И время остановилось

12

Час спустя, подойдя к реке, Аурелия увидела, что Антуан уже ждет ее под орешником. На нее нахлынуло чувство облегчения, смешанного с возбуждением и страхом.

– Добрый вечер, Чарли, – сдавленным от непонятного волнения голосом проговорила она.

Молодой человек обернулся и с очаровательной улыбкой шагнул вперед, остановившись всего в нескольких сантиметрах от нее.

– Вы восхитительны в этом платье.

– Спасибо, – ответила она, смущенная тем, что впервые видит его лицо так близко. Теперь, когда его больше не скрывали ни ветки, ни клоунский грим, она поняла, что Антуан еще красивее, чем ей казалось. Его бледная кожа контрастировала с темными глубокими глазами, вглядывающимися в нее с самым пристальным вниманием. Тут она заметила, что его волосы, непослушными кудрями падавшие на лоб, были совершенно сухими – как и его одежда.

– Этим вечером у вас нет желания поплавать? – лукаво осведомилась она.

– Нет, – мягко засмеялся он, – на этот раз обойдусь. Я нашел брод чуть ниже по течению. Только не говорите мне, что вы сами собрались искупаться, а?

Это был скорее вызов, чем вопрос, но Аурелия решила не принимать его – несмотря на все свое смятение, она была слишком благоразумна, чтобы раздеваться при парне, каким бы привлекательным он ни был.

– Как вы узнали меня на представлении? – решила она сменить тему.

На щеке Антуана появилась ямочка.

– Это было несложно, – признался он. – Вы же упомянули о племяннике. Мне оставалось лишь отыскать мальчика в сопровождении девушки с чудесными голубыми глазами.

Хоть и было уже темно, Аурелия отвернулась, чтобы он не заметил, как она краснеет.

– У моей сестры тоже голубые глаза.

– Но они не похожи на два сапфира. Как вам понравился наш с Роже номер?

– Это было очень забавно. И уж точно сюрприз с днем рождения очень понравился детям.

Антуан весело закивал.

– Я с утра опустошил бакалейную лавку, скупил все конфеты. Хозяева были в восторге. Но другого способа приблизиться к вам во время представления я не нашел.

Обескураженная такой прямотой, Аурелия прошла вперед и села лицом к реке. Антуан присоединился к ней, и несколько секунд они молча сидели рядом. Потом молодой человек прочистил горло.

– Я хотел вас спросить: тот мужчина с седоватыми усами, который был с вами, – это ваш отец?

– Да, а что?

– Его лицо мне знакомо… Уверен, что где-то уже его видел.

Аурелия улыбнулась. Ее отец был слишком известен, так что она привыкла к такого рода замечаниям.

– Возможно, вы видели его фото в газете или знаете его песни. Мой отец – Леандр Моро, – объяснила она без всякого хвастовства.

– Черт возьми, точно! – воскликнул Антуан. – С ума сойти! Я и не знал, что он живет в этих краях.

– Папа из местных. Родился на ферме в трех километрах от города. Но поскольку всякое шутовство ему давалось лучше, чем работа в поле, он подался в Париж, чтобы начать карьеру артиста.

– И у него неплохо получилось, – с восхищением заметил молодой человек. – А он не возражает, что вы прогуливаетесь одна в такой поздний час?

Этот вопрос скорее позабавил Аурелию, чем обидел.

– О, мне нечего бояться. Наш дом прямо за лугом, чуть выше. А этот участок земли входит в наши владения, так что по ночам здесь никто не бродит.

– Хм… кроме некоторых бродячих циркачей без стыда и совести, как я понимаю, – возразил он с тем лукавым видом, который принимал всякий раз, когда шутил.

Аурелия почувствовала, как жар заливает шею. Не отрывая глаз от воды, она попыталась продолжить разговор как ни в чем не бывало.

– Итак, расскажите мне, Чарли, как становятся клоунами? Вы довольно молоды – полагаю, ваши родители тоже работают в цирке?

