Гордость и Предубеждение

Глава 1

Пришло письмо от мисс Бингли и положило конец сомнениям. Уже из первого предложения определенно следовало, что все они обоснуются на зиму в Лондоне, а заканчивалось письмо сожалениями ее брата о том, что он не успел засвидетельствовать почтение своим друзьям в Хартфордшире до того, как покинул их края.

Никакой надежды не осталось, она исчезла бесповоротно; и когда Джейн смогла дочитать оставшуюся часть письма, она не обнаружила более ничего, кроме проявления явной привязанности автора, что в какой-то степени могло бы ее утешить. Комплименты в адрес мисс Дарси занимали главное место. Вновь обсуждались ее многочисленные увлечения, и Кэролайн не могла нарадоваться их растущей близости и осмелилась предсказать исполнение всех желаний, которыми она поделилась в предыдущем письме. Она также с большим удовлетворением сообщала, что ее брат проживает в доме мистера Дарси, и с восторгом описывала некоторые задумки последнего относительно новой мебели.

Элизабет, которой Джейн очень скоро рассказала обо всем, выслушала ее с чувством негодования, не проронив ни слова. Сердце ее разрывалось между беспокойством о сестре и обидой на весь остальной мир. Утверждениям Кэролайн о неравнодушии ее брата к мисс Дарси она не придала никакого значения. В том, что он действительно любил Джейн, она сомневалась не больше, чем когда-либо, и хотя она всегда испытывала симпатию к нему, все же не могла думать без негодования, отчасти даже с презрением, о той легкости характера, об отсутствии должной решимости, которые в результате сделали его рабом своекорыстных друзей и привели к необходимости безропотно пожертвовать своим счастьем в угоду их предпочтениям. Однако, окажись собственное счастье джентльмена единственной жертвой его поступков, ему, возможно, было бы позволено распоряжаться им так, как он посчитал нужным, но от этого зависело счастье ее сестры, и она считала, что он не имел права этим пренебрегать. Короче говоря, много о чем здесь можно было бы поразмышлять на досуге, однако все это было бы впустую. Но она не могла заставить себя думать о чем-либо другом: в конце концов, действительно ли увлечение Бингли угасло само или это произошло под влиянием его друзей, знал ли он о влечении Джейн, или это ускользнуло от его внимания; как бы то ни было, эти умозрительные различия могли повлиять на ее мнение о нем, а положение сестры при этом оставалось неизменным – ее покой был безжалостно разрушен.

Прошел день или два, прежде чем Джейн набралась смелости рассказать Элизабет о своих чувствах; но вот, наконец, настал момент, когда миссис Беннет оставила их одних после более длительного, чем обычно, приступа раздражения по поводу Незерфилда и его хозяина, и она не сдержалась:

– О, если бы моя дорогая матушка лучше владела собой! Она не представляет, какую боль причиняет мне своими постоянными рассуждениями о нем. Но я не стану роптать. Это не может продолжаться вечно. Его забудут, и у нас все будет как прежде.

Элизабет посмотрела на сестру с сочувствием, но оценила такую перспективу весьма скептически, а потому ничего не сказала в ответ.

– Ты сомневаешься во мне самой, – воскликнула Джейн, залившись румянцем, – но у тебя нет на то причин. Возможно, он и останется в моей памяти как самый любезный человек из всех моих знакомых, но не более того. Мне не на что надеяться, мне нечего бояться, и мне не в чем его упрекнуть. Слава Богу! Это не ранит меня более. Итак, еще немного времени, и я обязательно постараюсь справиться с этим.

Вскоре она добавила окрепшим голосом:

– Я уже утешаюсь тем, что с моей стороны это была не более чем ошибка воображения и что она не причинила вреда никому, кроме меня самой.

– Моя дорогая Джейн! – воскликнула Элизабет. – Ты слишком хороша. Твои нежность и бескорыстие поистине ангельские. Я не знаю, как это выразить, но у меня чувство, будто я никогда не воздавала тебе должного и не любила тебя так, как ты того заслуживаешь.

Мисс Беннет с горячностью отвергла все приписанные ей выдающиеся достоинства и ответила не меньшим восхвалением на теплую привязанность сестры.

