Гордость и Предубеждение

Глава 13

Через несколько дней после этого визита мистер Бингли снова появился в их доме, и теперь уже один. Его друг уехал утром в Лондон, но должен был вернуться через десять дней. Бингли просидел с ними больше часа и был в отличном расположении духа. Миссис Беннет пригласила его пообедать с ними, но он, высказав бессчетно сожалений, признался, что должен быть в другом месте.

– Но в следующий раз, когда вы приедете, – сказала она, – надеюсь, нам повезет больше.

Он будет безмерно счастлив в любое другое время и т. д. и т. п., и если она не будет против, он воспользуется первой же возможностью и навестит их как можно раньше.

– Вы сможете прийти завтра?

Именно, на завтра у него не оказалось вообще никаких планов, и ее приглашение было принято с восторгом.

Он явился на следующий день, и так вовремя, что ни одна из дам еще не была одета надлежащим образом. Миссис Беннет вбежала в комнату дочери, в халате и непричесанная, выкрикивая на ходу:

– Моя дорогая Джейн, быстро заканчивай и спускайся в гостиную. Он пришел – мистер Бингли пришел! Он, собственной персоной. Поторопись, поторопись. Сара, сию же минуту иди к мисс Беннет и ​​помоги ей надеть платье. Оставь в покое прическу мисс Лиззи – и так хорошо.

– Мы спустимся вниз сразу, как только сможем, – не поддалась панике Джейн, – но я осмелюсь сказать, что Китти уже готова, потому что она поднялась к себе еще полчаса назад.

– Ах! Какая Китти! При чем тут она? Иди же скорее, поторапливайся! Где твой пояс, моя дорогая?

Но когда ее мать также стремительно удалилась, Джейн не захотела идти вниз без своих сестер.

Все то же стремление оставить их наедине стало особенно заметно позже. После чая мистер Беннет по своему обыкновению удалился в библиотеку, а Мэри поднялась наверх к своему инструменту. Таким образом, две нежелательные фигуры из пяти были устранены, и миссис Беннет долго сидела, не сводя многозначительного взгляда и подмигивая Элизабет и Кэтрин, что не производило на них никакого впечатления. Элизабет не желала замечать ее уловок, а Китти, когда наконец заметила, спросила простодушно: – Что случилось, мама? Почему вы все время мне подмигиваете? Что мне следует сделать?

– Ничего, дитя, ничего. Вовсе я не подмигивала тебе. Она вытерпела еще пять минут, но затем, не в силах упустить такой драгоценный случай, внезапно встала и, сказав Китти: – Пойдем со мной, моя любовь, я хочу поговорить с тобой, вывела ее из комнаты. Джейн тут же бросила взгляд на Элизабет, который выдал ее страдание из-за такого преднамеренного поступка матери и мольбу не поддаваться ее манипуляциям. Через несколько минут миссис Беннет приоткрыла дверь и крикнула:

– Лиззи, дорогая, я хочу поговорить с тобой.

Элизабет была вынуждена последовать за ней.

– Знаешь, нам стоит оставить их одних, – сказала ее мать, как только она вошла в холл. – Мы с Китти пойдем наверх, посидим в моей гардеробной.

Элизабет не стала возражать матери, а просто оставалась в холле, пока они с Китти не скрылись из виду, а затем вернулась в гостиную.

Планы миссис Беннет в этот день не осуществились. Бингли был самим очарованием, но никак не предъявлял претензий на руку ее дочери. Его непринужденность и веселость сделали его более чем приятным дополнением к их вечернему приему: он сносил нескрываемую назойливость матери и выслушивал все ее глупые замечания с завидной выдержкой и любезным выражением лица, за что заслужил особую благодарность дочери.

Его едва ли требовалось уговаривать остаться на ужин, и позже, прежде чем он ушел, была достигнута договоренность, главным образом благодаря его собственной заинтересованности и настойчивости миссис Беннет, о его приезде на следующее утро, чтобы поохотиться с ее мужем.

После этого дня Джейн уже не настаивала на своем безразличии. Ни слова не было сказано сестрами о Бингли, но Элизабет легла спать в счастливой уверенности, что все должно быть быстро завершено, если только мистер Дарси не вернется в течение объявленного времени. Однако, в действительности, она была убеждена, что все свершается с согласия этого джентльмена.

Бингли был верен всем договоренностям, и они с мистером Беннетом провели утро вместе, как и было условлено. Этот последний был гораздо более приятен в общении, чем ожидал его спутник. Бингли не была присуща самонадеянность и он не проявлял откровенной глупости, что могло бы вызвать насмешки мистера Беннета или, напротив, раздражать его до потери тем желания разговаривать, и он был в этот раз более общительным и менее эксцентричным, чем все его привыкли видеть. Бингли, конечно же, вернулся с ним на обед, и вечером вновь неутомимая изобретательность миссис Беннет была направлена на то, чтобы отвлечь всех от него и ее дочери. Элизабет, которой нужно было написать письмо, смогла уединиться для этой цели в малой столовой вскоре после чая, и поскольку все остальные собирались сесть за карты, в ней не было необходимости, чтобы сдерживать энтузиазм своей матери.