– Нет, я из куда более традиционной семьи. Мой отец врач, а мать… ну, она жена врача, со всем, что из этого вытекает в смысле чинопочитания и благотворительности.

Аурелия слушала, как он рассказывал о своем детстве в Нанте. По его словам, оно было донельзя скучным.

– Отец надеялся, что я пойду по его стопам, но еще подростком я понял, что хочу не этого. Учеба меня не интересовала, мне необходимо было постоянно быть в движении, в отличие от сестры, которая обожала, когда с ней обходятся как с комнатной собачкой. Поверите ли, когда я ее видел в последний раз, она активно выступала за возвращение корсета?

– Редкая птица, судя по всему, – саркастично прокомментировала Аурелия.

Они обменялись улыбкой, и Антуан продолжил:

– Три года назад, когда мне было восемнадцать, в Нант приехал цирк. Из любопытства я сходил на несколько представлений. И тут меня осенило: вот оно, мое призвание! Понадобилось меньше двух часов, чтобы это понять. Незадолго до отъезда труппы я отправился к директору, хотел убедить его взять меня. С моей стороны это было изрядным нахальством, учитывая, что никакого опыта у меня не было. Но он решил дать мне шанс. Нетрудно догадаться, что родителям это не понравилось.

– И что же было дальше?

Антуан пожал плечами.

– Да ничего особенного. Отец велел продолжать учебу, иначе грозился лишить меня содержания. Тогда я собрал вещи и ушел.

– Печально.

– Для них – может быть. А что касается меня, я никогда еще не был так счастлив, – заверил он. – Путешествия и свобода – только это и есть настоящая жизнь. Ну а вы чем занимаетесь? Полагаю, вам нет нужды работать.

Аурелия округлила глаза, сделав вид, что обиделась.

– Не стоит заблуждаться, что раз я тоже получила определенное воспитание, то буду разыгрывать из себя «комнатную собачку», как вы удачно выразились. Мой отец не из тех, кто возражает против того, чтобы его дочери работали. Например, моя сестра – учительница.

Антуан одобрительно кивнул.

– Ваш отец сумел остаться простым человеком, и это здорово. Нет ничего отвратительней лицемерных буржуазных ценностей.

– В таком случае вам повезло, что вы не знакомы с семейством Тардье! – рассмеялась Аурелия. – Они хозяева кожевенного завода и вообще идеальная иллюстрация всего, что вам не по душе. Не хотелось бы мне расти в такой семье.

– А чего бы вам хотелось?

– Танцевать, – без колебаний ответила Аурелия.

Теперь пришел ее черед делиться своими мечтами. К ее удивлению, Антуан, казалось, искренне интересовался ее рассказом, и они болтали с непринужденностью давних знакомых, потеряв счет времени.

– Мне пора возвращаться, – в какой-то момент спохватилась Аурелия. – Конечно, отец позволяет мне гулять, но он будет беспокоиться, если я задержусь надолго.

Она поднялась. Антуан тоже встал, оказавшись с ней лицом к лицу.

– Ты вернешься завтра вечером? – спросил он.

Она сглотнула. Они стояли так близко друг к другу, что она чувствовала аромат его мыла, смешанный с мускусным запахом кожи.

– Конечно, вернусь, – наконец удалось выговорить ей.

Между ними повисло многозначительное молчание, а потом Антуан шагнул к ней и, взяв за руку, притянул к себе.

– Как же я мечтаю поцеловать тебя, – выдохнул он.

Он не успел закончить фразу, как Аурелия коснулась его губ своими. Завладев ее ртом, он ответил с неведомой ей доселе страстью. Пораженные страстностью этого поцелуя, они засмеялись и обменялись улыбкой.

– Ты невероятная, – прошептал он, нежно очерчивая пальцами ее подбородок. – До завтра, Аурелия.

– До завтра, – откликнулась она, с сожалением отстраняясь.

