Гордость и Предубеждение

Глава 19

Если бы воззрения Элизабет на супружеское счастье и родительскую любовь строились только на примере ее собственной семьи, она не смогла бы составить о них сколько-нибудь благоприятное мнение. Ее отец, когда-то очарованный молодостью и красотой, а также жизнерадостностью, столь естественной у молодых и красивых, женился на женщине, недалекий разум и ограниченный круг интересов которой в самом начале их брака положили конец какой-либо сентиментальной привязанности к ней. Уважение, почтение и доверие исчезли навсегда, и все его иллюзии по поводу семейного счастья развеялись. Но мистер Беннет не был склонен искать утешение от разочарования, вызванного его собственной опрометчивостью, ни в одном из тех удовольствий, которые слишком часто погружают несчастных в безрассудство порока. Он любил тишину провинции и книги, и эти склонности составили его главные удовольствия. От своей жены он мог ожидать немногого, кроме, разве что, возможности бесконечно потешаться над ее невежеством и глупостью. Но это не были те любезные сердцу черты, которые мужчина, как принято считать, надеется найти в своей супруге; но там, где не имеется иных возможностей для развлечения, истинный философ извлечет пользу из того, что ему выпало.

Элизабет, однако, никогда не заблуждалась по поводу неподобающего поведения своего отца как супруга. Ее всегда это ранило, но, отдавая должное его способностям и благодарная за его нежное обращение, она старалась закрывать глаза на то, что невозможно было игнорировать, и не задумываться о постоянном нарушении супружеских обязательств и даже приличий, которые, лишая его жену уважения ее собственной детей, были крайне предосудительны. Но никогда еще она не ощущала так сильно, как теперь, невзгоды, которые сулил его детям столь неподходящий брак, и никогда не видела так ясно несчастий, которые принесет столь необдуманное потакание склонностям дочерей, склонностям, которые при правильном воспитании могли бы, по крайней мере, сохранить их в рамках светских приличий, даже если бы это не было способно развить ум его жены.

Радость Элизабет по поводу отъезда Уикхема была, пожалуй, единственным положительным следствием, которое она увидела в уходе полка. Их вечеринки вне дома стали теперь менее оживленными, а дома у нее были мать и младшие сестры, чьи бесконечные сетования на скуку отравляли атмосферу общения в семейном кругу. И хотя со временем Китти могла бы восстановить свое естественное здравомыслие, поскольку возмутители ее незрелого воображения исчезли, другую ее сестру, от характера которой можно было ожидать больших бед, скорее всего только воодушевила в полную силу всей ее глупости и самоуверенности притягательная сила такого двойного искушения, как морской курорт и соседство с военным лагерем. В общем, она обнаружила, как случалось и прежде, что событие, которого она ждала с таким нетерпением, не принесло того удовлетворения, которое она себе воображала. Стало быть, необходимо было выбрать какое-нибудь другое грядущее удовольствие – найти какое-то другое событие, ожидание которого вызвало бы предчувствие радости, нетерпение и надежду, и, снова наслаждаясь предвкушением, найти утешение в настоящем и готовиться к неминуемому разочарованию в будущем. Поездка на Озера стала теперь предметом ее самых счастливых мечтаний, это было ее лучшей защитой в те неприятные часы, что были неизбежны из-за недовольства матери и несчастья Китти; и если бы ей удалось вовлечь в это Джейн, все было бы просто идеально.

– Но ведь это счастье, – подумала она, – что мне есть чего желать. Свершайся все в соответствие с придуманными планами, мое разочарование было бы предопределено. Но теперь, храня в себе непрекращающийся источник сожаления об отсутствии сестры, я могу вполне надеяться на получение удовольствия от исполнения всех моих ожиданий. План, каждая часть которого обещает радость, никогда не сможет быть успешным, а полного разочарования можно избежать только предусмотрев какую-нибудь маленькую печаль по поводу его малой части.

При отъезде Лидия горячо обещала и матери, и Китти писать очень часто и описывать все подробно, но письма ее приходили редко и всегда были крайне лаконичными. В письмах, адресованных матери, мало что сообщалось, кроме того, что они только что вернулись из библиотеки, куда их сопровождали такие-то и такие-то офицеры и где она увидела красивые росписи, которые привели ее в полный восторг, и что у нее появилось новое платье или новый зонтик, которые она описала бы подробнее, да пора бежать, так как миссис Форстер уже торопит ее – они отправляются в лагерь; а из ее переписки с сестрой можно было узнать еще меньше, потому что ее письма к Китти, хотя и более длинные, сплошь содержали строки, относительно которых особо было сказано, что их не следует никому сообщать.

После первых двух-трех недель ее отсутствия к обитателям Лонгборна начали возвращаться спокойствие, хорошее настроение и бодрость. У всего есть положительные стороны. Семьи, уезжавшие в город на зиму, начали возвращаться, и пришла пора летних нарядов и летних помолвок. Миссис Беннет вернулась к своей обычной ворчливой безмятежности, а к середине июня Китти настолько поправилась, что могла без слез приблизиться к осиротевшему Меритону. Такая многообещающая эволюция вселила в Элизабет надежду, что к следующему Рождеству сестра окажется настолько разумной, что уже не будет упоминать того или иного офицера хотя бы раз в день… Ну если только по какому-то безжалостному и коварному замыслу военного министерства еще один полк не будет расквартирован в Меритоне.

