И время остановилось

19

Два месяца спустя

– Отойди от окна, Аурелия. Следует быть осторожней, эти люди могут нагрянуть в любой момент.

В тот вечер, 16 июня, Леандр нервно мерил шагами гостиную, отгороженную от мира плотными синими шторами. Двумя днями ранее победоносный вермахт под фанфары ступил на Елисейские Поля, посеяв хаос и обратив в бегство тысячи парижских семей. На самом деле люди начали уезжать еще в середине мая, после неожиданного прорыва под Седаном в Арденнах, которое положило начало разгрому французской армии. Деморализованные солдаты хлынули в южном и западном направлениях, чаще всего скитаясь без всякой цели.

По мере продвижения немцев перепуганное гражданское население устремилось в Бельгию или в города на севере Франции в поисках безопасного убежища подальше от захватчиков. Падение Парижа неминуемо должно было ухудшить ситуацию, тем более что правительство укрылось в Бордо. В ближайшие часы ожидался настоящий поток беженцев.

– Пока ничего особенного не происходит, – возразила Аурелия. – Все тихо, только ветер усилился.

Бледная, осунувшаяся от тревоги Мари поднялась с одного из обитых ситцем кресел, стоящих у камина, и подошла к Аурелии, которая, несмотря на предупреждение отца, продолжала вглядываться в темную притихшую улицу.

– А вдруг Готье вернется, папа? – произнесла она тоном, в котором одновременно сквозили и надежда, и отчаяние. – Лучше на всякий случай оставить заднюю дверь открытой, чтобы ему не пришлось ночевать на улице.

Аурелия успокаивающе обняла сестру за похудевшую талию. С момента ужасного поражения французов Мари не получала никаких известий от мужа. Жив ли он? Ранен? Оказался в плену или пробирается к своим? Молодая женщина отказывалась поверить в его смерть, но неопределенность разъедала ей душу. Аурелия прекрасно ее понимала – она сама точно так же тряслась за Антуана.

Она казалась себе смешной – столько думать о том, кто ее бросил, – но не могла бороться с собственным сердцем. Большую часть ночи она лежала без сна, представляя себе Антуана на фронте, потом бредущего от деревни к деревне или попавшего в плен. Однако запрещала себе даже думать о худшем. Это было слишком ужасно.

– Нет, все должно быть заперто, – ответил Леандр. – Некоторые города были разграблены, мы должны думать о своей безопасности. Если Готье вернется, он просто позвонит в дверь.

Мари мужественно кивнула, по-прежнему всматриваясь в ночь через щель между шторами. Скрестив руки на груди, Аурелия обернулась к отцу:

– Ты ведь собирался днем позвонить Ариэль. Что она сказала? Она приедет?

Леандр тяжело вздохнул.

– Телефонная связь очень плохая, но мне удалось кое-как до нее дозвониться. Они с Жакобом не намерены покидать Париж.

– Что? – воскликнула Аурелия. – Они ведь знают, на что способны эти грязные боши!

Послышались торопливые шаги – Жюльен, который на втором этаже читал Луи книжку, сбежал по лестнице и влетел в гостиную.

– Что случилось? – взволнованно спросил он. – Я услышал, как ты вскрикнула, Аурелия.

– Ариэль остается в Париже, – ошеломленно повторила та. – Несмотря на все грозящие им опасности.

Аурелия не забыла мерзких слов Мадлен и, хотя отец уверял ее в обратном, теперь опасалась, что они отражают мнение большинства французов. Что ждет евреев, если немцы победят?

Жюльен подошел к подруге и успокаивающе положил ей руку на плечо.

– Ладно тебе, мы же во Франции. Правительство защитит всех своих граждан, иначе быть не может. Верно, Леандр?

Лицо Леандра напряглось, но он не ответил, в отличие от Мари, которая, услышав эти слова, резко повернулась и уставилась на молодого человека.

– Правительство! – взорвалась она. – О чем ты, Жюльен, ты их видел? Сборище трусов и лжецов, вот они кто! Они твердили, что линия Мажино преградит путь немцам. И что в итоге?

Ее глаза метали молнии, словно вторя тем, что за окном вдруг прорезали антрацитовое небо, затянутое тяжелыми тучами. Вдали послышались раскаты грома. Аурелия подумала, что никогда еще сестра не была так красива, как в этот момент, раскрасневшаяся от обжигающего гнева, который слишком долго сдерживала. На секунду в комнате повисла тишина, затем Жюльен, нахмурив брови, задумчиво кивнул и снова обратился к Леандру:

– А мои родители? Полагаю, Рамбуйе тоже не избежал бомбардировок.

