Элита

54

Если бы я не знал наверняка, что Лия находится в этом номере, я бы её сразу не узнал.

Её бледное, как мел, залитое слезами лицо сковано ужасом и безысходностью, подбородок и губы трясутся.

Прижавшись к стене, она держит в вытянутых руках вазу с обломанными краями, пытаясь защититься от него.

Платье задрано до пояса, спущенные колготки разодраны в нескольких местах. Белья нет.

Напротив неё — он, в рубашке и трусах, оттянутых стояком. Кровь на его виске — последнее, что я замечаю.

Перед глазами опускается кровавая пелена, бешеный бит в голове выключается, исчезают любые мысли.

Самое страшное, что только я мог себе представить, поднимаясь сюда, — реальность оказалась ещё кошмарнее.

Ярость, оказывается, имеет цвет. Жгуче-красный. Багровая пелена затягивает собой всё вокруг, оставляя в фокусе лишь его уродливый силуэт.

Убить. И это не мысль — мыслей нет. Убить — это инстинкт, потребность.

Я больше не владею телом — сейчас оно владеет мной, выполняя диктуемую программу: уничтожить, сломать, отомстить, наказать, размазать. Убить, убить.

Я с разбега врезаюсь в полуголую тушу, но боли столкновения не ощущаю. Рецепторы слишком поражены яростью, чтобы чувствовать лишнее.

Насильник отлетает в сторону, с грохотом врезаясь в кресло, его голова бьётся о паркет с глухим, надтреснутым звуком. В следующую секунду я уже сижу на нём.

Первый удар — в челюсть. Хруст крошащихся зубов падает в топку ярости, но не глушит её, а разжигает сильнее.

Второй удар — под скулу, чтобы наверняка сломать кость. Третий — в переносицу.

Влажное тепло струится по костяшкам пальцев, стекает к локтям.

Морозов беззвучно открывает и закрывает рот… Наверняка стонет, но я не слышу. В голове звучит лишь собственный голос, требовательно повторяющий: убить, убить.

За то, что взял ключ. За то, что посчитал, что ему можно.

За то, что тронул её.

За то, что её слёзы и испуг не помешали ему возбудиться.

За то, что он совершил самое мерзкое, что возможно сделать по отношению к женщине.

Он выставляет руки в попытке закрыться. Я сбиваю их локтем и бью снова.

Его лицо — месиво из сломанных костей, вспоротой кожи и крови, но это не позволяет остановиться.

— Сука… — собственный голос кажется чужим и неузнаваемым. — Уёбок… Тварь… Сдохни, сука, сдохни…

Острый металлический запах мешает видеть и дышать. Я молочу его почти вслепую.

Барабанные перепонки чуть приоткрываются: откуда-то издалека слышны сдавленные хрипы и звук моего имени.

Кажется, меня зовёт Лия… Но я пока не могу. Уничтожить, убить…

Стерев локтем красные подтёки с глаз, я хрустко вбиваю кулак в правую скулу.

Кожа лопается, между пальцами горячо хлюпает…

Всё равно мало… Этого недостаточно…

Я хватаю ворот рубашки и впечатываю ублюдка затылком в пол… Ещё раз и ещё…

Никогда, ни разу в жизни я никого так не презирал.

Перед глазами стоит её затравленное лицо с подтёками слёз… Ненавижу… Тварь… Нелюдь…

Тело по-прежнему решает за меня, не давая возможности обдумывать действия.

Приподнявшись, я что есть силы бью Морозова коленом в пах, чтобы за один удар вытравить из памяти кадр его топорщащихся трусов.

Чтобы он больше никогда… Ни за что в жизни…

Шум вокруг становится всё громче. Слышится хлопанье дверей, крики… Моё имя повторяется раз за разом.

Леон!

Леон!!!

Блядь, это пиздец… Он же сдохнет…

Сука-а-а… У него же полбашки нет.

Да помогите кто-нибудь, блядь… Я его сдвинуть не могу…

Блядь, позовите остальных… Не видишь, ему вообще похер…

Леон, остановись… Ты же сядешь, друг… На хер тебе это нужно…

Леон, всё, всё… Хватит с него…

— Уйдите все на хер… — хриплю я, сбрасывая с себя цепляющиеся руки. — Я его убью.

— Леон, Лию пугаешь… Его не жалко, её пожалей…

Сознание медленно, капля за каплей, проникает в меня, разбавляя густую красноту солнечно-жёлтым цветом.

Жёлтый цвет — солнца, а солнце ассоциируется у меня с ней.

— Вот так, правильно, друг… — голос Тимура слышен совсем близко. — Оставь его…

Петь, не отпускай, не опускай… Держи крепче…

Сука, что делать, а… Ментов и скорую, похоже, надо…

Несколько рук тянут меня за собой, вынуждая подняться.

Я заставляю себя оторвать взгляд от булькающего кровью тела и искать её.

Лия сидит на краю кровати, обхватив себя руками. Её тело мелко трясётся, слёзы продолжают катиться.

Тимур прав: я сильнее её напугал.

— Друг, давай выйдем…

Мотнув головой, я сбрасываю с себя руку Петра и в два шага оказываюсь перед ней.

Опускаюсь на колени, заглядываю в глаза в надежде прочесть ответ.

Отыскать его там невозможно — слишком много слёз.

Ничего бы этого не случилось, если бы я поехал на эту вечеринку с самого начала, как она и хотела.

— Я успел?

Протяжно всхлипнув, она быстро и мелко кивает.

— Так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь меня спас… Ты даже не представляешь.