Этот ритуал повторялся каждый вечер, за исключением одного, когда Аурелия была вынуждена присутствовать на ужине у мэра вместе со всей семьей, и двух-трех других, когда Антуана удерживали его обязанности в цирке. Устроившись под орешником, они рассказывали друг другу о своей жизни, грызя засахаренные орешки и попивая вино, перемежая истории пылкими поцелуями. Бунтарь по натуре, Антуан начинал горячиться, говоря о своем отвращении к буржуазии, которая, по его мнению, несла ответственность за столь серьезное социальное неравенство, царившее в обществе. Когда Аурелия спрашивала, что он думает о слухах про войну, он вспыхивал не меньше, утверждая, что власть имущие вполне способны развязать новый конфликт просто потому, что военная промышленность приносит барыши. Девушке нравился его мятежный характер, при этом с ней он был нежнейшим из мужчин. Он относился к ней с уважением и не стремился перейти границы, пусть даже его руки все дольше задерживались на ее теле по мере того, как они все лучше узнавали друг друга. Хотя они хранили свой роман в секрете, Аурелии стоило огромных трудов скрывать тысячи эмоций, которые этот молодой человек будил в ней. Рядом с ним каждый квадратный сантиметр ее кожи становился словно наэлектризованным, а в остальное время ее переполняла невероятная энергия. Ее внезапная веселость не укрылась от Мари, которая засыпала сестру вопросами, пытаясь понять, отчего та пребывает в таком приподнятом настроении.

– Ты что, встретила какого-то парня? Знаешь, я заметила, что ты таскаешь мои духи.

Аурелия ловко уклонялась от ответа и пряталась у себя в комнате. Сидя на широком подоконнике, она пыталась читать, чтобы не смотреть на стрелки, слишком медленно ползущие по циферблату ее часов, или изливала душу в дневнике, описывая то абсолютное блаженство, которое испытывала в присутствии Антуана. Она также отвечала на письма Мадлен, которая смертельно без нее скучала и вскоре собиралась с матерью на баскское побережье. Эта идиллия продолжалась почти две недели.

В первое воскресенье августа, чуть позже шести вечера, Аурелия толкнула калитку усадьбы, вернувшись домой вместе с Луи. Зная, что в этот вечер они с Антуаном не смогут встретиться, поскольку он обещал помочь в зверинце, она решила отвести племянника в цирк на дневное представление. Ливень, разразившийся накануне, также помешал их свиданию, и она ужасно по нему соскучилась. Провести врозь целых два вечера подряд – это было слишком. Даже под своим клоунским гримом Антуан едва не утратил самообладания, увидев ее среди зрителей. Ближе к концу представления он умудрился раздобыть розу, которую и протянул ей, громогласно заявив:

– Ох, и хороши же здесь красотки! Нынче вечером клоун с нежным сердцем вовсе не Баден, а Чарли! Благодарю вас, дамы и господа!

С розой, приколотой к вырезу платья, Аурелия зашла во двор, все еще улыбаясь и весело поглядывая на Луи. Малыш никак не мог насытиться цирком.

– Мы же еще сходим туда, правда? Мне так нравится смотреть на медведей. А еще на клоунов. Ты же тоже их очень любишь, – добавил он, указывая на розу.

Рассмеявшись, Аурелия взъерошила ему волосы. И тут у нее екнуло сердце – она вдруг увидела, что отец укладывает чемодан в машину, припаркованную перед входной дверью. Неужели они уже возвращаются в Париж? Так скоро?

– Папа? – окликнула она, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.

Закрыв дверцу «Бугатти», Леандр поднял глаза на дочь. Его смущенный вид не предвещал ничего хорошего.

– А, вот и ты, дорогая, – сказал он. – Я как раз ждал, когда ты вернешься.

– Зачем? Что происходит?

«Только не увози меня от Антуана, умоляю!» – подумала она, едва сдерживая подступающие к глазам слезы.

– Послушай, – начал Леандр, осторожно подбирая слова, – мне позвонили, и я должен вернуться в Париж, уладить кое-какие дела. Понимаю, что ты не очень любишь провинцию, и меня это печалит, но я не могу взять тебя с собой, лучше тебе остаться с сестрой.

