И время остановилось

20

– Вот, мадемуазель Аурелия, наденьте-ка этот фартук, а то запачкаете вишней свое красивое платье.

Девушка с улыбкой поблагодарила Марселину и надела шляпу. В этот жаркий солнечный день она поехала с отцом на ферму, поскольку он хотел поговорить с арендаторшей о Томасе. Молодой испанец собирался отправиться в Шатору на поиски работы, но было решено, что он останется вместе с семьей в Шатийоне, по крайней мере до рождения ребенка. Врач сказал, что Соледад до тех пор нельзя никуда ездить, даже на машине или на поезде. Поскольку Нестор, муж Марселины, все еще не вернулся с фронта, Леандр сообщил фермерше, что Томас и Пабло будут все лето заниматься полевыми работами.

– Добрую новость вы мне принесли, месье Моро! – обрадовалась та. – Не буду врать, я уж и не знала, как управлюсь со всем одна. Урожай-то поспеет раньше, чем наши мужчины вернутся, вот ведь незадача.

Когда они приехали, Марселина намеревалась пойти в сад собирать вишню, поэтому Аурелия предложила немного задержаться и помочь, что Леандр вполне одобрил. В приподнятом настроении они вышли из дома.

– Погодите, я велик возьму! – заявила Аннетт, устремляясь к амбару.

Леандр хлопнул в ладоши, изображая нетерпение.

– Давай, давай, скорее! Вишня сама не соберется!

Вооружившись плетеными корзинами, они двинулись к саду по дороге вдоль поля. Марселина со вкусом расписывала, какое варенье она собирается варить из собранных ягод.

– Если у вас останется немного вишни, – ответила Аурелия, глотая слюнки, – я бы взяла ее, чтобы приготовить клафути[29].

– Да вот еще! – запротестовала фермерша. – Я сама испеку вам клафути, ваш отец может заехать завтра и забрать.

Они еще не дошли до места, когда над их головами внезапно раздался гул. Все четверо дружно вскинули глаза, пытаясь определить, откуда идет звук. Гудение усилилось, и тут они увидели: эскадрилья из шести самолетов рассекала безоблачное синее небо, направляясь прямо к городу. Аннетт, таращась на них с разинутым ртом, свалилась с велосипеда.

– Боши! Ложитесь в канаву! – закричал Леандр.

Аурелия бросилась в траву, и отец прикрыл ее тело своим. Страх сдавил ей грудь, грохот стал невыносимым. Она ждала, что в любой момент услышит жуткий свист падающей бомбы, как рассказывал Томас, но адский грохот самолетов резко оборвался, и разом воцарилась тишина. Прижав ладони к ушам, Аурелия решилась поднять голову, лишь когда отец отстранился.

– Все в порядке, дорогая?

Девушка дрожала всем телом, ее сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот разорвется.

– Я… Думаю, да, – пролепетала она.

Марселина и Аннетт тоже поднялись. Напуганная девочка не совладала с мочевым пузырем и жалась к матери, которая, как могла, пыталась ее успокоить.

– Ну, ну, все уже кончилось, моя маленькая. Они что, нападают на нас? – спросила она скорее возмущенно, чем испуганно.

– Похоже, они пытаются нас запугать, – предположил Леандр.

– Город вроде не пострадал, – проговорила Аурелия, еще не до конца пришедшая в себя.

Отец покачал головой.

– Похоже, что так, иначе мы бы услышали взрывы. Заедем в мэрию по дороге домой, может, Октав знает больше.

– А мне-то что делать, месье? – спросила Марселина.

Леандр посоветовал ей возвращаться домой.

– Я приеду к вам завтра утром. Вряд ли самолеты вернутся, но на всякий случай не зажигайте света вечером, чтобы вас не засекли сверху.

Аурелия неохотно последовала за отцом. После пережитого ужаса она все бы отдала, чтобы погрузиться в ванну и успокоить нервы настойкой флердоранжа, а не отправляться к мэру.

– Спорим, Рабье убежал домой и спрятался, – ворчала она, пока Леандр выруливал на дорогу на своем «Бугатти». – Этот человек трус.

– Я знаю, что ты его не слишком жалуешь, но он совсем не так труслив, как тебе кажется.

Аурелия раздраженно махнула рукой.

