Элита

40

— Если что, я ни о чём не просила, — сходу выпаливаю я, поравнявшись с Леоном. Он сидит за рулём своего сверкающего спорткара и задумчиво глазеет в телефон. — Игорь сам тебе позвонил. И если тебе неприятна моя компания, я без проблем доберусь сама. Или попрошу…

— Необязательно давать столько пояснений, — перебивает Леон, пригвождая меня своим ярко‑синим взглядом. — Мне не доставит труда довезти тебя до дома, и я не думаю, что совместная поездка — это уловка, чтобы провести время со мной. Твоё поведение красноречиво говорит об обратном.

— Вот и отлично, — бурчу я, плюхая рюкзак на пассажирское кресло. — Приятно иметь дело с понимающим человеком.

Дождавшись, пока я накину ремень безопасности, Леон заводит двигатель. Запах дорогой кожи и туалетной воды, витающий в салоне, отзывается во мне призрачной тоской по тем временам, когда ездили на учёбу вместе: молча слушали музыку, переглядывались, шутили, разговаривали о совсем незначительных или, наоборот, очень значимых вещах.

Сцепив пальцы в замок, я смотрю в окно. В динамиках, как назло, зазвучала композиция, которая, как я знаю, нравится нам обоим, а на светофоре некстати собралась гигантская пробка — молчать нам придётся минут сорок, не меньше.

— Слышал, ты согласилась писать статью. Смелое решение.

То, что Леон решил заговорить, и тем более — сделать это первым, заставляет меня резко обернуться и впиться в него взглядом.

— Почему всех так интересует эта статья? — мне не сразу удаётся подобрать нейтральный тон, и вопрос звучит с вызовом. — Меня каждый день кто‑нибудь о ней спрашивает.

— Возможно, это хороший повод завязать беседу.

Уголок его рта ползёт вверх, выдавая улыбку. Эта крошечная деталь, как и суть сказанной фразы, оказывает на меня колоссальное влияние: внутри зажигаются тысячи солнц, хочется засмеяться.

Ох, не зря мама упрекает меня в отсутствии стабильности: ещё минуту назад я чувствовала себя глыбой льда, нашпигованной обидой, но стоило Леону улыбнуться — растеклась розовой лужицей.

— Я подумала, что это будет интересный опыт, раз уж я, несмотря ни на что, продолжаю учиться. И это, кстати, Тимур помог мне определиться с направлением.

— Я заметил, что вы подружились. — Ладонь Леона эффектно вращает руль, заставляя проследить это движение. — И теперь он каждое утро покупает для тебя кофе.

— Ты, что, за мной следишь? — щурюсь я с деланным подозрением, ощущая радостное ёканье в левой половине груди от такой вероятности.

— Сталкерство уголовно наказуемо, а я законопослушный гражданин, — иронично замечает Леон, косясь на меня. — А вот новости по университету быстро разлетаются.

Я насмешливо фыркаю.

— Ну вот, а я‑то размечталась. Кстати, Тимур оказался вполне хорошим парнем, когда не пинает мой рюкзак и не нюхает волосы.

— Да, он нормальный. Просто подвержен веяниям, как и большинство людей.

Воодушевлённая тем, как легко течёт наша беседа, я решаю поделиться:

— Сегодня он попытался вступиться за меня перед придурком Морозовым.

При упоминании имени последнего щёки Леона покрываются неровным румянцем.

— Постарайся избегать встреч с ним. Пытаться задеть тебя словами — это всё, что ему остаётся.

— А вот его, я так понимаю, ты нормальным не считаешь?

Нахмурившись, Леон молча смотрит в лобовое стекло.

— Э‑э‑й… — я машу руками, чтобы привлечь его внимание. — Необязательно двадцать четыре на семь быть мудрым и всепрощающим. Морозов ведёт себя как конченная свинья — это факт. Я думаю, что в глубине души ты его презираешь, но считаешь себя выше того, чтобы признать это вслух.

— Я просто не люблю сплетни. Но ты права, — пальцы Леона до побеления сжимают руль. — Я считаю, что Денис ведёт себя недостойно.

— Ведёт себя недостойно, — передразниваю я. — Назови вещи своими именами. Этот перекачанный хряк с одной извилиной — редкостный мудила.

Губы Леона дёргаются в усмешке.

— Мудак полный.

— Видишь? — я с шумом втягиваю воздух. — Даже дышится легче, когда произнесёшь это вслух. Му‑дак. Му‑ди‑ла. Му‑да‑чи‑ла. Ско‑то‑му‑ди‑ли‑ще. Тебе нужно почаще бывать собой.

— Думаешь, я не бываю? — взгляд Леона задевает мою шею.

— Ты — это ты только наполовину. Вторая часть принадлежит душному монаху, который отрёкся от мирских радостей во имя непонятно чего.

— Интересное умозаключение.

— Ты же сам признался, что тебе сложно даётся быть неидеальным, — с жаром продолжаю я, вываливая то, что долго в себе носила. — А что значит быть неидеальным? Это смеяться так, чтобы другие осуждающе оборачивались, разрешать себе психовать и иногда делать глупости, уметь слышать своё истинное «я». Люди неидеальны, Леон, и в этом есть особая прелесть! Это же рехнуться недолго, если всегда держать себя в строгом ошейнике.

— Я подумаю над этим. — Так Леон комментирует мой вдохновенный спич после затяжной паузы. — Но пока склонен думать, что пятьдесят процентов монаха — и есть моё истинное «я».

— Пиздёж, — бормочу я себе под нос и обиженно отворачиваюсь к окну.

— Я всё слышу, — в голосе Леона слышна улыбка. — Но мне нравится, что ты именно такая: смеёшься и психуешь, не боясь осуждения.