Аурелия подавила вздох облегчения.

– Ничего страшного, папа. На самом деле мне здесь совсем не скучно.

Она улыбнулась, осознав, что впервые ей совершенно безразлично, что она не едет в Париж. Лишь бы не разлучаться с Антуаном. Это казалось безумием, тем более что они и знакомы-то были всего две недели, но она уже не мыслила жизни без него. Через неделю цирк должен был покинуть деревню, и она уже придумала, как остаться с любимым: надо поступить в труппу цирка.

Нельзя было упускать эту возможность. Конечно, ей придется проявить немалую отвагу, чтобы убедить и их директора, и отца, но дело того стоило, и она рассчитывала на поддержку Антуана.

Во вторник вечером, когда они сидели обнявшись на берегу реки, Аурелия решилась об этом заговорить:

– Знаешь, – начала она, – я тут хорошенько подумала.

– Правда? И о чем же? – поинтересовался он, зарывшись носом в ее волосы.

– О нас с тобой. Цирк ведь скоро начнет сворачиваться и…

Молодой человек замер, потом выпрямился и посмотрел на нее.

– Ох, – удрученно выдохнул он, – ты хочешь, чтобы мы перестали встречаться, да?

– Да нет же, дурачок! – воскликнула она. – Наоборот, я хочу сделать все, чтобы мы были вместе. Как ты знаешь, я долго занималась танцами, это моя настоящая страсть. Вот я и подумала – может, твой директор возьмет меня на работу, как считаешь?

Антуан молчал, ошарашенно уставившись на нее. Обескураженная отсутствием реакции, Аурелия неуверенно пролепетала:

– Мне казалось, тебе понравится эта идея. Я ошибалась?

Антуан покачал головой.

– Я… Аурелия, ты уверена? Мне хорошо с тобой, но цирковая карьера требует огромных жертв. Ты очень редко будешь видеть семью, и эти постоянные переезды… и потом, неизвестно, согласится ли твой отец…

– Мнение моего отца не имеет значения, – прервала она. – Как бы безумно это ни звучало, я люблю тебя, Антуан, понимаешь? Я пойду за тобой на край света, если ты попросишь.

– Аурелия, – вздохнул он, гладя ее висок, – каким же эгоистом я был бы, если бы попросил тебя об этом.

Аурелия прижалась щекой к его ладони, осыпая поцелуями каждый палец.

– Тогда это я, я тебя прошу: забери меня с собой.

Лихорадочный блеск промелькнул в глазах Антуана, он взял ее лицо в свои ладони и яростно поцеловал. Внезапно он крепко прижал ее к себе, и она поняла, что больше не хочет и не может сопротивляться той волне желания, что захлестывала ее всякий раз, когда он прикасался к ней.

– Подожди, – прошептала она, задыхаясь.

Отступив на шаг, она начала застенчиво расстегивать пуговицы платья.

– Господи, что ты делаешь? – хрипло пробормотал он дрожащим от возбуждения голосом.

– Иду купаться, – тем же тоном ответила она. – Ты со мной?

Она затрепетала, когда Антуан впился взглядом в ее обнаженное тело, словно хотел впечатать в память каждый изгиб. Аурелия протянула руку, и после секундной заминки он взял ее в свою.

Много минут спустя, когда они выбрались обратно на берег, все еще трепеща от потрясающих ощущений, воспламенявших их слившиеся тела, Аурелия прильнула к Антуану, чей гладкий торс все еще был влажным от долгого пребывания в воде.

– Твой отец убьет меня, если ты со мной уедешь, – сказал он, нежно поглаживая ее плечо.

– Я вас познакомлю, он поймет.

– Да, так будет лучше для нас обоих.

– Как же хорошо с тобой, – прошептала она ему в самое ухо.

Ответом ей был лишь легкий умиротворенный храп.

На следующий день, когда необычайно жизнерадостная Аурелия уже собиралась выйти из дома, ее вдруг остановила Мари.

