Элита

46

— Ну как тебе? — осторожно интересуюсь я, глядя на Петра, который, кажется, по второму кругу перечитывает черновик моей статьи.

— Слушай, это, конечно, не то, что я ожидал… — сосредоточенно сведя к переносице брови, он переворачивает лист. — Отдельные моменты требуют редактуры, например там, где ты скармливаешь мозги Милены бродячим собакам… И я не уверен, что стоит трогать Морозова…

— Если есть такая возможность, историю про наркотик я бы хотела оставить. Неизвестно, что могло бы произойти, если бы Леон вовремя не подоспел. Я могла отравиться, сигануть с балкона, быть изнасилованной, в конце концов… — сама того не желая, я начинаю заводиться. — А в качестве наказания этот хряк отправился в тур по азиатским борделям. Думаешь, это справедливо? А что, если он продолжит это делать? Так пусть его мерзкий поступок хотя бы будет предан огласке.

— Декан нас за это по голове не погладит, — задумчиво произносит Пётр. — Отец Морозова — главный меценат университета. Но так как эта статья без имён, думаю, можно это устроить. Если Элла Валерьевна начнёт возмущаться — будем косить под дурачков.

— Косить под дурачка — это моя супер-сила, — заверяю я. — А статью прямо напечатают? Или она рукописная?

— Статья будет выложена на официальном сайте университета в пятницу и напечатана тиражом в двести экземпляров. Сможешь забрать памятный экземпляр для себя и мамы.

— Для мамы я, пожалуй, ничего брать не буду, — бормочу я, не в силах поверить, что самая настоящая газета с моей статьёй увидит свет аж в количестве двухсот штук. Обрести публичную славу я планировала годам к двадцати семи, но вышло гораздо раньше.

— Какие у тебя сегодня планы? — Пётр меняет тему, отчего я чувствую укол разочарования. Я просидела со статьёй всю ночь и всё утро, и мне бы хотелось ещё немного её обсудить. Правильно ли расставлены акценты? Понятно ли я донесла мысль? Никого ли она не обидит? Писала я на эмоциях, но искренне и от души.

— Планы, как и всегда, — я театрально развожу руками. — Готовиться к курсовой и полировать столовые приборы.

— То есть окна для того, чтобы поужинать со мной, у тебя не появится?

— Я попробую улизнуть ближе к восьми, но это не точно. Извини, — добавляю я, заметив, как меркнет лицо Петра. — Но мы ведь идём на день рождения Тимура в субботу, верно? Там у нас будет достаточно времени для всего.

Для чего именно у нас будет достаточно времени, я пока и сама не понимаю. Готова ли я так запросто перевести наши робко продвигающиеся отношения в плоскость интима? Не уверена. Мы ещё даже не целовались, чтобы настолько забегать вперёд. Но рассчитываю, что предстоящая вечеринка это исправит.

— Проводить тебя? — предлагает Пётр, заметив, что я смотрю на часы.

— Да. — Поднявшись, я начинаю собирать со стола посуду. — Меня до класса Кит, пожалуйста.

Пётр без слов забирает у меня поднос и несёт его к стойкам. Я смотрю ему вслед, думая, что они с Леоном похожи: оба умные, красивые, обходительные. Только у Петра есть одно явное преимущество в пользу завязывания отношений: он целиком и полностью свободен.

— Если уж затея с ужином провалилась, давай после занятий довезу тебя до дома, — предлагает он, когда мы подходим к аудитории. — Сможешь попросить Игоря не приезжать?

Я задумчиво кусаю губу, ловя себя на кокетстве.

— Думаю, это я смогу устроить. Но ты вроде говорил, что у тебя осталась всего одна лекция. А у меня-то две.

— Подождать не проблема. К тому же у нас назначена встреча с советом по поводу курения в общественных местах.

— У-у-уф, — я начинаю картинно обмахиваться. — Решаете такие важные вопросы.

— Университет без нас никуда, — шутливо соглашается Пётр.

Улыбающимся он кажется мне особенно милым, поэтому я решаюсь. Встаю на цыпочки и быстро касаюсь губами его щеки.

— Это тебе в благодарность от всех студентов курса.

Его щёки чуть розовеют, глаза вспыхивают.

— Я бы предпочёл благодарность лично от тебя.

Засмеявшись, я скрываюсь в аудитории. С лица не сходит улыбка. А что если..? Вдруг у нас что-то действительно получится?

— А что вообще любит Тимур? — поёжившись, я подношу замёрзшие пальцы к дуновению автомобильной печки. — Мне кажется, ему сложно угодить с подарком.

— Тимуру действительно сложно угодить, но это уже не твоя задача, — заверяет Пётр. — Мы идём на день рождения вместе, и подарок я уже купил.

— И что же мы подарим? — я весело играю бровями.

— Мы подарим ему сертификат в салон спортивной экипировки.

Я смотрю, как его ладони вращают руль, отмечая, что Пётр не перемещает его плавно по кругу, как делал Леон, а двигает чередой коротких движений.

— А ему он нужен?

— В прошлом году Тимура потянуло на экстрим, так что наверняка пригодится.

— Значит, мой кофейный друг — экстремал. Круто. А как прошло заседание совета?

— Нормально. Обсудили то, что хотели, и разошлись. Твою статью я, кстати, показал остальным, — Пётр мечет в меня быстрый взгляд. — Не всем она на сто процентов понравилась, но большинство всё-равно проголосовало «за». Так что сегодня её отправят на вёрстку, а затем — в печать.

— Здорово, — машинально выговариваю я, сразу же задаваясь вопросом, какова была реакция Леона на прочитанное. Наверняка он был в числе тех, кому статья не понравилась. Он же вечно твердил, что не нужно идти против системы, а я взяла и высказалась «за».

Пётр пускается в воспоминания о том, как совет начал свою деятельность, но я почти его не слышу. Мне так хотелось, чтобы те, кто прочли мой текст, безоговорочно поняли, что я имела в виду… Но возможно ли добиться этого в масштабе университета, если даже у небольшой группы людей возникли разногласия по поводу её выпуска в свет? Похоже на утопию.

Мой телефон, лежащий на коленях, пиликает звуком входящего сообщения. Пробормотав Петру «Извини», я подношу его к глазам и чувствую, как под кожей проносится адреналиновый ток.

В окошке уведомления светится имя Леона. До этого дня он никогда мне не писал.

Торопливо ткнув в сообщение пальцем, я впиваюсь взглядом в четыре скупые строчки:

«Твоя статья произвела на меня большое впечатление. В ней очень много тебя. Те, кому нужно, — обязательно её поймут. Я уже говорил, но повторюсь: ты очень настоящая и смелая».

Я перечитываю снова и снова, ощущая, как в груди разбухает ком и пощипывает в носу. Именно этого мне и не хватало в реакции Петра: ощущения, что меня правильно поняли и услышали. Ведь близкие люди для этого и нужны.

Нахмурившись, я опускаю взгляд себе на ладони. На смену вспышке сентиментальности приходит скребущее чувство тоски. Кажется таким несправедливым, что человек, который настолько хорошо меня знает и чувствует, никогда не будет со мной.