– Сразу видно, что тебя здесь не было, когда он выгнал цирк в том году! Только потому, что Толстый Бебер устроил истерику.

– И не совсем на пустом месте, если я правильно понял. Его сестра была скомпрометирована, она могла оказаться беременной. Октав не мог допустить, чтобы это переросло в самосуд или чтобы другие девушки позволили вскружить себе голову.

Хотя отец и не знал о ее истории с Антуаном, Аурелия почувствовала, что краснеет.

– Почему ты вечно защищаешь Рабье? – спросила она, пытаясь скрыть свое смущение.

– Потому что он неплохой человек. Мы вместе учились в школе, он был веселым и рассудительным парнем. Хотел стать священником, но семья этому воспротивилась, так как он был старшим сыном. Его отец и дед были нотариусом и мэром, и от него ждали, что он подхватит эстафету. В итоге его тяготит жизнь, которую он не выбирал.

– Ну… Лучше бы ему позволили стать священником, – пробормотала Аурелия.

Въехав в город, они замолчали – вокруг было непривычно тихо. Пустынные улицы поражали своим спокойствием, лишь из какого-то приоткрытого окна доносилась песня Люсьен Буайе «Parlez-moi d’amour»[30].

– Похоже, не только мы перепугались, – вздохнул Леандр, когда они остановились на площади перед ратушей.

Октав Рабье с удрученным видом принял их в своем кабинете. Невысокий кругленький мужчина протянул Леандру бокал с коньяком, потом налил себе тоже. Седина в его волосах была заметна как никогда.

– Полагаю, ты слышал, как самолеты люфтваффе пролетели над городом? – осведомился отец Аурелии.

По лицу мэра пробежала короткая судорога, он сел в кресло и принялся медленно вращать спиртное в бокале.

– Еще бы! – ответил он, нервно дергая ртом. – Я был на улице, когда пролетели самолеты. Мы все укрылись у Чик-Чирика, началась настоящая паника. Двое или трое молодых ребят утверждали, что это привет от Муссолини.

– Итальянцы? Но почему? – удивилась Аурелия.

Мэр залпом проглотил коньяк и проговорил усталым хриплым голосом:

– С тех пор, как десять дней назад их проклятый засранец дуче объявил нам войну, люди видят итальяшек повсюду. Сволочные макаронники, легко встать на сторону победителя… Да, ты очень кстати явился, Леандр, я как раз собирался ехать к тебе. Новости не самые радостные.

Аурелия увидела, как отец напряженно выпрямился на стуле.

– Даже так? Радио и телефонные линии с утра выдавали одни помехи, так что я, признаюсь, совершенно не в курсе.

Сложив руки на груди, мэр испустил тяжелый вздох.

– После вчерашней бомбардировки Шатору на рассвете был объявлен открытым городом. И туда сразу же вошли немецкие танки.

– Боже правый! – выдохнула Аурелия.

Она не верила своим ушам. Не может быть!

– И это еще не все, – продолжил Рабье. – Части 3-го батальона и 21-го полка алжирских стрелков только что встали лагерем рядом с Шатийоном, на старой ферме Перренов в Ормо. По их словам, завтра там появятся немецкие войска, и они намерены дать бой.

– Они что, с ума сошли? – вскочил Леандр. – У них недостаточно сил!

У мэра поникли плечи.

– Увы, я прекрасно это знаю. Вместе с группой жителей я отправился уговаривать их уйти, но тщетно. Они желают биться до конца.

Вцепившись в подлокотники кресла, Аурелия нахмурилась.

– Я не понимаю, мне казалось, что наша армия сдалась.

– За исключением некоторых храбрых солдат, – уточнил Леандр. – Вот только это гиблое дело, мы не сможем сдерживать продвижение нацистов.

Аурелия удивленно взглянула на отца. Что на него нашло, откуда эти пораженческие речи? Разве не он еще вчера рукоплескал де Голлю, читая его воззвание? Она не успела попросить более подробных объяснений, потому что Леандр продолжил, обращаясь к мэру:

– Нужно эвакуировать город, Октав. Сражение может иметь тяжелые последствия.

Тот налил себе второй бокал коньяка.

– Слишком поздно, всех уже не предупредить. В любом случае многие семьи уже покинули город, узнав, что французские части отказываются уходить. Мы вряд ли можем что-то сделать.

