Гордость и Предубеждение

Глава 6

Триумф мистера Коллинза, получившего такое приглашение, был абсолютным. Способность продемонстрировать величие своей покровительницы изумленным гостям и позволить им воочию убедиться в ее благосклонности по отношению к нему и его жене было именно тем, чего он страстно желал; и то, что такая возможность подвернулась так скоро, служило великолепным примером снисходительности леди Кэтрин, о котором он не смел даже мечтать.

– Признаюсь, – поделился он, – меня нисколько не удивило бы приглашение ее светлости в воскресенье выпить чаю и провести вечер в Розингсе. Зная ее любезное отношение, я, в определенной степени, предполагал, что это произойдет. Но кто мог ожидать такое повышенное внимание? Кто бы мог подумать, что мы получим приглашение ужинать у нее (приглашение, распространившееся на всю компанию) сразу же после вашего прибытия!

– А я вот не слишком удивлен тем, что произошло, – заметил сэр Уильям, – поскольку знаком с тем, каковы на самом деле манеры людей высокопоставленных, тех, с кем свело меня мое положение в обществе. При дворе такие случаи прекрасного воспитания нередки.

В течение всего дня и следующего утра никто не говорил ни о чем, кроме визита в Розингс. Мистер Коллинз дотошно объяснял, чего им следует ожидать, чтобы вид столь великолепных комнат, впечатляющее количество слуг и такой изысканнейший ужин не ослепили бы их.

Когда часть дам удалились, чтобы переодеться, он стал успокаивать Элизабет:

– Не беспокойтесь, моя дорогая кузина, о своем наряде. Леди Кэтрин далека от того, чтобы требовать от нас той элегантности в одежде, которую демонстрируют она и ее дочь. Я бы посоветовал вам просто выбрать из вашей одежды что-нибудь получше остального – в большем нет надобности. Леди Кэтрин не станет думать о вас плохо лишь из-за того, что вы одеты без изысков. Ей нравится, когда сохраняется различие в статусе.

Пока они одевались, он два или три раза подходил к дверям разных комнат, чтобы поторопить их, поскольку леди Кэтрин бывала крайне недовольна, если ее заставляли медлить с ужином. Такие не обещающие ничего хорошего рассказы о ее светлости и ее привычках весьма напугали Марию Лукас, которая еще не имела опыта светской жизни и ждала своего выхода в Розингсе с таким же трепетом, как ее отец ждал когда-то представления в Сент-Джеймсе.

Поскольку погода была чудесной, они совершили приятную прогулку примерно в полмили по парку. Каждый парк имеет свою особую красоту и дарит свои неповторимые виды, и Элизабет порадовалась, тому что предстало перед ними, хотя она и не смогла достичь той степени восторга, которой мистер Коллинз ожидал, проводя их по аллеям, и как-то мимо ее внимания прошел затеянный им пересчет окон на фасаде дома и рассказ о том, во что обошлось сэру Льюису де Бургу их остекление.

Пока они поднимались по ступеням в холл, волнение Марии с каждым шагом возрастало, и даже сэр Уильям выглядел несколько растерянным. Природное отсутствие робости у Элизабет не подвело ее. Она до сих пор не услышала ничего о каких-либо исключительных талантах или особенных достоинствах леди Кэтрин, что могли бы привести ее в трепет, только лишь размер ее состояния да положение в свете, которые, как она полагала, можно воспринимать без особого благоговения.

Из холла, на классические пропорции и великолепные росписи которого мистер Коллинз с восторженным видом не преминул указать, они проследовали за слугами в гостиную, где уже находились леди Кэтрин, ее дочь и миссис Дженкинсон. Ее светлость проявила высочайшую благосклонность, поднявшись, чтобы встретить их, и поскольку миссис Коллинз ранее договорилась со своим мужем, что честь представить гостей будет принадлежать ей, она обошлась без излишних извинений и благодарностей, которые он счел бы обязательными.

Несмотря на то, что сэр Уильям побывал даже в Сент-Джеймсском дворце, он был настолько поражен окружавшим его великолепием, что у него хватило решимости лишь на то, чтобы очень низко поклониться и, не произнеся ни слова, занять свое место; а дочь его, ни жива, ни мертва, устроилась на самом краешке стула, не зная, куда и смотреть. Элизабет не почувствовала какого-либо напряжения и смогла спокойно рассмотреть трех дам, которые восседали перед ней. Леди Кэтрин была высокой, крупной женщиной с резкими чертами лица, которые когда-то могли быть и красивыми. Ее вид не выражал умиротворения, а ее манера обращаться к собеседнику не давала ему возможности забыть о своем более низком статусе. Ее молчание не подавляло, но вот все, что она говорила, произносилось в высшей степени безапелляционным тоном, выдававшим ее исключительное самомнение. Это сразу же напомнило Элизабет отзывы о ней, данные мистером Уикхемом, и, исходя из всего, что пришлось увидеть и услышать за прошедшие два дня, она пришла к выводу, что леди Кэтрин – именно такова, какой он ее описывал.