– И верно, мой мальчик, со всеми этими ужасными новостями я забыл тебе сказать – твои родители в порядке. Над лесом два немецких истребителя атаковали транспортный самолет, перевозивший военные грузы, но особняк не задело.

– Что ж, будем надеяться, что и дальше…

В этот момент кто-то яростно забарабанил в дверь, заставив всех вздрогнуть. Аурелия почувствовала, как пальцы сестры вцепились в ее руку.

– Может, это Готье! – прошептала Мари.

Если бы Жюльен, стоявший в дверях, не преграждал ей путь, Мари уже бросилась бы открывать дверь в безумной надежде увидеть за ней мужа.

– Погоди, – остановила ее Аурелия. – С чего ты взяла, что это он?

– Но…

– Аурелия права, – поддержал ее Леандр, – не надо торопиться. Возможно, это беженцы, а если их десятки, то мы не сможем всем им помочь.

Стук возобновился с удвоенной силой. Все четверо нерешительно переглянулись. Леандр взял кочергу, стоявшую у камина.

– Ждите меня здесь, – велел он.

– Ни за что! – запротестовала Мари. – Что ты сможешь сделать один, если они захотят ворваться силой?

Но отец уже выходил из комнаты, решительно настроенный узнать, кто так ломится в дверь. Аурелия двинулась следом, Мари и Жюльен тут же присоединились к ней. Сквозь стекло они разглядели несколько силуэтов, один из них был довольно массивным.

– Кто там? – грозно крикнул Леандр.

– Сеньор Моро! – ответил голос с сильным испанским акцентом. – Это я, сын Кабреро, испанцев из школы!

– Томас? – удивился отец Аурелии, отпирая замок.

На крыльце стоял красивый мужчина – высокий, широкоплечий, с зелеными глазами. С ним были темноволосая женщина с измученным лицом и двое детей, мальчик и девочка, не старше шести лет. Их одежда превратилась в лохмотья, от них несло потом и грязью.

– Ну и ну! – воскликнул Леандр, разглядывая их. – Хосефа не предупредила нас о вашем приезде.

– Простите, что мы так врываемся, – извинился испанец. – Мы бежали из Парижа, и моя мать еще не в курсе. До школы осталось всего два километра, но Соледад и дети совсем выбились из сил.

Аурелия не могла оторвать взгляд от этой изголодавшейся и измученной семьи. Мари же решительно шагнула вперед и пригласила их в дом:

– Заходите, вам нужно поесть и отдохнуть.

– Спасибо, мадемуазель, – пробормотала жена Томаса.

Помогая молодой женщине снять пальто, Аурелия обратила внимание на ее выступающий живот.

– Вы, наверное, совсем измотаны после стольких дней пути, – посочувствовала она.

Соледад нашла в себе силы выдавить легкую улыбку.

– Измотана, грязна и напугана, – призналась она, с трудом подбирая нужные слова. – Хосефа говорила, что вы очень хорошие люди, поэтому муж решил зайти к вам.

– И правильно сделал, – одобрил Леандр. – Переночуете здесь, а завтра я отвезу вас в школу. Кстати, вам крупно повезло: мои дочери – королевы омлета с пряными травами!

Томас забрал четыре чемодана, которые оставил у калитки, и присоединился к остальным на кухне, где Аурелия уже достала яйца и начала взбивать их для омлета, а Мари накрывала на стол.

– Вещей у вас совсем немного, – заметил Леандр, доставая хлеб.

Томас покачал головой и поскреб пальцами жесткую щетину, которой зарос его подбородок.

– Мы взяли только самое необходимое. Знали, что дорога будет очень тяжелой.

– Как давно вы в пути? – спросил Жюльен.

Соледад повернулась к нему. Ее темные глаза в обрамлении густых ресниц блестели от усталости.

– Завтра будет шесть дней. Было так страшно, что немцы войдут в Париж.

– Увы, теперь это свершившийся факт, – сообщил ей Леандр. – Французский фронт полностью развалился.

Томас мрачно кивнул.

– Я так и думал. Мы встретили на дорогах много людей и видели ужасные вещи.

Он поднял лицо к Аурелии, ставившей на стол огромный омлет. Девушка на мгновение застыла, увидел его загнанный взгляд. Его рубашка на плече была испачкана кровью, и она задумалась, откуда взялась эта кровь, ведь он вроде не был ранен.

– А французских солдат вы не встречали? – спросила Мари, наливая в две кружки молоко для детей.

Соледад кивнула.

– Некоторые пытались поддерживать видимость порядка, но большинство были совершенно потеряны. Из-за бомбежек все бежали кто куда, дрались за кусок хлеба или глоток воды. Хуже всего было в Орлеане.