Он выглядел подавленным, его бегающие глаза старались не встречаться со взглядом Леандра. Что за жалкое зрелище представлял собой этот «избранник народа»! Аурелия едва сдержалась, чтобы не бросить ему в лицо презрительное замечание. Ее отец уже поднялся, собираясь уходить.

– Ближайшие часы станут решающими, Октав, – сказал он, задержавшись в дверях. – Надеюсь, ты сумеешь принять верные решения для общего блага.

Словно придавленный гнетом слишком тяжелого для него бремени, Рабье медленно наклонил голову.

– Конечно, Леандр, конечно. Я не переживу, если город окажется в руках бошей, только не это, – добавил он, снова вздохнув, и склонил лицо над бумагами, устилавшими письменный стол.

Выйдя на улицу, Леандр предупредил дочь, что отвезет ее домой, а потом отправится за семейством Кабреро.

– У нас они будут в большей безопасности, чем в школе, – заметил он, открывая дверцу «Бугатти».

– А Марселина и Аннетт на их отдаленной ферме? – забеспокоилась Аурелия. – Может, забрать к себе и их тоже?

Положив обе руки на руль, отец на мгновение задумался.

– Что ж… Бои, наверное, не дойдут до тех мест, но ты права. Было бы неосмотрительно оставить их одних без всякой защиты. Значит, я сделаю две ходки.

Машина медленно двигалась по улочкам города, на которых не видно было жителей. А ведь обычно июньскими вечерами здесь царило оживление. Старики, пользуясь свежестью приближающейся ночи, выходили подышать воздухом, а женщины вязали или болтали, глядя, как дети гоняются друг за другом в тот час, когда округа окутывается розовым и золотым. Но в этот вечер все дышало грустью, особенно слишком тихие улицы Шатийона, в то время как лучи заходящего солнца еще воспламеняли воды Эндра.

«Затишье перед бурей», – подумала Аурелия.

На выезде из деревни, немного не доезжая до поворота к их дому, девушка бросила неуверенный взгляд на отца.

– Скажи, ты серьезно сейчас говорил насчет продвижения нацистов? Ты правда думаешь, что у нас нет ни единого шанса?

Леандр отрицательно покачал головой.

– Следует реально оценивать положение вещей, моя дорогая. Наши силы неравны, и разница огромна.

– Я была уверена, что ты поддерживаешь де Голля, – разочарованно возразила она. – А ты, оказывается, такой же пессимист, как этот старый маразматик Петен.

– Поддерживать генерала не значит закрывать глаза на очевидное. Армии и правительству не удалось остановить немцев, и теперь нет смысла ввязываться в неравные бои. Наоборот, следует проявить терпение и прибегнуть к саботажу, исподволь подтачивая их силы. Сопротивление будет организовано, Аурелия, но то, что они собираются сделать, преждевременно.

Аурелия была слишком встревожена, чтобы улыбнуться, но убежденность отца ее немного успокоила.

– И ты собираешься в нем участвовать, в этом сопротивлении? – спросила она.

Леандр остановил автомобиль у ворот дома и с нежностью посмотрел на дочь.

– Да. Это мой долг патриота, Аурелия. Так или иначе, я найду способ исполнить то, что следует.

В глазах Аурелии блеснула решимость, и она заверила:

– И я тебе в этом помогу, папа.

На следующее утро телефонная связь восстановилась, и Леандр узнал, что накануне бомбардировкам подверглись три коммуны департамента: Валансе, Исудён и Левру. Были разрушены многие дома, погибло около сотни человек. Осознав, что беда прошла всего в нескольких километрах от них, Аурелия почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Но задумываться об этом было некогда – ее отцу позвонил мэр и сообщил, что в одиннадцать часов на въезде в Шатийон со стороны Блуа появился немецкий офицер с белым флагом. Ночью пехотная дивизия генерала Зиберта разместила свою артиллерию и танки на окрестных фермах, а французы развернули орудия на улице де Пон, на переходе у железной дороги и около Ярмарочного поля. Повсюду были расставлены пулеметы. Все было готово к бою с врагом.

