Гордость и Предубеждение

Глава 14

На следующее утро оба джентльмена покинули Розингс, и мистер Коллинз, прогуливавшийся вдоль дороги, чтобы выразить им свое прощальное почтение, смог принести домой приятное известие о том, что они появились в очень добром здравии и в сносном расположении духа, вполне отвечающем печальной сцене расставания с обитателями Розингса. Затем он поспешил в Розингс, чтобы умерить печаль теперь уже леди Кэтрин и ее дочери, и по возвращении с большим удовлетворением принес послание от ее светлости, в котором говорилось, что ей уже настолько скучно, что она не против пригласить их всех отобедать с ней.

Элизабет не могла теперь, увидев леди Кэтрин, не вспоминать, что, если бы на то было ее желание, она могла бы к этому времени быть представлена ей как ее будущая племянница; и не могла без улыбки думать о том, каково было бы негодование ее светлости. Что бы она сказала? Как бы она повела себя? – были вопросы, которые веселили ее.

Первой же темой беседы стали потери, которые понесло общество Розингса.

– Уверяю вас, я чрезвычайно переживаю из-за этого, – объявила леди Кэтрин. – Я считаю, что никто не переживает потерю друзей так сильно, как я. Но этих молодых людей я люблю особенно и знаю, что они сильно привязаны ко мне! Им было так жаль уезжать! Но так случается всегда. Дорогой полковник, похоже, взял себя в руки и в конце воспрянул духом, но Дарси, как мне показалось, переживал разлуку острее, думаю, даже сильнее, чем в прошлом году. Его привязанность к Розингсу, безусловно, возрастает.

Мистер Коллинз сразу вставил подходящий комплимент и далеко идущий намек, на что мать и дочь покровительственно улыбнулись.

Леди Кэтрин после обеда обратила общее внимание на то, что мисс Беннет, кажется, удручена, и тут же разгадала причину, предположив, что ей не хочется так скоро возвращаться домой, и добавила:

– Но если это так, вы должны написать матери и попросить ее дозволения остаться еще ненадолго. Я уверена, миссис Коллинз будет очень рада побыть подольше в вашей компании.

– Я очень признательна вашей светлости за столь любезное приглашение, – ответила Элизабет, – но не в моей власти принять его. Я должна быть в городе в следующую субботу.

– Да ведь таким образом вы пробудете здесь всего шесть недель. Я ожидала, что вы останетесь на пару месяцев. Я говорила об этом миссис Коллинз еще до вашего приезда. У вас не может быть повода столь скоро покинуть нас. Миссис Беннет, без сомнений, могла бы позволить вам остаться еще на две недели.

– Но мой отец не может. Он даже написал на прошлой неделе, чтобы поторопить мое возвращение.

– Ах! Ваш отец, конечно, может отнестись более благосклонно к вашему желанию, если ваша мать сможет обойтись без вас. Дочери никогда не имели слишком уж большого значения для отцов. И если вы останетесь еще на месяц, в моих силах будет подвезти одну из вас до Лондона, потому что я собираюсь туда в начале июня на неделю; а поскольку Доусон не возражает против коляски, там найдется достаточно места для одной из вас. В самом деле, если погода окажется прохладной, я не буду возражать против того, чтобы взять даже вас обеих, поскольку ни одна из вас не займет много места.

– Вы – сама любезность, мадам, но я считаю, что мы должны следовать нашему первоначальному плану.

Леди Кэтрин, казалось, смирилась. – Миссис Коллинз, вы должны послать с ними слугу. Вы знаете, я всегда говорю то, что думаю, так вот, я не могу вынести мысли о том, что две молодые женщины путешествуют в почтовой карете одни. Это в крайней степени непристойно. Вы должны устроить так, чтобы кто-нибудь сопровождал их. Больше всего на свете я не люблю подобные ситуации. Молодых женщин следует всегда должным образом оберегать и оказывать им помощь, в зависимости от их положения, конечно. Когда прошлым летом моя племянница Джорджиана отправилась в Рамсгейт, я настоятельно рекомендовала ей взять с собой двух слуг. Для мисс Дарси, дочери мистера Дарси из Пемберли, и леди Энн, иное не могло бы соответствовать приличиям. Я чрезмерно чувствительна к такого рода деталям. Вы должны послать Джона с барышнями, миссис Коллинз. Я рада, что мне пришло в голову упомянуть об этом; ведь для вас действительно было бы неподобающим отпустить их одних.

