Гордость и Предубеждение

Глава 15

В субботу утром Элизабет и мистер Коллинз встретились за завтраком еще до появления остальных, и он воспользовался случаем, чтобы высказать прощальные любезности, без которых, по его убеждению, обойтись было совершенно невозможно.

– Мне неведомо, мисс Элизабет, – сказал он, – выразила ли уже в достаточной мере миссис Коллинз свое чувство благодарности за то великодушие, которое вы проявили, приехав к нам, но я совершенно уверен, что вы не покинете этот дом, не ощутив этой ее благодарности. Уверяю вас, душевная щедрость всей вашей компании была нами прочувствована в полной мере. Мы знаем, что мало кого можно соблазнить нашей скромной обителью. Наш незатейливый образ жизни, наши скромные комнаты и малочисленность прислуги, а также то немногое, что доступно здесь по сравнению с блеском окружающего мира, должно быть, делают Хансфорд чрезвычайно непривлекательным для такой молодой леди, как вы; но я надеюсь, что у вас сохранится память о том, как мы признательны за вашу снисходительность, и о том, что мы сделали все, что было в наших силах, чтобы не допустить ваших сожалений о впустую потраченном времени.

Элизабет, дождавшись своей очереди, выразила благодарность и заверила его в испытываемом счастье. Она ведь действительно получила большое удовольствие от прошедших шести недель, удовольствие от общения с Шарлоттой, и оказанное ей гостеприимство, должно быть, заставили ее почувствовать себя обязанной выразить все это хозяевам. Мистер Коллинз был вполне доволен и уже с менее напыщенной торжественностью ответил:

– Я испытываю глубокое удовлетворение, услышав, что вы не без удовольствия провели время. Не подлежит сомнению, что мы сделали все возможное для этого; и, к счастью, имея возможность ввести вас в очень привилегированное общество, а также, учитывая нашу связь с Розингсом, частыми визитами разнообразить скромную домашнюю обстановку. Я надеюсь, мы можем тешить себя мыслью, что ваш визит в Хансфорд не показался вам слишком утомительным. Отношение к нам семьи леди Кэтрин действительно является особой привилегией и исключительным благодеянием, которыми мало кто может похвастаться. Вы имели возможность убедиться, каково отношение к нам, вы видели, как часто мы бываем в Розингсе. По правде говоря, я должен признать, что, несмотря на все недостатки этого скромного пасторского дома, я не могу считать никого, кто живет в нем, обделенным чем-либо, пока они имеют возможность пользоваться преимуществами нашей тесной связи с Розингсом.

Слов было явно недостаточно, чтобы выразить меру его чувств, и ему пришлось ходить по комнате, в то время как Элизабет, оставаясь на месте, пыталась найти способ соединить форму вежливости с истинным содержанием в нескольких коротких предложениях.

– На самом деле, моя дорогая кузина, благодаря вам, весьма благоприятная молва о нас может достигнуть Хартфордшира. Я тешу себя, по крайней мере, тем, что вы сможете поделиться там вашими впечатлениями. В любой из дней вы были свидетелем неустанного доброжелательного внимания леди Кэтрин к миссис Коллинз; и в целом, я надеюсь, не возобладает мнение, что судьба вашей подруги оказалась не слишком удачной, но это лучше вообще не обсуждать. Лишь позвольте мне заверить вас, моя дорогая мисс Элизабет, что я могу от всего сердца пожелать вам обрести такое же счастье в браке. У нас с моей дорогой Шарлоттой одинаковые мысли и единый образ мышления. Во всем у нас поразительное совпадение характеров и взглядов. Определенно, мы были созданы друг для друга.

Элизабет могла, не кривя душой, сказать, что такая гармония – большое счастье, когда она случается, и с такой же искренностью добавила, что ее искренне порадовал уют их дома. Однако ей вовсе не было жаль, что их разговор был, наконец, прерван появлением дамы, которая и послужила главным предметом обсуждения. Бедная Шарлотта! Грустно было оставлять ее в таком обществе! Но она выбрала свою судьбу с полным пониманием и открытыми глазами, и хотя подруга, очевидно, сожалела об отъезде гостей, она, казалось, не нуждалась в их сострадании. Ее дом и ее хозяйство, ее приход, ее домашняя птица и все связанные с ними заботы еще не утратили для нее своего очарования.

Наконец карета прибыла, чемоданы были закреплены, свертки уложены внутрь, и было объявлено, что все готово. После нежного прощания между подругами мистер Коллинз сопроводил Элизабет к карете, и пока они шли по саду, он выражал свое полнейшее почтение всей ее семье, не забывая упоминать о безмерной благодарности за их доброту, выказанную во время его визита в Лонгборн зимой, и одаривал комплиментами мистера и миссис Гардинер, с которыми, к сожалению, он не был знаком. Затем мистер Коллинз помог ей подняться в карету, Мария последовала за ней, и дверь уже было закрылась, когда он внезапно с некоторым даже испугом напомнил им, что они забыли оставить какое-либо послание дамам из Розингса.

– Но, – тут же добавил он, – вы, без сомнения, захотите передать им свое смиренное почтение и неизмеримую благодарность за их доброту к вам во время пребывания здесь.

Элизабет не стала возражать; затем дверцу позволили закрыть, и карета тронулась.

– О Боже! – воскликнула Мария после нескольких минут молчания. –Кажется, прошел всего лишь день или два с тех пор, как мы приехали! А сколько всего произошло!

– Действительно очень много, – со вздохом откликнулась ее спутница.

– Мы девять раз обедали в Розингсе и дважды пили там чай! Как много мне придется рассказать!

Элизабет добавила про себя:

– И как много мне придется утаить!

Путешествие их продолжилось без утомительных бесед и каких-либо тревог, и через четыре часа после отъезда из Хансфорда они уже были у дверей дома мистера Гардинера, где им предстояло провести несколько дней.

Джейн выглядела неплохо, но у Элизабет не было возможности понять ее настроение из-за различных развлечений, предусмотренных для них любезной тетушкой. Но Джейн собиралась отправиться домой с ними, а в Лонгборне у нее будет достаточно свободного времени для наблюдения.

Между тем ей пришлось приложить немалые усилия, чтобы отложить до прибытия в Лонгборн свой рассказ о предложении мистера Дарси. Сознание того, что она может чрезвычайно удивить Джейн и при этом немало потешить собственное тщеславие, которое она еще не смогла побороть, было неимоверным искушением. Однако, ему противостояли нерешительность, в которой она находилась относительно того, о чем именно ей следует сообщить, и ее опасение из-за того, что если она заговорит на эту тему, то может ненароком поведать что-нибудь такое о Бингли, что еще больше огорчит ее сестру.