Хосефа, Марселина и Соледад суетились на кухне, пытаясь не сойти с ума, а Мари и Жюльен занимались с детьми, превратив гостиную в подобие классной комнаты. Аурелия, в ужасе от происходящего, не покидала кабинета отца, обосновавшись на диване, обитом кремовым бархатом, вместе с Пабло и Томасом, которые были взволнованы не меньше нее. Нацисты были верными союзниками Франко, от режима которого бежала их семья, и они опасались худшего, если немцам удастся установить полный контроль над Францией.

– Что он сказал, этот офицер? – нервно спросила Аурелия.

– Что они хотят избежать кровопролития и занять город на максимально благоприятных условиях.

– Брехня! – пробормотал Пабло. – Это скоты, убивающие невинных.

– В любом случае наши войска отказываются их пропускать, – ответил Леандр. – Ситуация рискует и затянуться, и обостриться.

Впервые за этот день Аурелия внимательно посмотрела на отца. Каким же усталым он выглядел! После бессонной ночи под его голубыми глазами набрякли тяжелые мешки, отчего он казался старше своих лет.

– Тебе нужно пойти отдохнуть, папа. Я позову тебя, если кто-то позвонит.

Слабо улыбнувшись, Леандр махнул рукой, давая понять, что в этом нет необходимости.

– Давайте лучше пообедаем, пока все тихо. А там видно будет.

За едой все смогли немного расслабиться благодаря детям, не осознававшим происходящее в полной мере, после чего началось долгое мучительное ожидание. Чтобы скоротать время, Аурелия попыталась сыграть в домино с сестрой, Жюльеном и малышами, но настроение было не то.

Леандр с остальными беседовали на кухне, когда около половины четвертого наконец-то зазвонил телефон. Аурелия вскочила и пошла вслед за отцом в зимний сад. Тот сначала отвечал собеседнику односложно, но потом его лицо внезапно побагровело, и он загромыхал:

– Твою мать! Они что, так ничего и не поняли? Угробят себя и нас за компанию!

Аурелия почувствовала, как тяжесть сдавила грудь. Пошатнувшись, она ухватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Повисла короткая пауза, после которой отец продолжил:

– Разумеется, нужно предупредить жителей, Октав. И немедленно!

Когда он повесил трубку, все уже сгрудились вокруг него.

– Ну что? – нетерпеливо спросила Мари.

Леандр с убитым выражением лица схватил графин с виски, налил себе стакан и выпил его залпом, как мэр накануне.

– Они собираются нас бомбить, – мрачно произнес он. – Полчаса назад немецкий генерал снова явился к въезду на мост с белым флагом. Как он ни объяснял, что перемирие будет вот-вот подписано, командир подразделения велел ему убираться. Немец на взводе, он предупредил, что в таком случае в пять часов пополудни начнется массированная атака.

– Dios mío![31] – вскричала Хосефа, хватая за руку мужа. – Это меньше чем через два часа.

– Что будем делать? – снова спросила Мари. – Не можем же мы просто сидеть и ждать, когда их бомбы начнут сыпаться нам на головы!

Собрав волю в кулак, Леандр твердо сказал:

– Я вижу только один выход – вам надо укрыться в подвале. Возьмите матрасы, одеяла, продукты – все необходимое, чтобы продержаться хотя бы одну ночь.

Сначала опешив, Аурелия быстро взяла себя в руки.

– Что значит «вам»? А ты с нами не пойдешь?

– Пойду, но сначала я должен помочь оповестить людей. Я вернусь до атаки, – пообещал он, берясь за шляпу. – Не теряйте времени.

На рассвете, который пришел вслед за самой тревожной ночью в их жизни, Аурелия с семьей поднялись обратно в дом. С трех или четырех часов ночи уже не было слышно никакой канонады, над полями всходило солнце, и мягкий розоватый свет пробивался сквозь ставни. Почему это спокойствие не передавалось людям? На кровати постелили матрасы, дети были уложены, и Мари уже собралась молоть кофе, как вдруг в дверь позвонили.

Была половина седьмого утра. Заподозрив неладное, Леандр отправил всех на второй этаж. В последний момент Аурелия решила спуститься, чтобы остаться с ним. Отец уже открывал дверь, так что у него не было возможности отругать ее и отправить обратно. Перед ними стоял мужчина в форме немецкого мотоциклиста.

– Месье Моро? – спросил он с жутким акцентом.

