Гордость и Предубеждение

Глава 10

Не раз Элизабет, прогуливаясь по парку, неожиданно встречала мистера Дарси. Она не могла себе даже вообразить, что за превратности его существования в Розингсе могли заставить его бродить в местах, где никого больше не встретишь, и, чтобы избежать таких встреч, прежде всего сообщила ему, что это любимое место ее прогулок. Было вдвойне странно, когда такое произошло во второй раз! Несмотря на предупреждения встреча все-таки состоялась и в третий раз. Все это выглядело специально задуманным, возможно, ради некоего искупления, поскольку они не ограничивались парой не к месту сказанных слов с последующей неловкой паузой и расставанием, напротив, он каждый раз считал необходимым повернуть назад и сопровождать ее. Он никогда не говорил много, а она не давала себе труда поддерживать разговор или хотя бы внимательно слушать его, но во время их третьей прогулки она, наконец, сообразила, что он задает какие-то кажущиеся случайными, даже бессвязными, вопросы: получает ли она удовольствие от пребывания в Хансфорде, откуда у нее любовь к прогулкам в одиночестве и каково ее мнение о счастье мистера и миссис Коллинз; и что, заводя разговор о Розингсе, он сожалел о ее недостаточном знакомстве с домом и его обитателями. Создавалось впечатление, что он предполагал ее пребывание именно там во время ее последующих визитов в Кент. Определенно, именно это и выражали его слова. Мог ли он связывать это с полковником Фицуильямом? Она предположила, что если он что-то и имел в виду, то искать тайный смысл его намеков следует именно в ее отношениях с полковником. Это ее несколько расстроило, и она была очень рада наконец оказаться у калитки пасторского дома.

Однажды, прогуливаясь, она просматривала последнее письмо Джейн и перечитывала некоторые отрывки, из которых было видно, что Джейн писала в расстроенных чувствах, и тут, вместо постоянно удивлявшего ее мистера Дарси, она, подняв глаза, увидела полковника Фицуильяма. Сразу спрятав письмо и изобразив улыбку, она обратилась у нему:

– Раньше я не замечала, чтобы вы пользовались этой тропинкой.

– Я обхожу весь парк, – ответил он, – и поступаю так каждый год, а завершить прогулку собираюсь визитом в пасторский дом. Вы намерены идти дальше?

– Нет, я уже собиралась повернуть назад.

И они вместе направились к дому Коллинзов.

– Вы все-таки уезжаете из Кента в субботу? – спросила она.

– Да, если Дарси снова не передумает. Я следую его воле. А он устраивает дела так, как ему заблагорассудится.

– И если он не получает удовольствие от идеального порядка, то, по крайней мере, его радует возможность менять свои планы. Я не встречала никого, кто бы в большей степени наслаждался возможностью делать то, что ему придет в голову, чем мистер Дарси.

– Он очень любит поступать по-своему, – согласился полковник Фицуильям. – Да мы все этим грешим. Просто у него есть больше возможностей, чем у многих других, потому что он богат, а большинство других бедны. Я сужу об этом с глубоким пониманием. Младший сын, знаете ли, не может рассчитывать на что-либо иное, кроме жизни в самоотречении и зависимости.

– По моему мнению, младшему сыну графа не достается так уж много того или другого. А если серьезно, что вы действительно знаете о самоотречении и зависимости? Случалось ли так, что из-за отсутствия денег вам пришлось отказаться от поездки куда-нибудь, куда вам хотелось, или вы не могли позволить себе приобрести что-нибудь, что вам хотелось?

– Это проблемы повседневной жизни внутри семьи и, пожалуй, я не могу утверждать, что испытал много лишений подобного рода. Но в вопросах, выходящих за рамки обыденного, я могу в полной мере страдать от ограничений в средствах. Младшие сыновья не могут жениться на тех, кто им нравится.

– Ну я думаю, что если им приглянутся женщины состоятельные, они очень часто именно так и поступают.

