Глава 22



Беннеты были приглашены на обед к Лукасам, и снова в течение большей части дня мисс Лукас проявляла свое расположение к мистеру Коллинзу, выслушивая его разглагольствования. Элизабет воспользовалась случаем, чтобы поблагодарить подругу за такую любезность.

– Твое внимание способствует его хорошему настроению, – сообщила она, – и я обязана тебе в гораздо большей степени, чем могу выразить.

Шарлотта заверила подругу, что рада быть ей полезной и что такие слова сполна вознаградили ее за незначительную потерю времени. Это было бы очень любезно, но доброта Шарлотты простиралась много дальше, чем Элизабет могла себе представить – целью было предотвратить возобновление любых попыток сближения мистера Коллинза со своей подругой и обратить его внимание на себя. Именно такой и была цель мисс Лукас, а складывалось все настолько благоприятным образом, что к моменту расставания поздно вечером, она могла бы быть почти уверена в окончательном успехе, если бы он не должен был покинуть Хартфордшир так скоро. Но все же она недооценила пылкость и независимость его характера, поскольку характер этот таки заставил мистера Коллинза на следующее утро с удивительной ловкостью сбежать из Лонгборн-хаус и поспешить в Лукас-лодж, чтобы припасть к ее ногам. Он стремился ускользнуть от внимания своих кузин, поскольку был убежден, что, если они увидят, как он уходит, они сразу догадаются о его замысле, а ему не хотелось, чтобы о новом плане стало известно ранее, чем его успех станет неоспоримым, хотя он и мало сомневался в положительном исходе, и не без оснований, поскольку Шарлотта его всячески поощряла, но после неудачи в среду он чувствовал себя несколько неуверенно. Однако приняли его самым благосклонным образом. Мисс Лукас заметила его из верхнего окна, когда он подходил к дому, и тут же направилась, как бы случайно, встретиться с ним на крыльце. Но она даже не смела надеяться, что там ее ждет столько красноречия и пылкой любви.

В кратчайший срок, насколько позволяло многословие мистера Коллинза, между ними все было улажено к удовлетворению обоих, и когда они вошли в дом, он с нетерпением просил ее назвать день, который сделает его счастливейшим из людей, и хотя на такую просьбу, как известно, следовало бы поначалу дать отрицательный ответ, дама не чувствовала ни малейшего желания играть его счастьем. Глупость, которой он был щедро награжден природой, гарантировала отсутствие в его ухаживаниях любого намека на очарование, способное воодушевить женщину благосклонно отнестись к его предложению, и мисс Лукас, принявшая его исключительно из чистого и бескорыстного стремления к определенности в жизни, не заботилась о том, не слишком ли быстро дело будет закончено.

К сэру Уильяму и леди Лукас быстро обратились за согласием, и оно было даровано с самой радостной готовностью. Нынешние обстоятельства мистера Коллинза сделали его наиболее подходящей партией для их дочери, которой они не могли обеспечить большого состояния, а его перспективы грядущего благоденствия были чрезвычайно основательны. Леди Лукас с большим интересом, чем когда-либо прежде, принялась бесхитростно подсчитывать, сколько лет еще удастся прожить мистеру Беннету, а сэр Уильям высказал свое твердое мнение, что когда бы мистер Коллинз не вступил во владение поместьем в Лонгборне, было бы весьма целесообразно, чтобы он и его жена были представлены в Сент-Джеймсе. Короче говоря, вся семья была в восторге от неожиданно открывшихся возможностей. У младших девочек теперь возникала надежда выйти замуж на год или два раньше, чем они могли бы при иных обстоятельствах, да и мальчики могли более не опасаться, что Шарлотта умрет старой девой. Сама Шарлотта держалась достойно. Она достигла своей цели, и у нее было время обдумать последствия. Ее оценки были в целом удовлетворительными. Разумеется, мистер Коллинз не был ни здравомыслящим, ни обаятельным человеком, его общество было утомительным, и его привязанность к ней наверняка была воображаемой. Но несмотря на все он будет ей мужем. Не имея возвышенных представлений ни о мужчинах, ни о браке, ее целью, тем не менее, всегда был брак, ибо именно он был единственным обеспечением для хорошо образованных молодых женщин со скромным состоянием, и, хотя он и не гарантировал будущего счастья, он должен был стать их самой приемлемой защитой от нужды. Эту защиту она теперь получила, и в возрасте двадцати семи лет, к тому же не будучи красивой, она понимала, как ей повезло. Наименее приятным обстоятельством во всем этом было удивление, которое должна была испытать от ее решения Элизабет Беннет, чью дружбу она ценила больше, чем отношения с любым другим человеком. Элизабет не только удивится, но, вероятно, осудит ее, и хотя ее решимость не могла быть поколеблена, неодобрение со стороны подруги должно было ранить ее. Она решила сама сообщить ей все и поэтому попросила мистера Коллинза, когда он вернется в Лонгборн к ужину, не упоминать ни перед кем из членов семьи о том, что произошло. Обещание сохранить тайну, конечно же, было дано со всей любезностью, но сдержать его было не так просто, ибо любопытство, возбужденное его долгим отсутствием, по возвращении обратилось в каверзные вопросы, чтобы отговориться от которых требовалась определенная изобретательность, и в то же время от него требовалось проявить великое самоотречение, поскольку ему не терпелось известить всех о своей удаче в любви.