С округлившимися глазами Аурелия увидела, как отец кивнул. Солдат отдал им честь, щелкнув каблуками.

– Я прибыль по поручений мейн шеф генераль Зиберт, он просиль передать вам послания.

– Слушаю вас, – настороженно ответил Леандр.

– Мэр ваша коммуна найден мертвый рано утром, он повесился, – отчеканил немец. – Он оставиль записка, где говорит, что только вы способны занять этот пост теперь.

Леандр побледнел.

– Твою мать, только этого не хватало.

Солдат невозмутимо продолжил:

– Мои начальники хотят говорить с вами. Они ждут вас в восемь тридцать в ратуша. Auf Wiedersehen, месье и мадемуазель. До свидания.

Солдат снова щелкнул каблуками и удалился, оставив Аурелию и ее отца в полной растерянности.

Следующие часы прошли в полнейшей неразберихе. Большинство членов городского совета еще не вернулись с фронта, поэтому Леандру, назначенному мэром, пришлось взять на себя управление городом.

Он узнал, что ожесточенный бой продолжался до середины ночи. Бомбардировка оказалась не такой масштабной, как ожидалось, но осколки снарядов задели крепостную стену донжона и саму башню, а также старый церковный колокол, убили двух горожан и частично разрушили один дом. Алжирские стрелки и немецкие солдаты в конце сражения перешли в рукопашную, и город, обложенный со всех сторон, вынужден был капитулировать, несмотря на всю доблесть, проявленную его защитниками. Враг вошел в городские кварталы ранним утром 22 июня.

Как новый мэр Леандр столкнулся с необходимостью размещать немцев в пустующих домах городка, а здание на рыночной площади было превращено в лазарет. Объявление перемирия повлекло за собой беспорядки. Началась стрельба, солдаты вермахта вынудили кюре звонить во все колокола, однако их начальство, не желавшее нагнетать обстановку, категорически запретило подобные действия. Следующую неделю жители Шатийона прожили в страхе из-за череды все новых ограничительных предписаний. Был объявлен комендантский час с девяти вечера до шести утра, огнестрельное оружие подлежало конфискации. Любое неповиновение или попытка саботажа карались санкциями вплоть до смертной казни. Кроме того, победители реквизировали огромное количество зерна, сена, соломы, фуража, дров, домашней птицы и даже шоколада. В Ла-Шемольер Марселине пришлось заколоть свинью для солдат, разместившихся в соседнем доме.

– Проклятые фрицы! – пробурчала она, когда Леандр попросил ее не слишком возмущаться. – Они так всю кровь из нас выпьют.

Однако она получила девятьсот франков в качестве компенсации, а Аннетт солдаты угостили конфетами.

Аурелия больше не решалась гулять по берегу реки. Да и отец строго-настрого запретил ей это, опасаясь непристойного поведения солдат, хотя тем и был дан приказ уважительно относиться к местному населению. Сама девушка скорее боялась не сдержать гнева, столкнувшись с «серо-зелеными», как их прозвали, в том самом месте, которое служило приютом их с Антуаном любви. Сама мысль, что их сапоги будут топтать нежную траву ее тайного сада, выворачивала ей душу, и она металась, словно львица в клетке, ожидая, пока страсти улягутся. Два или три раза ей снились жуткие кошмары, в которых нацисты расстреливали Антуана на ее глазах. Однажды ночью она даже проснулась, выкрикивая его имя, так что на следующее утро отец спросил ее, кто такой Антуан.

– Я… я не знаю, – залепетала она, застигнутая врасплох.

Мари пришла ей на выручку, на ходу придумав объяснение:

– Аурелия целыми днями читает, не удивлюсь, если это герой какого-то из ее романов.

– Да, точно, – Аурелия сделала вид, что припоминает, о чем речь. – Я же недавно читала «Семью Тибо»[32], там так зовут одного из братьев. Понятия не имею, почему он мне приснился, так глупо все в голове смешалось!

Леандр скептически взглянул на нее, но не стал продолжать расспросы. Ему и без того забот хватало.

Так прошли семь долгих дней. Наконец было установлено, что по условиям перемирия департамент относится к свободной зоне, и в ночь на 30 июня немцы покинули Шатийон, оставив за собой усталых и неоднозначно настроенных по отношению к ним жителей.