– Нет, – продолжила Элизабет, – это совершенно несправедливо. Ты предпочла бы считать всех окружающих порядочными людьми, и тебя задевает, если я говорю о ком-то плохо. Я же хочу думать, что они такие только в твоем мнении, а ты противишься такому моему убеждению. Не верь, что я впадаю в крайность и покушаюсь на твою веру во всеобщую доброту. Это не так. На свете не так уж много людей, которых я действительно люблю, и еще меньше тех, кого я ценю высоко. Чем больше я узнаю мир, тем больше я им не удовлетворена, и каждый день подтверждает мое убеждение в несовершенстве и противоречивости людских характеров, в невозможности оценивать их на основании даже привычного впечатления о их достоинствах или разумности. Недавно я столкнулась с двумя случаями, об одном мне не хочется упоминать, другой – замужество Шарлотты. Это непостижимо! Сколько ни вдумывайся, это остается непостижимым!

– Моя дорогая Лиззи, не поддавайся таким чувствам, ибо они разрушат твое счастье. Ты совершенно пренебрегаешь различием между жизненной ситуацией и характером человека. Отдай должное почтенности мистера Коллинза и уравновешенному и благоразумному характеру Шарлотты. Вспомни, что она из большой и не столь богатой семьи; что в их общих обстоятельствах они более чем подходящая пара; и будь готова поверить, ради благополучия всех, что она может испытывать определенное уважение и почтение к нашему родственнику.

– Чтобы угодить тебе, я была бы готова поверить во что угодно, но никому такая вера не принесет пользы; если бы я была убеждена, что Шарлотта питает к нему хоть какое-то уважение, я должна была бы думать о ее рассудительности даже хуже, чем сейчас о ее душевности. Моя дорогая Джейн, мистер Коллинз – тщеславный, напыщенный, ограниченный и глупый человек; ты знаешь, каков он есть, не хуже меня; и ты, как и я, должна чувствовать, что женщина, вышедшая за него замуж, не в ладах со свои рассудком. Ты не станешь защищать такую, даже если это Шарлотта Лукас. Ты не должна ради оправдания одного человека вкладывать новый смысл в принципы и понятие честности или пытаться убедить себя или меня, что эгоизм – это благоразумие, а пренебрежение опасностью – залог счастья.

– Я считаю, что твой язык становится слишком бескомпромиссным, когда речь заходит о них, – ответила Джейн. – И я надеюсь, ты убедишься в этом, увидев их счастливыми друг с другом. Но довольно об этом. Ты намекала на что-то другое.

Ты упомянула два случая. Я догадываюсь, кого ты имела в виду, но умоляю тебя, дорогая Лиззи, не причиняй мне боль, возлагая на этого человека всю вину, и сообщая, как он упал в твоем мнении. Мы не должны полагать, что нам причиняют боль преднамеренно. Мы не должны ожидать от полного энергии молодого человека чрезмерной осторожности и предусмотрительности. Очень часто нас обманывает собственная самонадеянность. Женщины придают мимолетному восхищению значение большее, чем оно того заслуживает.

– А мужчины делают все, чтобы мы обманывались.

– Если это делается намеренно, им нет оправдания; но мне сложно вообразить, что в мире существует столько умысла, как считают некоторые.

– Я далека от того, чтобы приписывать какие-либо поступки мистера Бингли злому умыслу, – попыталась смягчить свою позицию Элизабет, – но поступив опрометчиво или огорчив кого-то без всякой задней мысли, можно совершить всего лишь ошибку, а можно принести кому-то настоящее несчастье. Бездумность, недостаток внимания к чувствам других людей и отсутствие решимости сделают свое дело.

– И ты приписываешь это кому-то из них?

– Да, и вполне определенно. Но если я продолжу, я рискую рассердить тебя, высказав свое нелицеприятное мнение о людях, которых ты уважаешь. Лучше останови меня, пока не поздно.

– Значит, ты настаиваешь, что его сестры дурно влияют на него?

– Да, вместе с его другом.

– Я не могу в это поверить. Почему они вообще должны противиться его влечению? Они могут только желать ему счастья, и если он расположен ко мне, никакая другая женщина не сможет сделать его счастливым.