– Снова собираешься где-то бродить? Мне бы не хотелось, чтобы ты уходила далеко от дома, мало ли что может случиться в нынешние времена.

Аурелия едва сдержала жест нетерпения.

– Ты же прекрасно знаешь, что я никогда далеко не хожу. Максимум на ту сторону луга.

Бросив взгляд в сторону гостиной, где Готье был погружен в чтение газеты, Мари повела сестру в сад и усадила на стул под плетистой розой, вьющейся по шпалере.

– Аурелия, если ты с кем-то встречаешься, можешь мне об этом сказать. Мне тоже было восемнадцать. Тогда я бы очень хотела поговорить с матерью или старшей сестрой.

На краткий миг Аурелия была готова довериться ей, но передумала. Накануне, перед тем как они расстались, Антуан пообещал переговорить с директором цирка и устроить их встречу. Тот не имел ничего против образующихся парочек при условии, что новички что-то смогут привнести в труппу. Этот деловой подход вполне устраивал Аурелию: если уж решаться на отъезд, то хотя бы будучи уверенной, что ей найдется место в труппе. Она достаточно верила в свой талант танцовщицы, чтобы твердо надеяться найти себе применение. А если этого окажется недостаточно, она научится ухаживать за животными. Никакая работа ее не пугала, лишь бы оставаться с Антуаном. Но она не могла сказать это сестре – по крайней мере, сейчас. Мари была так благоразумна, она наверняка попыталась бы ее отговорить.

– Ты слишком много себе напридумывала, – ответила она, надеясь, что глаза не выдадут ее вранья. – Ни с кем я не встречаюсь.

Мари снисходительно ей улыбнулась.

– Ладно. И все же будь осторожна. Готье слышал, будто дочь булочника скомпрометировала себя с канатоходцем. Говорят, ее брат, Толстый Бебер, просто рвал и метал, грозил с ними разобраться.

– Да что ты? И чем все закончилось?

– Кажется, вмешался мэр и потребовал, чтобы цирк уехал.

Аурелия похолодела.

– Что? – с трудом проговорила она.

Не дожидаясь ответа Мари, она помчалась к реке. Задыхаясь, сбежала с откоса, ведущего к берегу. Страшное предчувствие узлом стянуло желудок, когда она увидела, что Антуана и впрямь нигде нет.

– Нет! Нет, нет! – взмолилась она, еще не веря.

Ее взгляд упал на листок бумаги, прижатый большим камнем, под орешником. Несмотря на жару, у нее по спине потекли струйки холодного пота. Она нагнулась, подняла сложенный вдвое листок и развернула его дрожащими пальцами. Это было адресованное ей письмо. Сделав глубокий вдох, чтобы набраться мужества, она прочла:

Раздавленная, Аурелия рухнула на колени в траву. Отчаянные рыдания вырвались из ее груди, по щекам потоком хлынули слезы. Как такое возможно? Она так плакала, что не услышала, как подошла сестра. Позже она узнала, что Мари, обеспокоенная ее внезапным бегством, пошла следом за ней. Но только почувствовав, как легкая рука касается ее содрогающейся спины, Аурелия осознала ее присутствие.

– Он уехал без меня… – сквозь всхлипы проговорила она.

Следующие дни прошли как в тумане. Каждый вечер Аурелия засыпала, обещая себе, что больше не будет оплакивать свою судьбу, но ничего не получалось. Она просыпалась в слезах часа в три или четыре ночи, вставала с постели, чтобы открыть окно спальни и вдохнуть воздух, напоенный ароматом садовых роз и сена с окрестных полей. Несмотря ни на что, ее не покидала надежда, что из темноты появится Антуан, чтобы забрать ее и увезти с собой. Но этого, разумеется, не происходило, и она чувствовала себя преданной. От их нежных вечеров у реки ей не осталось ничего, кроме печали и воспоминаний о его озорной улыбке, от которой у нее замирало сердце.

Мари даже не стала просить у нее объяснений. Колеблясь между сочувствием и огорчением, она лишь упомянула о риске возможной беременности.

