Гордость и Предубеждение

Глава 2

Элизабет условилась с мистером Дарси, что он со своей сестрой приедет на следующий день после ее появления в Пемберли, и поэтому было решено не отходить далеко от гостиницы в назначенное утро. Но ее расчеты оказались ошибочными, ибо посетители нагрянули раньше, в первое же утро по прибытии в Лэмбтон. С дядей и тетей в начале дня они совершили прогулку по городку в компании некоторых из своих новых друзей и как раз вернулись в гостиницу, чтобы переодеться к обеду, когда шум подъезжавшего экипажа привлек их внимание, и, выглянув в окно, они разглядела джентльмена и даму в коляске. Элизабет тотчас же обратила внимание, что кучер одет так, как одевались слуги в Пемберли, и догадалась, что это означает. Она поделилась с родственниками своим удивлением, сообщив им о той чести, которую, похоже, собираются оказать им хозяева поместья. Ее дядя и тетя были немало озадачены, так как замешательство племянницы из-за грядущего визита, сопоставленное с событиями предыдущего дня, побудило их по-новому взглянуть на всю историю. Раньше не было необходимости предполагать что-либо необычное, а теперь не находилось другого объяснения такому вниманию со стороны джентльмена, кроме как его увлечение их племянницей. Пока эти невероятные предположения проносились в их головах, смятение Элизабет с каждой минутой возрастало. Она была совершенно обескуражена своей растерянностью, и среди других причин ее серьезно беспокоило, что под влиянием особого к ней расположения он преувеличит ее достоинства в своих рекомендациях сестре. Более чем обычно стремясь произвести хорошее впечатление, она опасалась, что излишнее волнение не позволит ей оправдать столь высокие ожидания.

Она отступила от окна, опасаясь, что ее увидят, и пока ходила взад и вперед по комнате, пытаясь прийти в себя, она заметила со стороны дяди и тети вопрошающие и удивленные взгляды, что только ухудшило ее настроение.

Появились мисс Дарси и ее брат, и столь знаменательное знакомство состоялось. С удивлением Элизабет обнаружила, что ее новая знакомая смущена может даже больше, чем она сама. Еще во время ее пребывания в Лэмбтоне, помнится, ей говорили, что мисс Дарси чрезвычайно горда, но сейчас она отчетливо видела, что девушка всего лишь очень застенчива. От нее трудно было добиться чего-то иного, кроме односложных ответов.

Мисс Дарси была выше и крупнее Элизабет, и хотя ей было немногим больше шестнадцати, фигура у нее уже сформировалась, и облик ее был женственным и грациозным. Она была менее красива, чем брат, но в лице ее проявлялись ум и доброжелательность, а манеры были в высшей степени сдержанными и даже скованными. Элизабет, которая ожидала найти в ней такого же проницательного и бесстрастного наблюдателя, каким представал всегда мистер Дарси, испытала большое облегчение, обнаружив столь разные характеры у брата и сестры.

Не успели они как следует присмотреться друг к другу, как мистер Дарси сообщил, что к ней явится еще и Бингли; и едва она успела выразить свое удовлетворение такой новостью и внутренне подготовиться к приему нового гостя, на лестнице послышались быстрые шаги Бингли, и через мгновение он вошел в комнату. Весь гнев Элизабет на него давно угас, но даже если бы она еще что-то сохранила от тех недобрых чувств, то вряд ли смогла бы устоять перед той искренней сердечностью, которую он выразил, увидев ее. В заинтересованных, хотя и несколько общих выражениях он осведомлялся о ее семье, причем смотрел и говорил с той же добродушной простотой, что и всегда.

Для мистера и миссис Гардинер он был не менее любопытен, чем для их племянницы, и им давно уже хотелось увидеть его. Вся компания гостей вызвала самый живой интерес. Подозрения, которые только что возникли в отношении мистера Дарси и их племянницы, заставили их обратить особое внимание на эту пару, хотя и наблюдали они за ними так, чтобы это не смутило их. Уже вскоре на основании собственных наблюдений они пришли к бесспорному убеждению, что по крайней мере один из них демонстрирует признаки влюбленности. И если поведение дамы еще оставляло сомнения, то, в отношении джентльмена было совершенно очевидно, что он был переполнен восхищением.

Элизабет же было не до любопытства со стороны родственников, у нее хватало иных забот. Она, прежде всего, хотела разобраться с чувствами каждого из своих гостей; ей необходимо было совладать с собственными и быть доброжелательной со всеми, но в этом последнем, хоть более всего и боялась потерпеть неудачу, она была, тем не менее, более всего уверена в успехе, поскольку те, кому она старалась выказать расположение, были безусловно и так расположены в ее пользу. Бингли только и ждал намека на доброе отношение, Джорджиане было достаточно простого человеческого тепла, а Дарси намерен был быть довольным, как бы не обернулось дело.

