Элита

52

Леон

В последний раз так плохо мне было в четырнадцать после удаления аппендикса. Помню, что очнулся в палате от ноющей боли, которая никак не проходила. По просьбе отца мне вкололи обезболивающие, но они по какой-то причине совершенно не действовали. Двадцать четыре часа я был заложником поломки в собственном теле и никто не мог мне помочь. Мыча, я беспомощно катался по кровати, молясь чтобы этот ад когда-то закончился.

То же самое я чувствую сейчас. Полную потерю контроля над собственной жизнью и адову боль оттого, что она уехала с ним. Отец часто хвастался друзьям, что с самого детства был не годам сдержанным и никогда не совершал опрометчивых поступков. Интересно, чтобы он сказал сейчас, узнай, какая каша творится у меня в голове. Я дважды порывался написать Эльвире о том, что нам нужно расстаться, едва не поехал вслед за машиной Петра и вот уже час мечусь по дому, пытаясь решить, как мне в конце концов стоит жить.

Порой мне нравится думать, что до появления Лии в моей жизни все было прекрасно. Учеба, тренировки, торги на криптобиржи, устоявшиеся отношения с Эльвирой — меня по большому счету все устраивало. Моя тяга к ней абсолютно иррациональна — да, Лия безусловно красива, но красивых девушек в моем кругу немало, а потому… Может быть дело в том, что она смотрит на жизнь совершенно по-другому: просто и открыто. Не нравится — разозлилась, нравится — сразу дает об этом понять, а если и ошибается, то легко это признает. При этом она совершенно не глупая и не легкомысленная, просто другая… Она — кричащее пятно в моем царстве порядка и выдержанных тонов… То, что Эльвира называет вульгарностью, напрочь одурманило меня и сбило с ног. Не уверен, что наш с ней союз жизнеспособен, но и поделать со своим влечением ничего не могу. Оно похоже одержимость, перед которой любой довод разума ровным счетом ничего не стоит.

Вспышки фар, отразившиеся в окне, заставляют меня оторваться от созерцания собственных рук. Из приоткрытого окна доносится хлопанье автомобильных дверей, смех сестры и восторженное сопрано Ирины, обсуждающих представление.

— Смотрите, кто нас встречает, — Брови отца при виде меня удивленно приподнимаются. — Я думал, ты сегодня у Матюхина на Дне рождения. Не поехал?

Каждая мышца в теле так сильно скована напряжением, что даже челюсть двигается с трудом.

— Пап, мы можем поговорить?

Отец быстро смотрит на часы, намекая, что время позднее, но тем не менее кивает.

— Кажется дело срочное. Ну ладно, давай поднимемся в кабинет.

Через силу улыбнувшись Каролине, наблюдающей за мной с подозрением, я поднимаюсь по лестнице вслед за отцом. Стадия отупения стремительно переходит в желание действия, и я испытываю почти раздражение оттого, как медленно мы идем.

— Слушаю тебя, Леон. — Тяжело опустившись в кресло, отец одну за другой расстегивает запонки. — Ты присесть не хочешь?

Я мотаю головой.

— Я пришел потому что мне нужен твой совет.

— Говори.

— Не воспринимай то, что я скажу, как сиюминутный порыв… я думаю об этом продолжительное время.

Взгляд отца становится цепким.

— И о чем?

— О свадьбе. И о том, что я к ней не готов. Знаю, что приложено много усилий и вовлечены люди, но так я чувствую. Такое сильное сомнение в том, что я делаю, я ощущаю впервые, и решил это с тобой обсудить.

Отец молчит, ритмично постукивая пальцами по столу. Сердце напряженно барабанит в грудной клетке. Отец никогда ни в чем меня не обвинял, но по какой-то причине я все равно чувствую нарастающее эхо вины перед ним. Словно не оправдал возложенных ожиданий.

— Леон, я всегда говорил, что ты не по годам взрослый, и я действительно так считаю. Послушай меня сейчас и правильно оцени мои слова. Любой человек имеет право на сомнение, и хорошо, что ты поделился со мной своими. Я знаю тебя двадцать три года, и прекрасно понимаю, чем может быть продиктована такая смена решений. — Его взгляд становится многозначительным. — Речь наверняка идет о Лие. Разумеется, никто не станет тебя принуждать жениться — насколько я помню это было вашим естественным и добровольным решением. Все, чего бы мне хотелось — это чтобы ты честно и трезво оценил свой выбор. Действительно ли ты считаешь, что эта безусловно милая девушка стоит разрыва многолетней дружбы с семьей Морозовых и отношений с Эльвирой? Точно ли твоя тяга не продиктована банальным физическим влечением? Представляешь ли ты долгосрочные отношения с ней? Не пожалеешь ли по итогу?

Я горько усмехаюсь.

— Ты задаешь те же вопросы, которыми я мучаю себя уже продолжительное время. У меня нет на них ответов. Я просто знаю, что уже давно не чувствую себя ни спокойным, ни тем более счастливым. И не уверен, что после свадьбы это закончится.

Отец глубоко вздыхает и откидывается в кресле. Безысходность разрастается в груди с новым рвением. Я уже знаю, что нужных подсказок не получу.

— Мой совет: ложись спать, — изрекает он наконец. — Не зря говорят, что утро вечера мудренее. Завтра на свежую голову еще раз все обсудим.

Кивнув, я стремительно разворачиваюсь. Отец мне что-то говорит в дверях, но я впервые в жизни делаю вид, что его не слышу. Я так заебался взвешивать каждый свой шаг, преследуемый ярлыком «главная отцовская гордость»… Настолько, что в моменте готов на скорости въехать в фонарный столб, чтобы навсегда развеять миф о собственной взрослости и сдержанности.

Схватив ключи от «Порше», я вылетаю на улице как есть: в спортивных трико и футболке. Даже если вечеринка подходит к концу, я хочу быть там. Чем никогда, лучше поздно.