Но закончив письмо и вернувшись в гостиную, она обнаружила, к своему немалому удивлению, что недооценила изобретательность матери. Открыв дверь, она увидела сестру и Бингли, стоящих вместе у камина, как будто занятых серьезным разговором, и если бы даже кто-то не увидел в этом ничего предосудительного, лица обоих, когда они поспешно повернулись и отошли друг от друга, сказали бы все. Их положение было достаточно неловким, но ее собственное, как она подумала, было еще хуже. Никто не вымолвил ни слова, и Элизабет уже собиралась ретироваться, когда Бингли, как и Джейн, успевший разместиться на диване, внезапно вскочил и, прошептав ей несколько слов, выбежал из комнаты.

Джейн не могла опасаться нескромных вопросов от Элизабет, тогда как поделиться с ней доставило бы ей удовольствие, и, заключив ее в объятья, она призналась с самым живым чувством, что она – счастливейший человек на свете.

– Это слишком хорошо, – добавила она, – и даже больше! Я этого не заслуживаю. Ах! Почему не все так счастливы?

Поздравления Элизабет были высказаны с искренностью, теплотой, восторгом, хотя словами все ее чувства трудно было выразить. Каждая фраза становилась новым источником счастья для Джейн. Но она не позволила себе оставаться с сестрой или обсудить хотя бы половину того, о чем еще можно было поговорить в данный момент.

– Я должна немедленно отправиться к матери, – воскликнула она. – Я ни в коем случае не могу пренебречь ее нежной заботой или позволить ей услышать новость от кого-либо, кроме меня. Он уже направился к отцу. Ах! Лиззи, как отрадно сознавать, что то, что я должна рассказать, доставит такую радость всей моей любимой семье! Как я вынесу такое счастье!

Затем она поспешила к матери, которая давно уже прервала карточную игру и в ожидании томилась наверху в компании Китти.

Элизабет, оставшись одна, улыбалась, думая о быстроте и легкости, с которой наконец разрешилось дело, державшее их столько месяцев в напряжении и заставившее пережить столько неприятных дней.

– Вот он, – думала она, – конец всех тревог его друга! Всей лжи и интриг его сестры! Самый счастливый, самый мудрый, самый разумный конец!

Через несколько минут к ней присоединился Бингли, чья беседа с ее отцом не заняла много времени.

– Где ваша сестра? – без промедления спросил он, открывая дверь.

– У матери наверху. Полагаю, она спустится через минуту.

Он прикрыл дверь и, подойдя к ней, жаждал услышать добрые пожелания и выражения симпатии с ее стороны. Элизабет от всего сердца выразила свою радость в связи с перспективой их родственных отношений. Они пожали друг другу руки с большой сердечностью, и затем, пока не спустилась сестра, ей пришлось выслушать все о его собственном счастье и о совершенствах Джейн, и несмотря на то, что он был опьянен любовью, Элизабет действительно верила, что все его ожидания счастья были не беспочвенны, потому что в основе их лежали душевная чуткость и исключительный характер Джейн, а также сходство их чувств и вкусов.

Это был вечер необычного наслаждения для всех них. Осуществление давних надежд мисс Беннет так мило оживило ее лицо и добавило ему румянца, что она выглядела красивее, чем когда-либо. Китти жеманно улыбалась и втайне надеялась, что скоро подойдет и ее очередь. Миссис Беннет не способна была дать свое согласие или выразить свое одобрение в выражениях кратких и при этом достаточно теплых, чтобы передать полноту ее чувств, потому она не говорила с Бингли ни о чем другом в течение получаса, а когда еще и мистер Беннет присоединился к ним за ужином, его голос и манеры ясно показывали, насколько он был счастлив на самом деле.

Однако ни единым словом он не обмолвился на этот счет, пока гость не покинул их поздним вечером. Но как только тот уехал, он повернулся к дочери и сказал:

– Джейн, поздравляю тебя. Тебя ждет большое и долгое счастье.

Джейн тут же подошла к нему, поцеловала его и поблагодарила за его доброту.

– Ты хорошая девочка, – продолжил он, – и мне отрадно думать, что вы так удачно подходите друг другу. Я не сомневаюсь, что вместе вы прекрасно справитесь с любыми невзгодами. Ваши характеры ни на йоту не отличаются друг от друга. Вы оба настолько уступчивы, что никогда не сможете принять ни одного решения; настолько доверчивы, что каждый слуга сможет обмануть вас; и настолько щедры, что вы всегда будете тратить больше, чем получать.