– Твоя первая же предпосылка ошибочна. Они могут желать многого, кроме его душевного счастья; они могут желать, чтобы он стал еще богаче и приобрел большее влияние, они могут желать, чтобы он женился на девушке, которая обладает всем необходимым для этого: состоянием, связями в высшем обществе и высоким положением.

– Вне всякого сомнения, они хотят, чтобы он выбрал мисс Дарси, – согласилась Джейн. – Но это может происходить и из более благородных намерений, чем ты предполагаешь. Они знают ее гораздо дольше и лучше, чем меня, неудивительно, что они любят ее больше. Но каковы бы ни были их собственные желания, маловероятно, чтобы они противились намерениям своего брата. Какая сестра решилась бы на такое, если бы не видела за этими намерениями что-то крайне предосудительное? Если бы они были уверены в его влечении ко мне, они бы не пытались нас разлучить, и если бы он действительно отдавал предпочтение мне, они не смогли бы добиться успеха. Предполагая такое вмешательство, ты заставляешь всех действовать нелогично и причинять всем зло, а меня делаешь самой несчастной. Не огорчай меня подобными мыслями. Мне не было бы стыдно обмануться, или, по крайней мере, это легче, да это вообще ничто в сравнении с тем, что я должна была бы чувствовать, если бы думала плохо о нем или о его сестрах. Позволь уж мне верить в лучшее, лучшее, чем то, что ты можешь придумать.

Элизабет не могла противиться такому желанию сестры, и с этого момента имя мистера Бингли между ними почти не упоминалось.

Миссис Беннет все еще продолжала удивляться и сожалеть о том, что он никак не возвращается, и редко случался день, в который Элизабет не объясняла бы причины происходящего, тем не менее, было мало шансов, что она когда-нибудь станет относиться к этому с меньшим недоумением. Дочь пыталась убедить ее в том, во что сама не верила: что его внимание к Джейн было не более, чем обычной и мимолетной симпатией, которая забылась, когда он перестал с ней видеться; но хотя вероятность такого поворота событий со временем была признана, ей приходилось повторять одну и ту же историю каждый день. Лучшим утешением для миссис Беннет осталось то, что летом мистеру Бингли придется снова приехать.

Мистер Беннет отнесся к этой истории иначе.

– Итак, Лиззи, – сказал он однажды, – насколько я понимаю, у твоей сестры случилась сердечная драма, с чем я ее и поздравляю. Следующим по увлекательности занятием после замужества у девушек является переживать время от времени драмы в любви. Во-первых, есть чем занять голову и, во-вторых, это выгодно выделяет их среди подруг. Когда настанет твой черед? Ты вряд ли позволишь себе сильно отстать от Джейн. Сейчас удачный момент. В Меритоне достаточно офицеров, чтобы ты смогла испортить настроение всем молодым леди в округе. Пусть Уикхем станет твоим избранником. Он славный малый и не без приятности будет морочить тебе голову.

– Благодарю вас, сэр, но меня бы устроил кто-нибудь попроще. Мы же все не можем надеяться, что нам повезет как Джейн.

– Верно, – согласился мистер Беннет, – но приятно верить, что как бы все не обернулось, у тебя есть любящая мать, которая использует ситуацию с максимальной пользой.

Общество мистера Уикхема оказалось как нельзя кстати, развеяв уныние, которое недавние печальные события поселили во многих из членов семьи в Лонгборне. Они видели его часто, и к другим его привлекательным качествам теперь добавилась полная открытость. Все, что Элизабет уже слышала, его претензии к мистеру Дарси и то, что он от него натерпелся, теперь стало достоянием всего семейства и всеми без стеснения обсуждалось, и всем было приятно узнать, что они не напрасно всегда недолюбливали мистера Дарси, даже ничего не зная о прошлых его грехах.

Мисс Беннет была единственным существом, которое могло предположить, что в этом деле могут скрываться какие-то смягчающие обстоятельства, неизвестные обществу Хартфордшира; в свойственной ей мягкой манере она неизменно призывала к снисходительности и подчеркивала возможность ошибок, но все остальные осуждали мистера Дарси как худшего из людей.