При виде Бингли ее мысли, естественно, обратились к сестре. И как же страстно она хотела знать, не происходит ли того же с его мыслями. Иногда ей казалось, что он говорит меньше, чем обычно, а раз или два ей почудилось, что, глядя на нее, он старается уловить сходство со старшей сестрой. Но, хотя все это могло быть придуманным, у нее, однако, не возникло сомнений по поводу его отношения к мисс Дарси, которую мнимые доброжелатели когда-то представили соперницей Джейн. Ни единым взглядом, ни единым жестом ни тот, ни другая не выразили какой-нибудь особой взаимной симпатии. Между ними не происходило ничего такого, что могло бы оправдать надежды его сестер. В этом плане она была полностью удовлетворена, и прежде чем они расстались, ее заинтересованный взгляд выделил два или три почти незаметных для других момента, которые, в ее неравнодушной интерпретации, могли указывать на его воспоминания о Джейн, не лишенные нежности, и желание Бингли сказать нечто большее, чем простое упоминание о ней, если бы он смог преодолеть свою нерешительность. И в тот момент, когда остальные были заняты разговором между собой, он заметил ей тоном, в котором сквозило сожаление, что – прошло так много времени с тех пор, как он имел удовольствие видеть ее, – и, прежде чем она успела ответить, добавил, – уже больше восьми месяцев. Мы не виделись с 26 ноября, когда все вместе танцевали в Незерфилде.

Элизабет была рада обнаружить, что в памяти его сохранились столь точные детали, и впоследствии, когда внимание остальных было сосредоточено на другом, он воспользовался случаем, чтобы спросить ее, все ли ее сестры находятся в Лонгборне. Вопрос этот и предыдущее замечание могли показаться малозначащими, но взгляд и выражение лица, которые их сопровождали, придавали им особый смысл.

Изредка у нее получалось перевести взгляд и на самого мистера Дарси, и всякий раз, когда ей удавалось сделать это, она замечала на его лице выражение искренней доброжелательности, вообще во всем, что он говорил, она слышала интонации, весьма далекие от высокомерия или презрения к кому-нибудь из присутствующих. Это убеждало ее в том, что поразительное улучшение его манер, свидетелем которого она была вчера, каким бы временным оно не оказалось, уже пережило, по крайней мере, один день. Когда она увидела, что он не пренебрегает знакомством и старается произвести хорошее впечатление на людей, с которыми любое общение несколько месяцев назад считал бы ниже своего достоинства, когда она увидела его столь галантным не только по отношению к ней, но и по отношению к тем самым родственникам, неуважение к которым он совершенно не скрывал раньше, когда вспомнила их объяснение в пасторском доме в Хансфорде, то перемена в нем казалась ей настолько ошеломляющей и так сильно поразила ее душу, что она с большим трудом сдерживала свое изумление, чтобы его хотя бы не заметили другие. Никогда раньше, даже в окружении своих близких друзей в Незерфилде или его достойных родственников в Розингсе, она не видела его стремящимся сделать кому-нибудь приятное, столь свободным от самомнения и непробиваемой сдержанности, как сейчас, когда успех не сулил ему никакой выгоды, и когда даже простое знакомство с теми, к кому было обращено его доброжелательное внимание, могло вызвать насмешки и порицания со стороны дам как в Незерфилде, так и в Розингсе.

Гости пробыли с ними более получаса и когда собрались уходить, мистер Дарси предложил своей сестре, как хозяйке поместья, выразить пожелание, чтобы мистер и миссис Гардинер, а также и мисс Беннет оказали им честь и поужинали в Пемберли, прежде чем они продолжат свое путешествие. Мисс Дарси, хотя и заметно засмущавшись, что отличало ее манеру в целом, с готовностью выполнила его поручение. Миссис Гардинер взглянула на племянницу, желая узнать, была ли та, кого это приглашение касалось в первую очередь, настроена принять его, но Элизабет в этот момент отвернулась. Полагая, однако, что этот намеренный жест обязан скорее минутному замешательству, чем неприятию, по какой-либо причине, предложения, и видя у мужа, который любил общество, полную готовность принять его, она отважилась взять инициативу в свои руки и договориться о дне новой встречи. Решено было, что послезавтра устраивает всех.

Бингли весьма экспрессивно выразил радость от того, что вновь увидит Элизабет, поскольку ему еще многое необходимо ей сказать и задать множество вопросов обо всех друзьях, которых он завел в Хартфордшире. Элизабет, истолковав все это как его желание услышать побольше о своей сестре, была вполне довольна. Вследствие ли этого или по некоторым другим причинам она обнаружила, что после отъезда гостей способна оценить последние полчаса вполне положительно, хотя в течении визита, не ощущала какого-нибудь удовольствия от него. Стремясь побыть одной и опасаясь расспросов или намеков со стороны дяди и тети, она оставалась с ними лишь то время, что потребовалось, чтобы услышать их благосклонное мнение о Бингли, а затем поспешила удалиться, сославшись на необходимость переодеться.

