Гордость и Предубеждение

Глава 8

Обитатели пасторского дома по достоинству оценили манеры полковника Фицуильяма, и все дамы пришли к заключению, что его присутствие должно значительно увеличить удовольствие от встреч в Розингсе. Однако пришлось ждать несколько дней, прежде чем они получили оттуда приглашение – пока в доме были гости, в них не особенно нуждались, – и только на Пасху, почти через неделю после приезда джентльменов, они были удостоены внимания, и, на выходе из церкви, их просто попросили быть там вечером. За последнюю неделю им очень редко доводилось видеть леди Кэтрин и ее дочь. Полковник Фицуильям за это время не раз посещал пасторский дом, а вот мистера Дарси они встретили только в церкви.

Приглашение, без сомнения, было принято, и в назначенный час они присоединились к компании в гостиной леди Кэтрин. Ее светлость приняла их любезно, но было видно, что они ни в коем случае не были так желанны как еще недавно, когда некем было заполнить карточные столы; и в самом деле, она была почти полностью поглощена общением со своими племянниками, беседуя с ними, особенно с Дарси, гораздо больше, чем с остальными присутствующими в комнате.

Полковник Фицуильям, казалось, был очень рад их видеть – в Розингсе разнообразие, вносимое появлением любых гостей, всегда доставляло ему радость. К тому же ему очень глянулась симпатичная подруга миссис Коллинз. Теперь он подсел к ней и стал увлекательно рассказывать о Кенте и Хартфордшире, о путешествиях и повседневной жизни дома, о новых книгах и музыке, и Элизабет почувствовала, что никогда ей и вполовину не было столь приятно в этой комнате. Их беседа протекала столь оживленно, что привлекла внимание как самой леди Кэтрин, так и мистера Дарси. Его заинтересованный взгляд постоянно обращался к ним так, что и ее светлость через некоторое время разделила его любопытство, которое она, в отличие от него, скрывать не подумала и без стеснения громко спросила:

– О чем ты там рассказываешь, Фицуильям? О чем вы беседуете? Что ты говоришь мисс Беннет? Позволь и мне услышать все это.

– Мы говорим о музыке, мадам, – сказал он, когда уже не мог более уклоняться от ответа.

– О музыке! Тогда, прошу вас, говорите громче. Музыка доставляет мне огромное наслаждение. Разговор не может обойтись без меня, если вы говорите о музыке. Полагаю, в Англии найдется не много людей, которые получали бы такое огромное удовольствие от музыки, как я, или обладали бы более утонченным природным вкусом. Если бы мне когда-либо довелось учиться, я бы стала выдающимся музыкантом. И Энн преуспела бы не меньше, если бы ее здоровье позволило ей брать уроки. Я уверена, что она достигла бы немалых успехов. Как поживает Джорджиана, Дарси?

Мистер Дарси с заметной нежностью отозвался об успехах своей сестры.

– Я очень рада слышать такой прекрасный отзыв о ней, – сказала леди Кэтрин, – и, пожалуйста, передай ей от меня, что она не сможет добиться успеха, если не будет много упражняться.

– Уверяю вас, мадам, – ответил он, – что в таком совете она не нуждается. Она делает это постоянно.

– Тем лучше. Упражнений не бывает слишком много; когда я в следующий раз напишу ей, я попрошу ее ни в коем случае не пренебрегать ими. Мне часто приходится говорить молодым девушкам, что без постоянной практики невозможно достичь совершенства в музыке. Я несколько раз говорила мисс Беннет, что она никогда не будет играть по-настоящему хорошо, если не будет больше упражняться; и хотя у миссис Коллинз нет своего инструмента, мисс Беннет, как я не раз повторяла, может каждый день приходить в Розингс и играть на фортепиано в комнате миссис Дженкинсон. В той части дома она никого не побеспокоит.

Мистер Дарси, казалось, несколько устыдился бестактности своей тети и не стал продолжать разговор.

Когда время, отведенное для кофе, закончилось, полковник Фицуильям напомнил Элизабет об обещании поиграть для него, и ей пришлось направиться прямо к инструменту. Он подвинул ей стул. Леди Кэтрин прослушала половину песни, а затем возобновила, как ни в чем ни бывало, беседу со своим другим племянником, и продолжала говорить до тех пор, пока тот не отошел от нее и, как бы без особой цели, неспешно направился к фортепиано, расположившись при этом так, чтобы иметь возможность видеть лицо прекрасной исполнительницы. Элизабет заметила его маневры и при первой же удобной паузе, обратившись к нему, с лукавой улыбкой сказала:

– Вы хотите привести меня в смущение, мистер Дарси, устроившись там, чтобы послушать мои упражнения? Но меня это не выведет из равновесия, хотя ваша сестра и играет лучше. Во мне живет упрямство, которое никогда не позволяет мне испытывать беспокойство по воле других. Моя решительность только возрастает при каждой попытке вывести меня из равновесия.