– Антуан обо всем позаботился, – заверила Аурелия, утирая слезы.

– Это хорошо. Я знаю, что ты чувствуешь себя опустошенной, но, поверь, ты найдешь в себе силы встать и двигаться дальше.

Аурелия закусила губу, чтобы не поинтересоваться язвительным тоном, что может об этом знать сестра, которая уже столько лет наслаждается идеальной любовью со своим Готье. Но Мари не заслужила подобного, поэтому, вместо того чтобы выплеснуть на нее гнев и печаль, она заставила сестру поклясться ничего не говорить отцу. Когда тот через две недели вернулся из Парижа, у него было хмурое озабоченное лицо и он надолго запирался в зимнем саду, служившем ему кабинетом. Он даже не заметил тоски Аурелии.

– Что происходит, Леандр? – наконец решился спросить его Готье как-то утром, видя, что проделки маленького Луи в очередной раз оставили деда безучастным.

Леандр устало вздохнул. Аурелия внимательно на него посмотрела: широкие плечи отца, казалось, ссутулились, а морщина между бровями стала еще глубже.

– Простите, я не хотел вас волновать… Я воспользовался поездкой в Париж, чтобы встретиться с одним знакомым из военного министерства. Гитлер твердо вознамерился аннексировать Данциг. Война не за горами.

– Не понимаю, каким образом это нас касается? – вмешалась Мари.

– Он со дня на день нападет на Польшу. Наша страна обязалась оказать военную поддержку, если такое случится. Армейские резервисты уже наготове.

– Но противники Гитлера быстро восстановят мир, по-другому и быть не может, верно? – с надеждой сказал Готье.

– Я восхищаюсь твоей верой и надеюсь, что ты окажешься прав, – серьезно ответил Леандр. – Вот только этот никудышный художник, похоже, хорошо подготовил свою армию, и поэтому я опасаюсь худшего.

Чуть позже, когда Аурелия бесцельно ходила кругами по своей комнате, она расслышала приглушенный голос сестры, которая на улице разговаривала с отцом. Выглянув в окно, она заметила, что Мари очень взволнована.

– А Доминик? – услышала Аурелия встревоженный вопрос сестры. – Если Рольф выследит нас…

– Этого можешь не бояться, – прервал ее отец. – Гитлер настроен воинственно, но он недостаточно силен, чтобы захватить нас. Ты ведь никому об этом не говорила?

– Ну, папа, за кого ты меня принимаешь? Я ничего не сказала даже Аурелии, когда она поделилась со мной своими подозрениями на твой счет, так что можешь не сомневаться во мне.

– Я не сомневаюсь, дорогая… Сестра с тобой больше об этом не заговаривала? Боюсь, мой отъезд в Париж мог ее насторожить.

– Не волнуйся, она была слишком занята тем, что… Думаю, она нашла себе подруг из местных.

– Хорошо, очень хорошо, – кивнул Леандр.

Их слова вызвали в голове Аурелии вихрь вопросов, вернув ее к тому вечеру в особняке Карлье. Значит, Мари знала, чем занимается отец? Странно, но Аурелия не почувствовала обиды. Только удивление. А кто такой Доминик? Друг Мари? Кодовое имя другого шпиона? Насколько ей было известно, среди их близких никто не носил такое имя.

Однако дальнейший ход событий заставил ее отложить эти вопросы на потом. Менее чем через две недели после этого странного разговора, когда август уже уступал место сентябрю, Гитлер захватил Польшу, и по всей стране была объявлена всеобщая мобилизация. Потрясенная видом плаката, призывающего миллионы мужчин на военную службу, Аурелия нашла себе единственное убежище – уголок у реки, ставший свидетелем ее мимолетного счастья. Антуана наверняка тоже призвали. Эта мысль только усилила ее боль. Не сводя глаз с поверхности воды, по которой ветер гнал легкие волны, она долго сидела под орешником, глядя на пейзаж, все такой же безмятежный, в то время как ее мир, казалось, вот-вот рухнет.

На следующий день Франция объявила войну Германии.