Эффект Грэхема

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

ДЖИДЖИ

Твой муж

— Мне кажется странным, что ты замужем, и я никогда этого не пойму, — заявляет Майя, наблюдая за тем, как я брожу по общей комнате в поисках свих ключей.

— Это странно, да, но в конце концов это перестанет быть странным, и ты поймешь, что в этом есть смысл.

Она упрямо качает головой.

— Тебе двадцать один. Кто выходит замуж в двадцать один? Сейчас не Средневековье!

— Я почти уверена, что цыпочки в средние века выходили замуж, когда им было лет по двенадцать. По сравнению с ними я старая дева. Моя мама упала бы в обморок от облегчения, а папа достал бы нюхательную соль, если бы им удалось выдать замуж свою дочь — старую деву.

Но я понимаю. Мы молоды. И всем моим друзьям определенно потребуется некоторое время, чтобы понять. Единственный, кого, кажется, совершенно не взволновал мой брак, это Диана, но ее никогда ничто не выводит из себя. Она уже поговаривает о двойных свиданиях с ней и сэром Персивалем. Каким-то образом эти двое все еще вместе, хотя по мере того, как она рассказывает о нем больше подробностей, кажется, что он все больше контролирует ситуацию. Мне это не нравится.

— О Боже мой, где мои ключи! — Я стону от разочарования.

— О, так ты их искала? Они вон там.

Я возмущенно смотрю на нее и подхожу, чтобы схватить их.

— Ты бы сейчас столько времени мне сэкономила.

— Куда ты едешь? Планы с муженьком? — издевается она.

— Нет. В пятницу нам выдали проверенные работы по спортивному маркетингу и психологии и я получила высшие оценки по обеим, так что я собираюсь провести день в саду бабочек.

Час спустя машина припаркована, моя членская карточка отсканирована, и я иду в свое любимое место на земле. Некоторое время я прогуливаюсь по дорожкам, наслаждаясь влажным бризом и радугой хлопающих крыльев вокруг меня. Я улыбаюсь, когда протягиваю руку, и голубой морфо, порхая, садится мне на палец. Это самое близкое, что я когда-либо смогу сделать, чтобы стать диснеевской принцессой, и это великолепно.

Я восхищаюсь тем, как блестящие крылья бабочки отражаются в солнечных лучах, проникающих сквозь стеклянные стены.

— У тебя такая хорошая жизнь, — говорю я ему. — Тебе не нужно сдавать экзамены или решать, хочешь ли ты пройти курс летней школы, чтобы следующей осенью у тебя была нагрузка меньше. Ты просто можешь летать здесь весь день. Играть со своими друзьями. Пить свой нектар.

Потом мне вдруг приходит в голову, что, возможно, он не хотел бы оказаться здесь в ловушке. Может быть, он хотел бы оказаться в огромном мире за пределами консерватории, в окружении миллиона вещей, которые могут убить его. Например, я видела, как Бержерон схватил бабочку челюстями в воздухе и съел ее целиком.

— Ты бы хотела, чтобы тебя съели, если бы это означало твою свободу? — В смятении спрашиваю я голубого морфо.

Я слышу испуганный плачь ребенка неподалеку. Ее мать хмуро смотрит на меня и берет ее за руку. Уводит ее от меня.

Вау. Очевидно, вы не можете вести философские беседы с бабочками в присутствии детей. Люди такие недалекие.

Я иду по другой дорожке и сворачиваю за угол.

Там стоит мой отец.

Я замираю. У меня отвисает челюсть. Да ладно. Серьезно? Я не могу провести ни одного прекрасного воскресенья в моем прекрасном счастливом месте без напоминания о том факте, что мой отец никогда в жизни так сильно не разочаровывался во мне?

Воспоминание проносится сквозь меня подобно урагану. Разрывает мою грудь, не оставляя после себя ничего, кроме боли.

Он, должно быть, видит, как радость, которую я обычно испытываю здесь, исчезает с моего лица, потому что его черты искажаются от несчастья.

Он подходит ко мне.

— Привет.

— Как ты узнал, что я здесь? — Говорю я вместо приветствия.

— Твой муж сказал мне, где ты.

Я приподнимаю бровь.

— Вау.

— Что?

— Ты действительно произнес слова твой муж, не дрогнув.

— Да, ну... — Папа засовывает руки в карманы. На нем брюки-карго и белая футболка, и я не упускаю из виду, как некоторые женщины вокруг нас разглядывают его. Чувак все еще цепляет, а ему уже за сорок. — Не знаю, заметила ли ты, но мы с Райдером подружились.

Райдер продолжает говорить мне то же самое, настаивая на том, что они разрядили обстановку и все напряжение ушло. С тех пор, как мужская команда выиграла “Замороженную четверку”, в Райдере тоже появилось что-то светлое. Его товарищи по команде поддержали его в СМИ, хотя это было унизительно для него, и они с Кейсом снова друзья. Они с моей мамой стали еще ближе, практически лучшими друзьями. Даже мой брат в команде — у этих двоих есть дурацкие прозвища друг для друга. Так что меня не удивляет, что он действительно продвинулся в отношениях с моим отцом.