– Наша привычка к расходам большим, чем необходимые, делает нас слишком зависимыми, и в моем кругу найдется не много джентльменов, которые могут позволить себе жениться, не обращая внимания на деньги.

– Неужели это, – подумала Элизабет, – сказано для меня? И она залилась краской от такой мысли, но, придя в себя, спросила заинтересованным тоном: – Скажите, в таком случае, какова обычная стоимость младшего сына графа? Если только слабое здоровье старшего брата не обещает вам скорого наследства, я полагаю, вы не запросили бы больше пятидесяти тысяч фунтов.

Он ответил ей в том же духе, и тема была закрыта. Чтобы прервать молчание, которое могло бы заставить его подумать, будто ее как-то затронуло сказанное, она, не затягивая паузу, предположила:

– Я полагаю, что ваш кузен захватил вас с собой главным образом ради того, чтобы иметь кого-то, кто будет потакать его капризам. Интересно, а ему не может прийти в голову жениться из таких же соображений. Но, возможно, его сестра в настоящее время играет эту роль, и, поскольку она находится под его единоличной опекой, он может поступать по отношению к ней, как пожелает.

– Вовсе нет, – успокоил ее полковник Фицуильям, – это право он обязан делить со мной. Мы оба являемся опекунами мисс Дарси.

– Действительно? Умоляю, что это за занятие такое – быть опекуном? Ваши обязанности доставляют вам много хлопот? С молодыми девушками ее возраста иногда бывает очень непросто, и если в ней живет истинный дух рода Дарси, она, возможно, постоянно пытается настаивать на своем.

Говоря это, она заметила, что он как-то очень серьезно смотрит на нее; и то, как он сразу же спросил, почему, по ее мнению, поступки мисс Дарси могут доставлять им неприятности, убедило ее в том, что она каким-то образом подобралась довольно близко к пониманию истинного положения дел. Она ответила прямо:

– Вам не нужно беспокоиться. Я никогда не слышала о ней ничего предосудительного, и осмелюсь сказать, что она одно из самых покладистых существ на свете. Она очень любима некоторыми моими знакомыми дамами, миссис Херст и мисс Бингли. Кажется, я слышала, как вы говорили, что знакомы с ними.

– Я их немного знаю. Их брат – приятный джентльмен, он большой друг Дарси.

– Да, именно так, – сухо сказала Элизабет. – Мистер Дарси необычайно добр к мистеру Бингли и очень о нем заботится.

– Заботится о нем! Да, я действительно верю, что Дарси искренне заботится о нем в те моменты, когда он больше всего в этом нуждается. Судя по тому, что он рассказал мне во время нашего путешествия сюда, у меня есть основания думать, что Бингли многим ему обязан. Но мне, по-видимому, следует попросить у него прощения, поскольку у меня нет серьезных оснований предполагать, что речь шла именно о Бингли. Все это лишь предположения.

– Что вы имеете в виду?

– Это история, относительно которой Дарси предпочел, чтобы она не вышла за пределы узкого круга его близких, потому что, если бы о ней стало известно семье юной леди, это не доставило бы им удовольствия.

– Вы можете быть уверены, что я не стану о ней болтать.

– И помните, у меня нет особых оснований предполагать, что это был именно Бингли. Он сказал мне буквально следующее: он поздравил себя с тем, что недавно спас друга от неприятностей, связанных с последствиями неосмотрительного брака, но не упоминал имен или каких-либо других подробностей, и я только подозреваю, что это был Бингли, так как и прежде считал его достаточно легкомысленным молодым человеком, способным легко попасть в неприятное положение подобного рода, и к тому же я помню, что они провели вместе все прошлое лето.

– Мистер Дарси объяснил вам причины своего вмешательства?

– Я понял, что относительно этой дамы были очень серьезные сомнения.

– И какие же из своих мастерских методов он использовал, чтобы разлучить их?

