Уже поднявшись на второй этаж, я слышу хлопок входной двери и недовольный баритон отца Эльвиры. Чувство вины вспыхивает снова: но не перед ним, а перед отцом из-за необходимости сглаживать конфликт и выслушивать обвинения.
Остановившись у двери в спальню, я вслушиваюсь в повисшую тишину. Если Морозов-старший вдруг повысит голос — это будет сигнал забыть о невмешательстве и спуститься. Какими бы ни были последствия, я буду отвечать перед ним сам и не стану подвергать отца незаслуженному унижению.
Убедившись, что в гостиной тихо, я захожу в комнату, кидаю сумку и сажусь на кровать. Разрушительные мысли активно плодятся, твердя, что будь я сдержаннее, мог бы просто оттащить мудака от Лии и вызвать полицию — и тогда ничего бы этого не было. Или вместо того, чтобы играть в печального Ромео, сразу признаться Лие в чувствах и поехать на вечеринку. Или…
Сжав челюсть, я встряхиваю головой. Хватит. Какой смысл сожалеть о содеянном, гадая, как бы всё переиграть. В тот момент я бы не поступил иначе — это факт.
Лия. Мне нужна Лия с её прямотой и отсутствием ненужной рефлексии.
Я стремительно выхожу из комнаты и иду к ней.
По привычке стучусь, но ответа не дожидаюсь и приоткрываю дверь.
Представшая картина заставляет на секунду забыть и о визите Морозова, и собственном раздрае. Замотанная в халат и с полотенцем на голове, Лия танцует без музыки. Вернее, музыка наверняка есть, но звучит она в наушниках. Её бедра игриво раскачиваются из стороны в сторону, глаза закрыты, на губах застыла расслабленная улыбка.
Я прислоняюсь к косяку и молча наблюдаю за ней, не желая спугнуть. Всё же она удивительная. Чуть больше суток назад пережила серьёзный стресс, а сейчас как ни в чём не бывало продолжает наслаждаться жизнью.
Во что значит крепкий стержень. Вернее, корни. Только на моей памяти ей столько пришлось пережить: смерть отца, смену места жительства, коллективную травлю, абсолютное непонимание матери, потом вот это…
— Привет… — Её разноцветные глаза распахиваются, и на мгновение исчезнувшая улыбка становится ещё шире. — А я шаманские хороводы вожу… Давно тут стоишь?
— К сожалению, нет, — я шагаю вперёд, чтобы поскорее оказаться ближе к ней и её запаху. — Мне нравится смотреть, как ты танцуешь.
— Приятно это слышать.
Я подхожу вплотную, и реакция следует незамедлительно: пахнущее ванилью тело прижимается ко мне, тёплые руки обвиваются вокруг шеи.
— Я быстро высушу волосы и всё, — шепчет Лия, вставая на цыпочки. — Даже краситься не буду.
Я борюсь с желанием запустить руки ей под халат, чтобы проверить, насколько горячая под ним кожа, и целомудренно перемещаю ладони на поясницу.
— С ужином придётся немного повременить. Приехал Станислав Олегович. Сейчас они с отцом разговаривают внизу.
Лицо Лии становится растерянным.
— А для чего он приехал? Это плохо, да? — Высвободившись из моих рук, она отступает назад. — Есть шансы, что он хочет принести извинения за то, что вырастил сыночка-мудака?
— Сомневаюсь. Судя по голосу, он недоволен. Отец сказал, что им стоит поговорить наедине и пока не нужно вмешиваться.
— Тогда он точно не челом бить приехал. — Расстроенно глядя перед собой, Лия садится на кровать. — Но если станет на тебя наезжать, я, не раздумывая, пойду писать заявление. Что для этого нужно? Свидетели и мои показания? Следы насильственных действий? Они есть… — Она задирает рукав халата, демонстрируя несколько пожелтевших синяков на предплечьях.
Я разглядываю их, ощущая, как снова ускоряется пульс. Вина? Да черта в два. Если уж меня и сейчас потряхивает при виде этих следов, то что говорить про ту ночь.
— Надо дождаться окончания разговора. Потом будем думать, как поступить.
Стащив с головы полотенце, Лия швыряет его на подушку. На её лице снова появляется улыбка.
— Как всё-таки хорошо, что ты такой рассудительный. Я бы, наверное, прямо сейчас спустилась на первый этаж и разнесла бы этого горе-папашу. А потом, конечно, очень жалела.
— На тебя напали, — замечаю я. — Имеешь право.
Покачав головой, она приглашающе постукивает ладонью по покрывалу.
— Иди сюда.
Я сажусь рядом, и Лия моментально опускает голову мне на плечо. Влажный запах её волос действует умиротворяюще. Фокус внимания смещается с того, что будет потом, на то, что есть сейчас.
— Тебя не отталкивает, что я сама к тебе липну? — Вопрос приятно вибрирует у меня под кожей. — Это сложно контролировать.
— Не сдерживайся, — улыбаюсь я. — Мне всё нравится.
— Точно?
Вместо ответа я нахожу её руку. Прикосновения, к которым я никогда не питал особой тяги, ощущаются нужными и естественными. Наедине с Эльвирой я часто испытывал скованность в проявлении ласки, а публичные касания воспринимал скорее как неотъемлемую часть долга. Сейчас всё иначе.