Что касается меня, я прилагала все усилия, чтобы избежать всего, что связано с моим папой. Я все еще очень зла.

Только я не зла.

Я опустошена.

— Ты была права, — говорит папа. — Он хороший парень.

— Я знаю. — У меня появилась привычка, когда я на взводе, крутить свое тонкое серебряное обручальное кольцо. Как будто присутствие Райдера омывает меня, расслабляет.

Мы спускаемся по дорожке и сворачиваем к другой, пустой. Возле одного из фонтанов есть кованая скамейка. Папа показывает на нее.

Как только мы садимся, он одаривает меня грустной, искренней улыбкой.

— Прости меня, — просто говорит он.

Я ничего не говорю.

— Я знаю, что облажался. Я плохо отреагировал.

— Очень плохо, — бормочу я.

— Просто... в тот момент произошло много всего. Очевидно, я был шокирован. Совершенно не ожидал, что это произойдет. — Он смотрит с иронией. — Ты всегда была ужасна с сюрпризами, например, когда пыталась спланировать вечеринку-сюрприз для мамы и отправила ей приглашение.

Смех вырывается из меня.

— Это была ошибка.

— Ага, я просто говорю, что ты нечасто меня удивляешь. Но это произошло совершенно внезапно. Итак, это был шок. И, наверное, в тот момент я разозлился на то, что вы приняли это судьбоносное решение, даже не посоветовавшись с нами.

— Мне очень жаль. — Затем я пожимаю плечами. — Незачем было советоваться.

— Ты действительно так считаешь?

— Да. Ничто из того, что ты мог бы сказать, или любой совет, который ты мог бы дать — или мама, или Уайатт, или кто-либо из моих друзей, — не помешало бы мне выйти за него замуж. Он — это все для меня. Он тот самый. — Я снова кручу обручальное кольцо. — Как я уже сказала, я не представляю, что все будет идеальным. Я уверена, что в конце концов секс уже будет не таким хорошим...

Папа кашляет.

— Джи!

— Извини, но ты понял о чем я. Фаза медового месяца пройдет. Мы застрянем в колее и рутине и, вероятно, половину времени захотим убить друг друга. Но это не имеет значения. Я выбираю его, чтобы делать все это вместе. Как вы с мамой.

Он кивает. Я поражена выражением его глаз. Это не смирение, а принятие. Я отмечаю это различие, задаваясь вопросом, может быть, он уже додумался до этого.

— Так вот почему ты был таким придурком? — Подсказываю я. — Шок и гнев?

— Нет. Сначала я подумал, что да, а потом понял, что было что-то еще. — Его голос становится грубым. — Мне было больно.

— Больно, — эхом повторяю я и испытываю укол вины. Мне не нравится мысль, что я причинила ему боль.

— Я всегда представлял, как поведу тебя к алтарю.

Это признание захватывает мое сердце и крепко сжимает его.

Черт возьми. Теперь я знаю, почему моя мама никогда не может на него злиться. Это потому, что он постоянно говорит подобные вещи.

— Давай будем честны, — продолжает он. — Твой брат никогда не женится...

— Будет трахать все, что движется до самой смерти, — я соглашаюсь.

— Но я думал, что у меня есть шанс с тобой. Ты никогда не была супер-девченкой, но я слышал, как вы с мамой раньше говорили о свадебных платьях. Я предположил, что твое будет вот таким пушистым белым. Хотя ты была бы прекрасна в любом, что бы ни выбрала. Я с нетерпением ждал возможности увидеть тебя в нем. Вести тебя к алтарю. Танцевать с тобой на твоей свадьбе. — Он смотрит на меня с надеждой. — Я знаю, что ты уже связала себя узами брака, но тебе определенно следует подумать о свадьбе. Твоя тетя Саммер убила бы за то, чтобы спланировать ее для тебя, и ты это знаешь.

Я тихо хихикаю.

— Тебе нужно обсудить это с Райдером. У мужчины проблема с тем, чтобы рассказать о том, что он ел на ужин — ты думаешь, он собирается стоять перед сотнями людей и произносить свою клятву? Потому что мы оба знаем, что ты не составишь список приглашенных на свадьбу меньше пятиста человек.

— Я ничего не могу поделать с тем, что у меня есть друзья. Боже. — Его юмористическое выражение лица быстро становится серьезным. — И ты ошибаешься на его счет. Я думаю, ты была бы удивлена, узнав, что этот человек готов сделать для тебя.

Мы замолкаем.

Затем я поворачиваюсь к нему и кладу голову ему на плечо.

— Извини, что разочаровала тебя, — говорю я.

— Ты этого не делала. Я разочаровал сам себя. — Он делает паузу. — Я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, верно?

— Конечно. — Я делаю паузу. — Я тоже тебя люблю.

Между нами снова повисает тишина.

— Меня включили в Зал славы.

— Я знаю. — Я сама не поздравила его, но попросила маму сделать это за меня, потому что я не бессердечная задница.

— В следующие выходные состоится церемония и вечеринка. Я был бы рад, если бы вы с мужем присутствовали.

После паузы я киваю и сжимаю его руку.

— Для нас было бы честью.