Ее глаза наполнились слезами, и она замолчала, чтобы не расплакаться. Томас продолжил вместо нее:

– Весь город в огне, мосты взорвали. Мы едва успели пройти, но это нам далось нелегко. Там повсюду были… мертвые. Мы делали все возможное, чтобы Хорхе и Клаудия этого не увидели, – добавил он, указывая на детей.

Проглотив кусок омлета, он объяснил, что им удалось срезать путь через лес, а потом выйти на проселочную дорогу, где незадолго до этого нацистские самолеты расстреляли колонну штатских. Тела уже убрали, но повсюду валялись вспоротые чемоданы, обломки телег, обрывки одежды. К счастью, им попался автомобиль, переднеприводной «Ситроен», который Томас сумел завести.

– Мы проехали несколько километров, но перед Блуа кончился бензин, – сокрушенно сказала Соледад. – И дальше мы пошли пешком.

– У меня ножки болят, – захныкала маленькая Клаудия.

Видя, что их тарелки и кружки уже опустели, Мари наклонилась к детям.

– Я знаю, что уже поздно и вы наверняка хотите спать, но как насчет горячей ванны? – предложила она. – А потом вас будет ждать мягкая постелька.

Несмотря на усталость, Хорхе и Клаудия вскочили со стульев и прижались к молодой женщине. Томас благодарно улыбнулся ей.

– Спасибо, сеньора, это очень великодушно с вашей стороны.

Соледад хотела помочь, но Мари отказалась, настаивая, что той нужно отдохнуть.

– Остался еще карамельный пудинг, поешьте, а потом тоже подниметесь вымыться.

Леандр принес десерт. Аурелия машинально посмотрела на окровавленную рубашку Томаса. Перехватив ее взгляд, тот опустил голову, уткнувшись в свой бокал с вином.

– Недалеко от Орлеана нас обстреляли самолеты. Мы залегли в траву, пытаясь укрыться, а один старик встал и начал грозить им кулаком. Я попытался его образумить, но просвистела бомба и этого человека…

Ему не нужно было заканчивать фразу. Аурелия, Леандр и Жюльен поняли весь ужас пережитого им: разорванное тело старика, трава, залитая кровью.

– Чудо, что вы остались живы, – пробормотал белый как полотно Жюльен.

Гордо вскинув голову, Томас положил ладонь на округлившийся живот жены.

– Настоящее чудо – это малыш, который появится на свет через два месяца. Нет большей надежды, чем дети, ради них мы и должны бороться. Нацистам не победить.

Взволнованная силой его слов, Аурелия не смогла сдержать слезы, скатившейся по щеке. Жюльен улыбнулся ей, Леандр налил себе бокал вина и высоко поднял его, провозгласив:

– За надежду и чудеса!

В освещенной свечами кухне с задернутыми шторами эти слова прозвучали почти как обещание.

На следующее утро в городок хлынули сотни беженцев. Снова выглянуло солнце. Мари, Луи и Жюльен отправились в школу на велосипедах, а Леандр только что вернулся, отвезя Томаса с семейством в домик Пабло и Хосефы, когда на дороге показалась масса темных фигур. Раскрыв рот, Аурелия смотрела на вереницу целых семей, нагруженных всевозможными вещами: матрасами, птичьими клетками, портретами предков в золоченых рамах… Эти люди тащили с собой всю свою жизнь – кто в тачке, кто в ручной тележке. Лаяли собаки, плакали и кашляли дети. Лошади и машины встречались лишь изредка, несколько человек толкали велосипеды. Все выглядели изнуренными.

– Папа, мы должны хотя бы принести им воды! – всполошилась Аурелия. – Посмотри, они едва держатся на ногах.

– Нет, я запрещаю тебе пока выходить, – твердо возразил отец. – Если мы хоть что-то дадим одному, за ним последует сотня других, понимаешь? Я позвоню мэру, мы найдем выход.

– Не представляю, что сможет сделать Рабье, – презрительно фыркнула она. – Он сдается перед малейшей трудностью.

По правде говоря, девушка не простила мэру изгнания цирка из-за угроз Толстого Бебера. Что он за человек, если претендует на управление городом, избегая любых конфликтов? Однако, к ее величайшему удивлению, не прошло и десяти минут, как отец объявил, что Октав Рабье готов предоставить для помощи беженцам общественный зал собраний. Большинство из них не собирались здесь задерживаться, так что им вполне хватит этой возможности несколько часов передохнуть.

– Идем со мной, нужно объяснить им, как туда добраться.