– Надеюсь, что нет. Неосмотрительность или легкомыслие в денежных вопросах были бы для меня непозволительны.

– Превысить их доход! Мой дорогой мистер Беннет, – воскликнула его жена, – о чем вы говорите? Да ведь у него четыре или пять тысяч в год, а скорее всего и больше. Затем, обращаясь к дочери, – Ах! Моя дорогая, дорогая Джейн, я так счастлива! Я уверена, что не смогу сомкнуть глаз всю ночь. Я знала, что так будет. Я всегда говорила, что так и должно быть, наконец. Я была уверена, что ты не можешь быть такой красивой просто так! Помню, как только я его увидела, когда он впервые приехал в Хартфордшир в прошлом году, я подумала, что судьбе угодно, чтобы вы встретились. Он самый красивый молодой человек, которого когда-либо видел свет!

Уикхем, Лидия, оба были напрочь забыты. Джейн была вне конкуренции, ее любимый ребенок. В тот момент она не думала ни о ком другом. Ну а младшие сестры вскоре начали проявлять интерес к иным сопутствующим сторонам ее счастья, доступ к которым она могла бы обеспечить им в будущем.

Мэри настаивала на предоставлении ей права пользования библиотекой в ​​Незерфилде, а Китти умоляла проводить там несколько балов каждую зиму.

С этого времени Бингли, без сомнения, стал ежедневным гостем в Лонгборне, часто появляясь перед завтраком и всегда оставаясь до ужина, если только какой-нибудь варвар-сосед, к которому он не мог не воспылать ненавистью, не приглашал его на обед, и он считал себя обязанным принять его приглашение.

У Элизабет теперь оставалось мало времени для разговоров с сестрой, поскольку он всегда был рядом, а Джейн в это время не могла уделять внимания никому другому, но она обнаружила, что весьма полезна им обоим в те часы разлуки, которые иногда все-таки случались. В отсутствие Джейн Бингли не отходил от Элизабет ради удовольствия поговорить о ее сестре, а когда он уезжал, Джейн не находила никого иного для излечения души.

– Он сделал меня такой счастливой, – сказала она как-то вечером, – сказав мне, что он совершенно не знал о моем пребывании в Лондоне прошлой весной! Я не верила, что это возможно.

– Я так и подозревала, – ответила Элизабет. – Но как он это объяснил?

– Это, должно быть, дело рук его сестры. Они, конечно, не были в восторге от его знакомства со мной, чему я не могу удивляться, так как он мог найти себе девушку более подходящую. Но когда они увидят, я надеюсь на это, что их брат счастлив со мной, они примут это с удовлетворением, и мы снова будем в хороших отношениях, хотя мы никогда не сможем вновь стать столь близкими, как были когда-то.

– Это самое беспощадное суждение, – сказала Элизабет, – которое я когда-либо слышала от тебя. Хорошая девочка! Мне было бы очень досадно снова увидеть тебя жертвой притворного дружелюбия мисс Бингли.

– Ты можешь не сомневаться, Лиззи, что когда он уехал в город в ноябре прошлого года, он действительно любил меня, и единственно только убеждение в моем безразличии к нему могло бы помешать ему вернуться!

– Он, конечно, допустил небольшую ошибку, но это делает честь его скромности в оценке самого себя.

Это, естественно, вызвало панегирик от Джейн его робости и тому, как мало он ценит свои собственные достоинства. Элизабет была рада обнаружить, что он не открыл ей вмешательства своего друга, ибо, хотя у Джейн было самое великодушное и всепрощающее сердце в мире, стоило опасаться, что это обстоятельство могло настроить ее против Дарси.

– Я, безусловно, самое счастливое существо, которое когда-либо существовало! – воскликнула Джейн. – О! Лиззи, почему меня так выделили из всей семьи и одарили больше всех! Если бы я могла и тебя видеть счастливой! Если бы для тебя нашелся такой достойный мужчина!

– Даже если бы мне предоставили сорок таких мужчин, я никогда не смогла бы испытать такое счастье, как ты. Пока у меня не будет твоей душевности, твоей доброты, я никогда не смогу быть так счастлива, как ты. Нет, нет, позволь мне жить по-своему, и, кто знает, может мне со временем очень повезет, и я смогу встретить другого мистера Коллинза.

Событие в семье Лонгборн не могло долго оставаться тайной. Миссис Беннет не отказала себе в удовольствии шепотом и по секрету сообщить об этом миссис Филлипс, а та рискнула, без всякого позволения, сделать то же самое по отношению ко всем своим соседям в Меритоне.

Беннетов быстро признали самой счастливой семьей в мире, хотя всего несколько недель назад, когда Лидия сбежала, считалось, что они обречены на вечное несчастье.