Когда, рассмотрев мать, в лице и поведении которой просматривалось некоторое сходство с мистером Дарси, она обратила свой взор на дочь, то почти разделила изумление Марии, увидев ее столь худой и невзрачной. Ни фигурой, ни лицом она не напоминала свою мать. Мисс де Бург была бледна, вид имела болезненный; лицо ее нельзя было назвать некрасивым, но было оно совершенно невыразительным, и говорила она очень мало, только вполголоса с миссис Дженкинсон, в чьем внешнем виде не было ничего примечательного и которая была всецело занята тем, чтобы слушать, что говорила молодая леди и устанавливать перед ней экран камина в нужном положении.

Выдержав гостей несколько минут в креслах, их всех отправили к одному из окон, чтобы насладиться открывающимся видом. Мистер Коллинз сопровождал их, не упустив возможности поговорить о красотах пейзажа, а леди Кэтрин любезно сообщила им, что летом на него смотреть гораздо приятнее.

Ужин был впечатляющим, выставлены были все слуги и все столовые приборы, обещанные мистером Коллинзом; и, как он и предсказывал, по желанию ее светлости его поместили на другом конце стола, напротив хозяйки, и выглядел он так, будто жизнь не может подарить ему ничего более желанного. Он резал, жевал и хвалил все с восторгом и живостью, и каждому блюду была дана высочайшая оценка сначала им, а затем и сэром Уильямом, который уже оправился в степени достаточной для того, чтобы исправно повторять все, что говорил его зять, в манере, которую, по мнению Элизабет, леди Кэтрин не должна была бы воспринимать как должную. Но леди Кэтрин, казалось, была удовлетворена их чрезмерным восхищением и милостиво улыбалась, особенно когда какое-либо блюдо на столе оказывалось для них в новинку. Вечер не давал повода для оживленной беседы. Элизабет была готова заговорить при любой возможности, но она сидела между Шарлоттой и мисс де Бург, первая из которых внимательно слушала леди Кэтрин, а вторая за весь обед не вымолвила ни слова. Миссис Дженкинсон главным образом была обеспокоена тем, как мало ест мисс де Бург, уговаривала ее попробовать еще какое-нибудь блюдо и выражала опасение, что той нездоровится. Мария считала, что с ее стороны о разговорах не может быть и речи, а джентльмены только и делали, что ели да нахваливали.

Когда дамы вернулись в гостиную, им ничего не оставалось, как слушать рассуждения леди Кэтрин, которые длились без перерыва до тех пор, пока не подали кофе. Она высказывала свое мнение по каждому предмету в крайне безапелляционной манере, которая доказывала, что леди Кэтрин не привыкла сталкиваться с возражениями. Она привычно и подробно расспрашивала Шарлотту о домашних делах, давала ей множество советов, как со всеми ними управляться; указала ей, как все должно быть устроено в такой маленькой семье, как ее, и тут же стала учить ее ухаживать за коровами и домашней птицей. Элизабет обнаружила, что ничто не ускользнуло от внимания этой величественной дамы, во всем она смогла найти повод поучать других. В перерывах между беседами с миссис Коллинз она задавала разнообразные вопросы Марии и Элизабет, но особенно последней, о которой она знала меньше всего и которая, как она заметила, была для миссис Коллинз очень авторитетной и привлекательной девушкой. В течение беседы она спрашивала ее, сколько у нее сестер, старше они или младше ее, собирается ли кто-нибудь из них в ближайшее время выходить замуж, красивы ли они, какое получили образование, какую карету держит ее отец, и какова была девичья фамилия ее матери. Элизабет чувствовала всю бестактность ее вопросов, но отвечала на них очень спокойно. Затем леди Кэтрин заметила:

– Полагаю, имущество вашего отца унаследует мистер Коллинз, к вашей же пользе. – А затем обратилась к Шарлотте, – Это меня радует, но в остальном я не вижу смысла не передавать поместья по женской линии. В семье сэра Льюиса де Бурга такое наследование считалось разумным. Вы играете и поете, мисс Беннет?

– Немного.

– Ах! Как-нибудь мы будем рады вас послушать. Инструмент в замке превосходен, возможно, даже лучше... Когда-нибудь вам следовало бы его попробовать. Ваши сестры играют и поют?

– Одна из них.

– Почему вы все не учились этому? Вам всем следовало бы поучиться. Все дочери мисс Уэбб играют, а ведь у их отца не такой приличный доход, как у вашего. Вы рисуете?

– Нет, совсем нет.

– Что, и никто из ваших сестер не рисует?

– Ни одна.

– Это очень странно. Но я полагаю, у вас просто не было возможности. Вашей матери следовало каждую весну вывозить вас в столицу для вашей же пользы.

– Моя мать была бы не против, но мой отец недолюбливает Лондон.

– Вы уже отпустили гувернантку?

– У нас ее никогда не было.

– Не было гувернантки! Как это вообще возможно? Пять дочерей воспитываются дома без гувернантки! Я никогда не слышала о таком. Ваша мать, должно быть, посвящала все свое время вашему образованию.

Элизабет едва смогла сдержать улыбку, уверяя ее, что это не так.