Поскольку на следующий день он должен был отправиться в путь слишком рано, чтобы увидеться с кем-либо из семьи, церемония прощания была проведена перед тем, как молодые леди удалились почивать, и миссис Беннет с величайшей учтивостью и радушием сказала, что они будут счастливы снова увидеть его в Лонгборне, когда его обязанности пастыря позволят ему навестить их.

– Моя дорогая мадам, – ответил он, – ваше приглашение особенно приятно, потому что это именно то, что я надеялся услышать, и вы можете быть совершенно уверены, что я вскоре им воспользуюсь.

Все были поражены, и мистер Беннет, который ни в коем случае не рассчитывал на столь быстрое его возвращение, немедленно уточнил:

– Но нет ли здесь опасности недовольства со стороны леди Кэтрин, мой дорогой сэр? Лучше вам в какой-то мере пренебречь своими родственниками, нежели рисковать обидеть свою покровительницу.

– Мой дорогой сэр, – ответил мистер Коллинз, – я особенно признателен вам за это дружеское предостережение, и вы можете быть уверены, что я не предприму столь серьезного действия без согласия ее светлости.

– Здесь не может быть чрезмерной осторожности. Рискуйте чем угодно, но только не ее добрым расположением, и если вы обнаружите, что ваш приезд к нам может вызвать ее недовольство, что я считаю весьма вероятным, лучше оставайтесь спокойно дома и будьте уверены, что мы не обидимся.

– Поверьте, милостивый государь, моя благодарность только возрастает, побуждаемая такой нежной заботой, и будьте уверены, вы скоро получите от меня благодарственное письмо за этот и все другие знаки вашего внимания во время моего пребывания в Хартфордшире. Что же касается моих прекрасных кузин, то, хотя мое отсутствие может оказаться не столь длительным, чтобы сделать это необходимым, я возьму на себя смелость пожелать им здоровья и счастья, не исключая и мою кузину Элизабет.

Соблюдая приличия, дамы затем удалились; все они удивились тому, что он задумал скорое возвращение. Миссис Беннет хотела выяснить, что он подумывает о том, чтобы обратить свой интерес на одну из ее младших девочек – Мэри, пожалуй, можно было бы уговорить принять его предложение. Средняя дочь оценила его достоинства гораздо выше, чем все другие, в его размышлениях была основательность, которая временами поражала ее, и, хотя он был далеко не так умен, как ее дочь, можно было ожидать, что, если его поощрять к чтению и совершенствованию таким примером, каким могла служить Мэри, он мог бы стать очень приятным спутником жизни. Но на следующее утро всякая надежда такого рода рухнула. Мисс Лукас объявилась вскоре после завтрака и наедине с Элизабет рассказала о событиях предыдущего дня.

Возможность того, что мистер Коллинз может вообразить себя влюбленным в ее подругу, в последние день или два приходила в голову Элизабет, но то, что Шарлотта могла дать ему надежду, казалось почти столь же далеким от реальности, как ее собственное одобрение его, и поэтому ее изумление было настолько велико, что поначалу вышло за рамки приличий, и она не смогла удержаться от возгласа:

– Помолвлена с мистером Коллинзом! Моя дорогая Шарлотта, но это же невозможно!

Отстраненное выражение лица, которое мисс Лукас сохраняла, рассказывая свою историю, уступило место мгновенному замешательству, когда прозвучал столь резкий упрек, однако, поскольку это было не больше того, к чему она готовилась, она быстро пришла в себя и спокойно ответила:

– Что тебя могло так удивить, моя дорогая Элиза? Ты считаешь невозможным, что мистер Коллинз смог добиться расположения какой-либо женщины, только потому что ему не сопутствовала удача добиться успеха с тобой?

Но Элизабет уже преодолела удивление и, приложив для этого немалые усилия, смогла с приемлемой убедительностью уверить, что перспектива их отношений будет благоприятной и для нее самой, и что она желает ей всего мыслимого счастья.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – ответила Шарлотта. – Ты, должно быть, удивлена, крайне удивлена – ведь еще совсем недавно мистер Коллинз хотел жениться на тебе. Но когда у тебя будет время все обдумать, я надеюсь, ты одобришь то, что я сделала. Ты ведь знаешь, я не романтична, и никогда не была такой. Я не претендую на большее, чем уютный дом, и, учитывая характер, связи и жизненную ситуацию мистера Коллинза, убеждена, что надежда на счастье с ним столь же обоснована, как и у большинства людей, вступающих в брак.

– Несомненно – тихо ответила Элизабет, и после неловкой паузы они вернулись к остальным членам семьи. Шарлотта не задержалась надолго, и Элизабет получила возможность спокойно обдумать услышанное. Прошло немало времени, прежде чем она вообще смирилась с мыслью о столь неподходящей партии. Странность того, что мистер Коллинз сделал два предложения руки и сердца в течение трех дней, ничего не стоила по сравнению с тем, что теперь одно из них было принято. Она всегда чувствовала, что взгляды Шарлотты на брак не совсем совпадают с ее собственными, но не предполагала, что, оказавшись перед выбором, она пожертвует всеми лучшими чувствами ради мирской выгоды. Шарлотта-жена мистера Коллинза представляла собой самую унизительную картину! И к боли за подругу, вынужденной принять позор и утратившей ее уважение, присоединилось мучительное убеждение, что этой подруге невозможно даже в малой степени быть счастливой в избранной ею судьбе.



Загрузка...