– Мой дядя пришлет за нами слугу.

– Ах! Ваш дядя! У него есть слуга, не так ли? Я очень рада, что у вас есть кто-то, кто помнит о таких вещах. Где вы будете менять лошадей? В Бромли, конечно! Если вы упомянете мое имя в «Колоколе», вам обязательно окажут особое внимание.

У леди Кэтрин было множество других вопросов, касающихся их путешествия, и, поскольку она не на все из них отвечала себе сама, требовалось не ослаблять внимание, что, по мнению Элизабет, было для нее удачей, иначе, задумавшись и чем-то своем, она могла и позабыть, где находится. Размышлениям же следовало посвящать время, проводимое в одиночестве; всякий раз, оставшись одна, она испытывала величайшее облегчение, и поэтому не проходило и дня без прогулки в одиночестве, во время которой она могла испытать все радости размышлений о неприятном.

Письмо мистера Дарси она вскоре выучила наизусть. Она обдумывала каждое предложение, и чувства, возникавшие к автору, были очень разными. Когда она вспоминала его манеру изложения, то по-прежнему была полна негодования, но когда думала о том, как несправедливо она осуждала и упрекала его, то гнев ее обращался против нее самой; а его чувства, не нашедшие в ней отклика, вызывали сострадание. Его влюбленность рождала благодарность и, в какой-то степени, уважение к его характеру, но она не могла принять его; и ни на мгновение не испытывала раскаяния из-за своего отказа и у нее не возникало ни малейшего желания увидеть его снова. Ее поведение в прошлом было постоянным источником досады и сожаления, а непозволительные недостатки ее семьи стали причиной еще большего огорчения. Они и в самом деле были безнадежны. Ее отец, довольствуясь тем, что посмеивался над ними, никогда не старался сдерживать не знавшее пределов легкомыслие своих младших дочерей; а ее мать, сама с манерами, достаточно далекими от принятых в обществе, совершенно не понимала проистекающей из этого опасности. Элизабет часто объединялась с Джейн, пытаясь сдержать неблагоразумие Кэтрин и Лидии, но пока их поддерживала снисходительность матери, могла ли быть надежда на улучшение? Кэтрин, безвольная, легко возбудимая и всецело находившаяся под влиянием Лидии, всегда с обидой воспринимала их советы, а Лидия, своевольная и беспечная, даже и не слушала их. Обе были невежественны, ленивы и тщеславны. Пока в Меритоне оставался хоть один офицер, барышни флиртовали бы с ним, а поскольку Меритон находился в нескольких минутах ходьбы от Лонгборна, они будут проводить там все свое свободное время.

Тревога за Джейн была еще одной не отпускавшей ее проблемой. Объяснение мистера Дарси вернуло прежнее хорошее отношение к Бингли, но при этом обострило понимание того, что Джейн потеряла. Не осталось сомнений, что его привязанность была искренней, а его поведение не вызывало никаких нареканий, разве что, такое безоговорочное доверие своему другу. Насколько невыносимой становилась тогда мысль о том, что Джейн не сохранила отношений, столь желанных во всех смыслах, полных преимуществ и столь обещающих счастье, вследствие безрассудства и пренебрежения приличиями членов ее собственной семьи!

Можно легко понять, что когда к этим мыслям добавлялись еще и воспоминания о недостойном поведении Уикхема, то радостное настроение, которое раньше только иногда прерывалось унынием, теперь было настолько подавлено, что для нее хотя бы выглядеть веселой было почти невозможно.

В последнюю неделю ее пребывания в доме Коллинзов их визиты в Розингс были такими же частыми, как и в первые дни. Там был проведен и самый последний вечер. Ее светлость снова подробнейшим образом расспросила о деталях их планируемого путешествия, дала им указания, как лучше всего упаковать вещи, и так убедительно настаивала на необходимости разместить платья единственно правильным образом, что Мария сочла для себя обязательным по возвращении в дом забыть обо всех планах на утро и провести его заново упаковывая чемодан.

Когда они прощались, леди Кэтрин с небывалой благожелательностью пожелала им счастливого пути и пригласила их снова приехать в Хансфорд в следующем году, а мисс де Бург не пожалела усилий, чтобы сделать реверанс и подать руку обеим.