– В таком случае, кто же вас учил? Кто присматривал за вами? Без гувернантки вы, должно быть, были полностью предоставлены самим себе.

– Если сравнивать с некоторыми другими семьями, я думаю, так и было; но те из нас, кто выражал желание учиться чему-нибудь, всегда получали средства для этого. Нас всегда поощряли к чтению, и у нас всегда были все необходимые учителя. Тем, кто предпочел бездельничать, конечно, была предоставлена свобода.

– Да, поразительно, но именно в том, чтобы таких инцидентов не происходило, и заключается роль гувернантки. Если бы я была знакома с вашей матерью, я бы настоятельно советовал ей завести гувернантку. Я постоянно повторяю, что в воспитании ничего нельзя добиться без постоянного и правильно организованного обучения, и никто, кроме гувернантки, не может его обеспечить. Вы не поверите, скольким семьям я смогла помочь в этом. Я всегда рада поспособствовать молодой образованной девушке найти хорошее место. Благодаря моим хлопотам четыре племянницы миссис Дженкинсон получили места в прекрасных домах; вот только на днях я порекомендовала еще одну молодую особу, о которой мне стало случайно известно, и нанявшая ее семья очень ею довольна. Миссис Коллинз, не рассказывала ли я вам, что вчера ко мне заезжала леди Меткалф и благодарила меня? Она находит мисс Поуп настоящим сокровищем. – Леди Кэтрин, – сказала она, – вы подарили мне сокровище. Кто-нибудь из ваших младших сестер уже выходит в свет, мисс Беннет?

– Да, мэм, все.

– Все! Что, все пятеро сразу? Очень странно! А вы только вторая. Младшие выходят раньше, чем старшие оказались замужем! Но ведь ваши младшие сестры, должно быть, очень молоды?

– Да, моей младшей сестре нет шестнадцати. Возможно, она слишком молода, чтобы проводить много времени в обществе. Но на самом деле, мэм, я думаю, что младшим сестрам будет очень обидно, если они не смогут получать свою долю общения и развлечений только потому, что у старших может не оказаться возможности или желания рано выйти замуж. Рожденные последними имеют такое же право на удовольствия юности, как и старшие. И быть запертыми в доме по такой причине! Я думаю, что это вряд ли способствовало бы развитию привязанности между сестрами или чуткости ума.

– Честное слово, – сказала ее светлость, – вы слишком решительно для столь молодой девушки высказываете свое мнение. Скажите, пожалуйста, а сколько вам лет?

– Поскольку три мои младшие сестры уже взрослые, – ответила Элизабет, пряча улыбку, – ваша светлость вряд ли может ожидать, что я стану объявлять о своем возрасте во всеуслышание.

Леди Кэтрин, казалось, была крайне удивлена тем, что не получила прямого ответа, а Элизабет заподозрила, что стала первым существом, которое когда-либо осмеливалось столь дерзко шутить с ее светлостью.

– Уверена, не больше двадцати, поэтому вам не обязательно скрывать свой возраст.

– Увы, мне даже не двадцать один год.

Когда к ним присоединились джентльмены и с чаем было покончено, расставили карточные столы. Леди Кэтрин, сэр Уильям, мистер и миссис Коллинз образовали партию, а поскольку мисс де Бург решила играть в кассино, обе девушки имели честь присоединиться к миссис Дженкинсон и составить ее партию. Вокруг их стола оживления не наблюдалось. Не было произнесено почти ни единого слова, не относящегося к игре, за исключением тех случаев, когда миссис Дженкинсон выражала свои опасения по поводу того, что мисс де Бург слишком жарко или слишком холодно, или у нее слишком много или слишком мало света. За другим столом игра шла веселее. Леди Кэтрин если и делала паузы, то непродолжительные: она отмечала ошибки своих партнеров или рассказывала поучительные истории из своей жизни. Мистер Коллинз поддакивал во всем, что говорила ее светлость, благодарил ее за каждый выигранный круг и извинялся, если считал, что выиграл слишком много. Сэр Уильям был немногословен. Он пополнял свою память анекдотами и благородными именами.

Когда леди Кэтрин и ее дочь удовлетворили свой интерес к игре, столы были убраны, миссис Коллинз была предложена карета, которая доставит их в Хансфорд, что было принято с горячей благодарностью, и соответствующее указание было немедленно отдано. Затем компания переместилась к камину, чтобы выслушать, как леди Кэтрин определяет, какая погода будет завтра. Однако предсказания эти были прерваны сообщением, что карета подана; и с многочисленными благодарственными речами со стороны мистера Коллинза и такими же поклонами со стороны сэра Уильяма они удалились. Как только они отъехали от крыльца, кузен потребовал, чтобы Элизабет высказала свое мнение обо всем, что она увидела в Розингсе, и ради спокойствия Шарлотты она представила мнение более благоприятное, чем оно было на самом деле. Похвала, потребовавшая определенной находчивости, своей лаконичностью никоим образом не могла удовлетворить мистера Коллинза, и ему сразу пришлось взять процесс выражения восторгов в адрес ее светлости в свои руки.