Леандр и Аурелия вышли за калитку, где на них уставился десяток измученных жаждой людей. От них так несло, что девушка невольно чуть не сделала шаг назад. Ее отец сообщил им о решении мэра, что заставило их поспешно двинуться в сторону городка. Весть быстро разлетелась среди беженцев, которых на глазах становилось все больше из-за прибытия переполненного поезда. Был организован сбор молока на фермах, у пекаря запросили побольше хлеба. Не в силах сидеть сложа руки, Аурелия сопровождала отца, который благодаря своему «Бугатти» мог быстро доставлять собранные продукты. Часы на церковной колокольне как раз пробили полдень, когда они привезли последнюю партию груза, состоящую из сыра, хлеба, кофе и шоколада. Зайдя в зал, Аурелия поняла, что происходит нечто необычное. Общая суета немного поутихла, а на краю стола потрескивал радиоприемник. Почти все взгляды были прикованы к мэру, который нервно крутил ручки настройки. Обходя сидящих прямо на полу людей, которые перекусывали или отдыхали, Аурелия с отцом пробрались к столу.

– Что происходит, Октав? – спросил Леандр.

– Не знаю, – ответил мэр. – Через несколько минут будет выступать Петен.

Мужчина рядом с ними воскликнул:

– Уж кто-кто, а Маршал точно вышвырнет бошей вон!

– Святая правда! – подхватил кто-то. – Только такой герой, как он, и может нас спасти.

Аурелия перевела взгляд на отца, который озадаченно смотрел на приемник.

– Что ты об этом думаешь? – тихо спросила она.

По его глазам она поняла, что ничего хорошего он не думает. Однако он воздержался от того, чтобы поделиться с ней своими сомнениями.

– Не знаю, дорогая. Давай послушаем, что он скажет.

Прошло еще четверть часа, прежде чем из приемника наконец раздался голос: «К вам обращается маршал Петен…»

Все затихли. И Филипп Петен объявил французам, что по призыву президента республики он отныне берет на себя руководство правительством. Произнеся несколько прочувствованных слов в адрес сражающихся на фронте солдат и скитающихся по дорогам изгнанников, он дребезжащим тоном возвестил: «С тяжелым сердцем я говорю вам сегодня, что нужно прекратить сражение. Этой ночью я обратился к противнику с вопросом, готов ли он со мной, как солдат с солдатом, искать способы с честью положить конец военным действиям после стольких боев. В эти времена испытаний пусть все французы сплотятся вокруг правительства, которое я возглавляю, отбросив страх и руководствуясь только своей верой в судьбу их родины…»

Аурелия сдержала вскрик изумления. Правильно ли она поняла? Неужели Маршал и впрямь говорил о перемирии? Оглядевшись по сторонам, она увидела, что многие плачут. От облегчения или стыда – трудно было разобрать. Лишь когда мэр выключил радио, какая-то пожилая дама наконец нарушила повисшее в зале тяжелое молчание:

– Так что же… Война окончена, да?

– Да, но мы ее проиграли, – сокрушенно отозвался мужчина, по всей видимости ее муж, с выражением глубокой печали на лице.

Зал оживился так же быстро, как до этого замолк, слушая Петена. Каждый стремился вставить свое слово: одни радовались окончанию войны, полностью доверяя решениям Маршала, другие, составлявшие меньшинство, скептически высказывались о возможных последствиях. Аурелия вышла на улицу вслед за отцом и мэром. Их лица оставались замкнутыми и суровыми. Тысячи мыслей кружились у нее в голове в бешеном вихре. Образ Мадлен, громко возглашающей, что Франция должна присоединиться к Гитлеру, накладывался на слова Ариэль о том, что он делал с евреями. Перемирие на условиях, невыгодных для Франции. Что ждет их в будущем?

– Мать его! – в ярости бросил Леандр, подходя к своей машине. – Так продать нас врагу… Абсолютный позор!

– Эти ублюдки нас теперь выпотрошат по полной, – добавил мэр, все еще пребывая в шоке. – Как Петен мог так с нами поступить?

Однако спустя несколько дней это жгучее чувство пережитого предательства уступило место проблеску надежды – некий генерал де Голль выступил из Лондона в эфире BBC, призывая отвергнуть капитуляцию. Лишь несколько французских газет перепечатали текст этой речи, опубликованный наутро в The Times. Леандр зачитал его семье.

– «Что бы ни случилось, пламя французского сопротивления не должно погаснуть, и оно не погаснет. Завтра, как и сегодня, я буду говорить по радио из Лондона…» – закончил он.

Мари слушала, прикрыв рот рукой, с влажными глазами, а Аурелия вытирала катившиеся по щекам слезы. «Пламя французского сопротивления не должно погаснуть!» Значит, не все смирились с поражением! Как же приятно было это слышать, как хорошо плакать от радости после пораженческих речей Петена.

– Какой смелый человек! – пробормотал Жюльен.

Леандр взволнованно согласился:

– Отныне мы последуем за ним. Его голос – это голос свободы.