– Не стану утверждать, что вы ошибаетесь, – ответил он, – вы ни в коем случае не могли поверить, что я задумал вас смутить. Я же имел удовольствие быть знакомым с вами достаточно долго, чтобы увидеть, как вы сами развлекаетесь время от времени, стараясь именно сбить с толку вашего собеседника, для чего выражаете мнения, которые на самом деле не являются вашими.

Элизабет от души рассмеялась над этим своим образом и сказала полковнику Фицуильяму: – Ваш кузен поможет вам составить очень подходящее представление обо мне и научит вас не верить ни единому моему слову. Видите, как мне не повезло встретить человека, способного разгадать мой истинный характер, причем именно в той части мира, где я надеялась выдать себя за персону, заслуживающую полного доверия. В самом деле, мистер Дарси, с вашей стороны очень неблагородно припоминать мне все, что вы узнали в Хартфордшире, и, позвольте заметить, очень опрометчиво, потому что это провоцирует меня на ответные меры, и наружу могут выйти факты, которые шокируют ваших родственников.

– Я вас не боюсь, – сказал он с улыбкой.

– Умоляю, позвольте мне услышать, в чем вы его обвиняете, – воскликнул полковник Фицуильям. – Хотел бы я узнать, как он ведет себя среди людей незнакомых.

– Что ж, вы это узнаете, но приготовьтесь выслушать нечто ужасное. Вам следует знать, что впервые мы увиделись в Хартфордшире на балу – и как вы думаете, чем он отличился там? Он станцевал всего четыре танца, хотя джентльменов не хватало и, насколько я помню, некоторые молодые леди сидели в безнадежном ожидании партнеров. Мистер Дарси, вы не станете отрицать этот факт.

– В то время я не имел чести знать ни одной дамы в собрании, кроме моих спутниц.

– Вот! И ведь совершенно невозможно заводить знакомства на балу. Итак, полковник Фицуильям, что мне играть дальше? Мои пальцы ждут ваших четких приказов.

– Возможно, – попытался оправдываться Дарси, – мне следовало бы быть более любезным, но это если бы я надеялся быть представленным, сам же я не способен представляться людям незнакомым.

– Как вы думаете, можем ли мы поинтересоваться у вашего кузена, в чем тому причина? – продолжила Элизабет, все еще обращаясь к полковнику Фицуильяму. – Не стоит ли нам задать ему простой вопрос: почему разумный и образованный человек, постоянно бывающий в обществе, не может сам представить себя людям, ему незнакомым?

– Я могу ответить на ваш вопрос, – сказал Фицуильям, – даже не обращаясь к нему. Это потому, что он не хочет приложить ни малейших усилий для того.

– У меня определенно нет того таланта, которым обладают некоторые люди, – сказал Дарси, – легко беседовать с теми, кого я никогда раньше не видел. У меня не получается, как я не раз убеждался, уловить настроение их разговора или проявить интерес к их проблемам.

– Мои пальцы, – возразила Элизабет, – не летают по клавишам этого инструмента так виртуозно, как это получается у многих других дам. Они не обладают такой, как у них подвижностью и быстротой и не извлекают из инструмента столь же прекрасную музыку. Но я всегда считала, что это моя собственная вина, потому что я не утруждала себя упражнениями. И дело вовсе не в том, что я не верю, что мои пальцы так же способны к музицированию, как и пальцы любой другой девушки.

Дарси улыбнулся и согласился:

– Вы совершенно правы. Вы гораздо лучше использовали свое время. Никто из тех, кому было позволено услышать вашу игру, не стал бы высказывать претензии к вашему мастерству. А перед незнакомыми мы оба не выступаем.

В этот момент их прервала леди Кэтрин, которая спросила, о чем это они говорят. Элизабет тут же снова начала играть. Леди Кэтрин подошла и, послушав несколько минут, поделилась с Дарси:

– Мисс Беннет играла бы совсем неплохо, если бы больше упражнялась и могла бы пользоваться советами столичного педагога. У нее неплохо работают пальцы, хотя в выборе репертуара ее вкус не может сравниться с чувством прекрасного, присущим Энн. Энн была бы прекрасной исполнительницей, если бы ее здоровье позволяло ей учиться.

Элизабет взглянула на Дарси, чтобы оценить, насколько сердечно он воспринял похвалу кузине, но ни в эту минуту, ни позже она не смогла увидеть хотя бы малейших проявлений любви; и его поведение по отношении к мисс де Бург, как поняла Элизабет, не принесло бы мисс Бингли никакого утешения, поскольку шанс ее выйти за него замуж был так же ничтожен, как если бы она была его родственницей.

Леди Кэтрин продолжила высказывать общие замечания по поводу исполнения Элизабет, не забывая при этом отдавать ей множество указаний относительно деталей исполнения и особенностей ее вкуса. Элизабет приняла их со всей сдержанностью и даже любезностью и, по просьбе джентльменов, оставалась у инструмента до тех пор, пока карета ее светлости не была подана, чтобы доставить их всех домой.