День, когда должно было начаться их путешествие на север, неумолимо приближался, и до него оставалось всего две недели, когда пришло письмо от миссис Гардинер, одновременно отодвинувшее его начало и сократившее продолжительность. Дела не позволяли мистеру Гардинеру отправиться в путь раньше, чем через две недели, в июле, и он не мог отсутствовать в Лондоне более месяца. Это оставляло слишком мало времени для того, чтобы они могли забраться так далеко и увидеть все, как задумали, или, по крайней мере, увидеть все без спешки и со всеми удобствами, на которые они рассчитывали, поэтому приходилось отказаться от посещения Озер и заменить их более коротким туром. Теперь, согласно новому плану, они не собирались ехать на север дальше Дербишира. В этом графстве было множество достопримечательностей, посещение которых потребовало бы от них не менее трех недель, а для миссис Гардинер оно имело особую привлекательность. Город, в котором она в молодости провела несколько лет и где им предстояло гостить теперь несколько дней, был, вероятно, ей не менее интересен, чем все общепризнанные красоты Мэтлока, Чатсуорта, Давдейла или Пика.

Элизабет была чрезвычайно расстроена – она очень хотела увидеть Озерный Край и по-прежнему верила, что времени для этого было вполне достаточно. Но ее настроение было в ее власти, а она, конечно же, стремилась быть счастливой, и вскоре все снова стало замечательным.

С Дербиширом было связано множество планов. Услышав это название, она не могла не вспомнить о Пемберли и его владельце.

– Но, конечно, – сказала она себе, – я могу безнаказанно проникнуть в его графство и похитить там несколько редких камней, да так, чтобы он меня не схватил.

Ждать теперь предстояло вдвое дольше. Дядя и тетя должны были приехать через четыре недели. Но и они пролетели, и мистер и миссис Гардинер со своими четырьмя детьми наконец появились в Лонгборне. Дети, две девочки шести и восьми лет и два младших мальчика, должны были остаться под особой опекой их кузины Джейн, которая была всеобщей любимицей и чьи строгие взгляды на воспитание при мягком характере идеально подходили для присмотра за детьми, а именно, учить их, играть с ними и любить их.

Гардинеры пробыли в Лонгборне всего одну ночь и на следующее утро вместе с Элизабет тронулись в путь в поисках новых впечатлений и развлечений. Одно без сомнения уже доставляло радость – дружеская компания: родство их душ, присущий всем оптимизм и сходство характеров, позволяющие переносить неудобства, жизнерадостность, усиливающая все удовольствия, а также взаимная привязанность и рассудительность, которые могли бы выручить их, случись вдали от дома какая-нибудь неприятность.

Не станем увлекаться описанием Дербишира или иных замечательных мест, через которые пролегал их путь. Без того всем известны Оксфорд, Бленхейм, Уорик, Кенилворт, Бирмингем и многое иное. Уделим лучше внимание совсем небольшой части Дербишира.

В маленький городок Лэмбтон, где раньше жила миссис Гардинер и где, как она недавно узнала, еще остались некоторые из ее знакомых, они направились после того, как уже увидели все главные чудеса тех мест. А в пяти милях от Лэмбтона, как сообщила Элизабет тетя, находился Пемберли. Он стоял не на главной дороге, но всего лишь в миле или двух от нее. Обсуждая накануне вечером их маршрут, миссис Гардинер выразила желание вновь посетить это место. Мистер Гардинер поддержал ее, и к Элизабет обратились за согласием.

– Любимая моя, разве тебе не хотелось бы увидеть место, о котором ты так много слышала? – спросила ее тетя. – Место, с которым связаны многие из твоих знакомых. Ты же помнишь, Уикхем провел там всю свою юность.

Элизабет чувствовала себя растерянной. Она понимала, что ей нечего делать в Пемберли, и настойчиво уверяла себя, что не желает его видеть. Она напоминала себе, что устала осматривать большие дома – после стольких визитов ей действительно не доставляли удовольствия ни прекрасные ковры, ни атласные занавески.

Миссис Гардинер не одобряла ее упрямства. – Если бы это был просто красивый дом, пусть и богато обставленный, – уговаривала она, – я бы и сама не заинтересовалась им, но парк просто восхитителен. И лес у них один из лучших в стране.

Элизабет не стала возражать, но в глубине души никак не могла согласиться. Возможность встречи с мистером Дарси во время осмотра этого места мгновенно пришла ей в голову. Это было бы ужасно! Ее в жар бросило при одной мысли об этом, и она подумала, что лучше поговорить с теткой без утайки, чем подвергаться такому риску. Но и против такого шага были возражения, и в конце концов она решила, что это может стать решающим аргументом, если на ее уточняющий вопрос о том, отсутствует ли в поместье семья, будет получен отрицательный ответ.

Поэтому, удаляясь вечером в свою комнату, она расспросила горничную, так ли уж хороши окрестности Пемберли, как звать его владельца, и, что немаловажно, приехала ли уже семья на лето? На последний вопрос последовал столь желанный отрицательный ответ, и теперь, когда для беспокойства не осталось причин, она могла дать волю своему жгучему любопытству и желанию увидеть дом самой; и когда на следующее утро эта тема опять была затронута, она с готовностью ответила, с должным безразличием, что на самом деле у нее нет никаких возражений против такого плана. И теперь им предстояло отправиться в Пемберли.