– Он не рассказывал мне подробно о своих искусных методах, – ответил Фицуильям, улыбнувшись. – Он сказал мне только то, что я сейчас пересказал вам.

Элизабет промолчала и пошла дальше, в ее сердце закипало негодование. Понаблюдав за ней недолго, Фицуильям поинтересовался причинами ее задумчивости.

– Я думаю о том, что вы мне рассказали, – ответила она. – И не могу представить ход мыслей вашего кузена. Почему он решил, что ему дано быть судьей?

– Вы, как я вижу, склонны придавать его вмешательству характер решающий?

– Я просто не понимаю, какое право имел мистер Дарси судить относительно допустимости намерений своего друга, или почему присвоил себе право, исходя только из своих собственных представлений, решать, в чем должно состоять счастье его друга, и предпринимать в связи с этим какие-либо действия. Но, – продолжила она, опомнившись, – так как нам не известны все подробности, было бы несправедливым осуждать его. Не похоже, что в этом деле было много глубоких чувств.

– Это вполне разумное предположение, – согласился Фицуильям, – но, к сожалению, оно значительно умаляет заслуги моего кузена.

Сказано это было в шутку, но показалось ей настолько точным портретом мистера Дарси, что она не нашлась, как ответить и поэтому, резко изменив тему разговора, стала говорить о вещах малозначимых пока они не дошли до пасторского дома. Там, как только гость покинул их, она уединилась в своей комнате, где смогла, не отвлекаясь, обдумать все, что услышала. Невозможно было предположить, что речь шла о каких-либо других людях, кроме тех, с которыми она была связана. Не могло существовать в мире двух человек, на которых мистер Дарси мог бы иметь столь безграничное влияние. В том, что он был вовлечен в интриги, призванные разлучить Бингли и Джейн, она никогда не сомневалась, но всегда считала, что это мисс Бингли замыслила их и постоянно действовала против ее сестры. Если, однако, его не подвело самомнение, то получалось, что именно он был причиной несчастья, именно его гордость и своенравие были причиной всего, что Джейн пережила, и именно из-за него она продолжала страдать. Он погубил навсегда всякую надежду на счастье самого любящего и щедрого сердца на свете; и никто не мог предсказать, как долго будет жить зло, которое он причинил.

– Относительно этой дамы были очень серьезные сомнения, – таковы были слова полковника Фицуильяма, и эти серьезные сомнения, по-видимому, сводились к тому, что один ее дядя был провинциальным стряпчим, а другой занимался торговлей в Лондоне.

– Против самой Джейн, – воскликнула она, – не могло быть никаких возражений, ведь она – само очарование и доброта! Она разумна, ее образование превосходно, а ее манеры безукоризненны. Невозможно также было возражать и против моего отца, который, хотя и не без чудачеств, обладает достоинствами, которые и самому мистеру Дарси не были бы лишними, и порядочностью, которой он, вероятно, никогда не обретет.

Когда она подумала о своей матери, ее решительность несколько поутихла, но она не допускала, что какие-то там возражения имели существенное значение для мистера Дарси, чья гордыня, как она верила, была бы в большей степени уязвлена именно не слишком благородным происхождением новых родственников его друга, чем недостатком у них здравого ума; и она окончательно решила, что им руководила не только наихудшая из возможных разновидностей гордости, но и желание сохранить мистера Бингли для своей сестры.

Волнение и слезы, сопровождавшие эти мысли, вызвали головную боль; и к вечеру ситуация стала настолько хуже, что, вдобавок к ее нежеланию видеться с мистером Дарси, она вообще не захотела ехать со всей компанией в Розингс, куда они были приглашены на чай. Миссис Коллинз, видя, что она действительно нездорова, не стала уговаривать ее и, насколько это было возможно, не позволяла мужу докучать ей; но мистер Коллинз не мог скрыть своих опасений по поводу того, что леди Кэтрин будет весьма недовольна ее отсутствием.