ммм-хмм.

— Да? Ты хочешь, чтобы я получил то, что хочу, от этого горячего, упругого тела? Ты собираешься наклониться, как хорошая девочка, пока я кончаю в тебя? — Я жарко выдыхаю. — Может быть, я даже не позволю тебе кончить. Может быть, в этот раз все будет только для меня.

Она издает мучительный стон.

— Это может быть проблемой, — выдыхает она.

— Да? — Я тру головкой члена по ее щели. Она вся мокрая, и не только от пота. Ее возбуждение скапливается у ее отверстия, пропитывая кончик моего члена. — Почему же?

— Потому что я собираюсь кончить в ту же секунду, как ты войдешь в меня.

Я издаю низкий настойчивый звук и толкаюсь в нее. Она настолько идеально подходит, что меня охватывает дрожь.

Господи. Кажется, с этой девушкой становится только лучше. И я не думал, что может быть лучше, чем в первый раз, в ту ночь, когда я терял себя в ней снова, и снова, и снова.

Но это происходит снова. Я снова теряю себя. Как и она. Она кусает костяшки пальцев, чтобы не закричать. Я забыл, где мы находимся, и перестал беспокоиться, войдет ли кто-нибудь. Пускай делают это.

Я отстраняюсь, затем проскальзываю обратно. Раз, два, три раза, и Джиджи исчезает. Задыхаясь от оргазма, наслаждаясь его муками, в то время как я продолжаю входить в нее. Жестко и быстро. Хватаю за бедра, прижимая ее задницу к себе. Это истинное определение секса по-быстрому. Не прошло и десяти секунд, как я издал сдавленный стон, мои яйца напряглись.

Я уже собираюсь кончить, когда понимаю, что на мне нет презерватива.

Срань господня.

Такого со мной раньше никогда не случалось. Никогда в моей жизни. Даже когда я был подростком, трахая все, что движется, я не забывал пользоваться презервативом.

Джиджи Грэхем заставляет меня терять голову.

Уже слишком поздно останавливать кульминацию, но мне удается вовремя выйти. Удовольствие взрывается внутри меня, а затем извергается, когда я выстреливаю на всю ее задницу. И купальник.

Тяжело дыша, мне удается выдавить из себя эти слова.

— Мы не воспользовались презервативом. — Я ругаюсь про себя, тянусь за полотенцем, чтобы вытереть ее.

Ее грудь поднимается при глубоком вздохе.

— О, нет. Прости.

— Это не твоя вина. А моя.

Она берет у меня полотенце и заканчивает вытираться сама.

— Если ты беспокоишься обо мне, я принимаю противозачаточные, — уверяет она меня слегка неловким тоном. — И никаких ЗППП. А у тебя?

— Я сдаю анализы после каждого партнера, — признаюсь я.

— Правда?

— Да, я очень тщательно отношусь к этому. Я осторожный человек, если ты еще не заметила.

— Я сдавала анализы в начале лета. Так что прошло какое-то время. Но с тех пор у меня также никого не было.

Я верю ей. И я надеюсь, что она верит мне, потому что я действительно не шучу с вопросами сексуального здоровья.