— Ты же теперь не женишься?
Покачав головой, я сжимаю её ладонь крепче.
— Нет, конечно.
— Потому что избил её брата?
— Это вопрос с подвохом? — с усмешкой уточняю я.
— Конечно.
— Я не могу жениться на Эльвире, потому что люблю тебя. — Я смотрю на наши сцепленные пальцы. — Это было нечестно по отношению ко всем.
— Хорошо, что ты наконец это понял, — в голосе Лии слышится шутливое самодовольство. А уже в следующую секунду её руки снова обвиваются вокруг моей шеи, и жаркий шепот с привкусом зубной пасты обжигает мне ухо: — Я тоже тебя люблю. И сейчас мне даже стало по фиг на то, что задумала эта отмороженная семейка. Я очень-очень счастлива.
Не знаю, сколько времени мы сидим, просто держась за руки и разговаривая обо всём: о том, сколько времени я занимаюсь боксом, о том, что в пятнадцать Лия пыталась угнать из гаража отцовскую машину, за что была посажена под домашний арест, о любимой музыке, о Шанском, о том, почему часы больше не переводят. Говорим до тех пор, пока в дверь не стучат.
Мы с Лией машинально переглядываемся.
— Открой, — шепотом выговаривает она. — Это твой папа. Моя мама бы уже вошла.
Поднявшись, я подхожу к двери, чтобы убедиться: Лия оказалась права.
Отец стоит на пороге. По выражению лица сразу не разберёшь, с хорошими он пришёл вестями или всё-таки с плохими.
— Выйдешь ненадолго? — осведомляется он, кивнув из-за моего плеча Лие в знак приветствия.
— Конечно. — Обернувшись, я ободряюще улыбаюсь ей и прикрываю за собой дверь.
Отец направляется в сторону своего кабинета, давая понять, что надо следовать за ним. Сердечный бой нарастает с каждым новым шагом.
— Ну и как? — уточняю я, поравнявшись с ним. — Мне стоит искать адвоката?
— Хороший адвокат никому не помешает, но с поиском пока повременим. Стас, конечно, очень недоволен. Шумел, что ты мог оставить Дениса инвалидом… — Цепкий взгляд из-под нахмуренных бровей касается моего лица, — …и это, кстати, правда. И мол, доказательств, что Лию пытались изнасиловать, тоже нет, и всё происходило по обоюдному желанию.
В ушах поднимается гул. Да это же враньё чистой воды! Вот же сука…
— Не надо кипятиться, Леон, — рука отца успокаивающе опускается мне на плечо. — Он как родитель пытается всячески обелить сына…
— И до тех пор, пока он будет это делать, его сын будет продолжать вести себя как уголовник!
— Ты на эмоциях, а эмоции мешают мыслить трезво. Неважно, как Стас хочет представить ситуацию. Важно, как её видим мы. Я ответил, что есть масса свидетелей, которые видели, что Денис был пьян, и что он взял ключ от номера, где спала Лия. Поговорил с Тимуром и его отцом, — поясняет он в ответ на мой удивлённый взгляд. — Итого: слово Дениса против слов Лии, твоего и ваших однокурсников.
— А он что ответил?
— Стал взывать к моей отцовской совести. Я согласился, что ты перегнул палку, но объяснил это тем, что воспитал тебя в уважении к женщинам, которых каждый достойный мужчина обязан защищать.
Я ловлю себя на мысли, что, пожалуй, один из самых неформальных разговоров у нас с отцом, и я даже решаюсь пошутить:
— И как же Станислав Олегович стерпел подобное унижение?
— Намекнул, что инцидент может разрушить твой брак с Эльвирой и темп предстоящих выборов.
Застыв, я смотрю себе под ноги. Именно этого я, пожалуй, больше всего и боялся: что драка пагубно повлияет на шансы отца стать мэром.
— На это я ответил, что если мою репутацию так легко уничтожить проступком сына, значит, я не достоин должности, на которую претендую. И напомнил, что это правило работает для всех. Я, между прочим, тоже не последний человек в этом городе, и моё слово чего-то да стоит. И если мы начнём раскачивать эту историю на официальном уровне, неизвестно, кто больше пострадает.
Я смотрю в решительное лицо отца и чувствую, как грудь распирает от гордости и признательности. Всё же не зря столько времени он был для меня примером. Более справедливых и цельных людей я не встречал.
— Спасибо, пап, — в порыве чувств я протягиваю ему руку. — Независимо от того, как всё закончится.
Отец крепко её пожимает и с усмешкой хлопает меня по плечу.
— Думаю, всё будет нормально. Стас поначалу требовал твоих извинений перед ним и Денисом, но я сразу сказал, что на это можно не рассчитывать. Шансы стать мэром у меня по-прежнему имеются даже без его поддержки, так что, думаю, не станет он рисковать. Невыгодно со мной ссориться: мало ли какие вопросы придётся в будущем решать. А свадьбу я не стал обсуждать. Сказал, что дети уже взрослые и должны сами решить этот вопрос. Так что… — Ярко-синие глаза смотрят в мои. — Раз уже передумал жениться, не откладывай разговор с Эльвирой в долгий ящик. Она ни в чём не виновата и достойна уважительного отношения.
Я киваю.
— Конечно. Завтра она возвращается из Праги. Встречу её в аэропорту и всё объясню.