Но у нее не было причин бояться любопытства мистера и миссис Гардинер – они, как люди деликатные, не хотели принуждать ее к общению. Не вызывало теперь сомнения, что она знакома с мистером Дарси гораздо ближе, чем они могли себе представить, и было очевидно, что он действительно влюблен в нее. Они увидели много занимательного, но ничего такого, что могло бы заставить их немедленно приступить к расспросам.

Теперь получалось, что о мистере Дарси следовало думать хорошо – все, что они увидели и узнали в последние дни, не оставляло в том сомнений. Их не могло не тронуть его доброе к ним отношение, и если бы им пришлось описывать его характер на основании своих собственных наблюдений и рассказа его экономки, не обращаясь к каким-либо другим сведениям, то многие в Хартфордшире, в котором он был известен, не признали бы такого мистера Дарси. Однако теперь встал вопрос, можно ли доверять рассказам экономки. Но и здесь они пришли к выводу, что не следует поспешно отвергать мнение столь авторитетного источника, как его экономка, знавшая его с четырехлетнего возраста и производившая впечатление почтенной дамы. Мнение их друзей из Лэмбтона также не претерпело изменений и хранило прежнее уважение к хозяину Пемберли. Им не в чем было его упрекнуть, кроме, разве что, излишней гордости. Гордость у него, вероятно, была, а если бы и нет, то жители небольшого торгового городка, где его семья появлялась нечасто и знакомств ни с кем не поддерживала, наверняка вообразили бы ее на этом лишь основании. Однако все признавали, что был он человеком великодушным и сделал много доброго для бедных.

Что касается Уикхема, то путешественники вскоре обнаружили, что он здесь не пользуется большим уважением. Причины его отрицательного мнения о сыне своего покровителя оставались совершенно непонятны жителям городка, но был общеизвестен тот факт, что, покинув Дербишир, он оставил после себя множество долгов, которые именно мистер Дарси впоследствии погасил.

Что касается Элизабет, то в этот вечер ее мысли были обращены к Пемберли в большей степени, чем в предыдущий, и вечер, хотя и казался долгим, не был настолько длинным, чтобы дать ей время определиться в своих чувствах к одному из его обитателей. Она пролежала без сна целых два часа, пытаясь в них разобраться. Не было сомнений, что она не ненавидела его. Определенно, ненависть давно исчезла, и почти с той же поры она испытывала жгучий стыд от того, что когда-то относилась к нему неприязненно, если это можно было так назвать. Уважение, возникшее от признания его достоинств, хотя поначалу и неохотно принимаемое, с некоторых пор перестало отвергаться ее чувствами и теперь приобрело более благожелательный характер, благодаря столь убедительным свидетельствам в его пользу и проявлениям его характера, которые были продемонстрированы вчера в столь выгодном свете. Но прежде всего, помимо уважения и растущей оценки его личных качеств, в душе ее возникло теплое чувство, которое она не могла не заметить. Это была, прежде всего, благодарность, благодарность не только за то, что он когда-то любил ее, но и за то, что он все еще продолжал любить столь сильно, что простил всю невоздержанность и резкость ее поведения, когда она отвергла его, и все обидные, несправедливые обвинения, сопровождавшие отказ. Человек, который, как можно было бы предполагать, должен избегать ее, считая своим заклятым врагом, при случайной встрече приложил, казалось, все силы, чтобы сохранить добрые отношения, и вместо показной демонстрации вежливости или подчеркнуто корректных манер в том, что касалось только их двоих, постарался произвести хорошее впечатление на ее родственников и просил позволения познакомить ее со своей сестрой. Столь разительная перемена в болезненно самолюбивом человеке не только приводила в изумление, но и рождала благодарность, благодарность за любовь, негаснущую любовь, которая только и могла так изменить его. Впечатление, которое он произвел на нее, подталкивало ее к чему-то, что ни в коем случае не было неприятным, хотя она и не могла еще точно определить, что же это такое. Она теперь уважала его, она по справедливости отдавала должное его достоинствам, она была благодарна ему, она искренне желала ему счастья. Теперь оставалось понять, какую роль в этом счастье она отводит себе самой; на пользу ли счастью обоих было бы воспользоваться тем влиянием, которое, как подсказывало ее воображение, она все еще имеет на него, чтобы возродить его надежды.

Вечером между тетей и племянницей было решено, что такая поразительная любезность со стороны мисс Дарси, приехавшей навестить их в самый день своего приезда в Пемберли, – а ведь добралась она туда только к позднему завтраку, – должна получить ответ в виде не меньшего проявления вежливости с их стороны, пусть и не столь ярко выраженного. Следовательно, было бы весьма целесообразно навестить ее в Пемберли с ответным визитом без промедления, прямо на следующее утро. Итак, они решили ехать. Элизабет была довольна, хотя, когда она спросила сама себя о причине этого, ей не удалось найти удовлетворительный ответ.

На следующий день мистер Гардинер покинул их сразу после завтрака. Накануне прозвучало напоминание о рыбной ловле, воспринятое им со всей радостью, и около полудня он должен был встретился с такими же любителями в Пемберли.