И время остановилось

35

22 июня 1944 г.

– Аурелия! Антуан приехал, я его видел! – донесся снизу крик Луи.

Нахмурившись, девушка соскочила со стремянки, на которую только что взгромоздилась, сбежала по лестнице и выскочила на крыльцо. Полуденный зной сводил с ума. Аурелия изнывала от жары в блузке и брюках – она так вырядилась, чтобы не перепачкать платье, сметая пыль с люстр и буфетов. Несколько встревожившись, она задумалась, зачем явился Антуан. Хотелось верить, что не с плохими новостями! После того как Мимиля застрелили у кладбища, он больше не рисковал соваться к Леандру, прекрасно понимая, что мишенью в тот раз был он сам, а не сын Чик-Чирика. Да и отец потом настаивал, чтобы Аурелия не ходила к маки. Если уж Тардье следует за ними по пятам, нужно затаиться хотя бы на время. После высадки союзников в Нормандии двумя неделями ранее бои лишь ужесточились, а подпольщиков, которые удвоили усилия по борьбе с врагом, убивали одного за другим. Неужели ранили кого-то из ребят?

Но тревога мигом сменилась бурной радостью, как только Антуан вышел из сада. Увидев, как невеста мчится навстречу, он раскинул руки, подхватил ее, закружил, осыпая лицо поцелуями.

– Любовь моя, как же я соскучился!

– И я… – прошептала Аурелия, когда он опустил ее на землю. – Идем в дом, на улице опасно.

Приобняв ее за талию, Антуан послушно шагнул за порог. Затем захлопнул дверь и тут же прижал девушку к стене, целуя жадно, нетерпеливо. Его руки, истосковавшиеся по бархату ее кожи, уже забирались под блузку.

– Прекрати! – хихикнула Аурелия. – Луи с Аннетт увидят!

Антуан неохотно отстранился, часто дыша.

– Аннетт? – недоуменно переспросил он.

Аурелия поправила растрепавшуюся прическу и потянула жениха в гостиную.

– Дина уехала к Ариэль! – радостно объявила она. – Отправились сегодня утром – папа, Мари, Марселина и Нестор. Аннетт оставили со мной на всякий случай.

На случай, если все будет плохо. Об этом страшно было даже думать.

– Погоди, ты тут одна с детьми? – нахмурился Антуан, как будто сама мысль об этом была оскорбительна.

– Ну да. Готье на работе, остальные вернутся к ужину. Ничего с нами не случится.

– Будем надеяться! Фернан вчера на собрании сказал – в комендатуру два дня как прибыл эсэсовец. Непонятно пока зачем, но, говорят, лютый зверь, любит избивать жертв хлыстом. Не на прогулку он сюда явился, это уж точно.

Аурелия содрогнулась.

– Господи, если он охотится на подпольщиков, вам лучше сменить убежище! А собираться сейчас, зная, на что способен Тардье, – несусветная глупость…

– Не тревожься, теперь встречаемся у кюре. Чик-Чирик тоже приходил, потому я и здесь. Мы с ребятами вернули ему вещи Мимиля, но он попросил передать тебе кое-что. Я обещал, что отнесу сегодня же.

Антуан достал из кармана фотографию и протянул Аурелии. Ее голубые глаза тут же наполнились слезами. Снимок был сделан год назад в лесу, где маки разбили первый лагерь. В лихо заломленном берете Мимиля, со спутанными золотыми кудрями, она гордо возвышалась среди «банды юных храбрецов», как звали их в деревне.

– Почему он решил отдать ее мне? Я ведь не сумела спасти его сына, – с горечью прошептала девушка.

– Ты все равно ничего не смогла бы сделать, милая, ты же знаешь, – мягко возразил Антуан. – Зато ты спасла Жюльена, одолжив велосипед. Чик-Чирик это знает, для него ты настоящая героиня.

Аурелия, потрясенная, склонилась над снимком. От почтальона она слышала, что Жюльен благополучно добрался до маки на ее велосипеде.

– И все же ты очень глупо рисковал с этим снимком.

Антуан еле заметно улыбнулся в ответ – чуть виновато:

– Я не засветился, точно говорю.

– Ладно уж… На вчерашнем собрании решили устроить новую диверсию?

Антуан кивнул.

– Да, договорились порвать телефонные провода, чтобы задержать сводки с нормандского фронта. Готье раздобыл подробную схему линий. Пойдем ночью, Дани с Толстым Бебером будут сторожить.

Аурелия горестно вздохнула – одна мысль о нависшей над подпольщиками угрозе ее пугала.

– Ночь для любви, Антуан, а не для смертельного риска!

Он привлек девушку к себе, жадно припал к губам, но тут же досадливо застонал – Аурелия напомнила про детей наверху.

– Стой где стоишь, я спроважу их во двор поиграть, – заговорщически подмигнула она.

Для начала девушка заскочила к себе за шкатулкой, чтобы понадежнее спрятать в ней фото, которое принес Антуан. Застав Луи и Аннетт резвящимися на чердаке – племянник облюбовал его для игр после того, как опустела мансарда, – Аурелия отправила детей на речку освежиться. Те с радостью умчались. Довольная, она вернулась к Антуану.

– Что это у тебя? – полюбопытствовал он, кивнув на шкатулку.

– Просто коробка с памятными вещицами, – отозвалась Аурелия, пряча в нее фотографию. – Мне, кстати, нужно, чтобы ты помог ее спрятать.

Антуан удивленно приподнял бровь:

– Зачем прятать, если там одни безделушки?

Она призналась, что записи в ее дневнике могут навредить им всем, если попадут не в те руки.

– Думаю, в комнате прислуги будет надежнее всего. Придвинем к двери старый шкаф, никто и не заподозрит, что за ним есть помещение.

Антуан уже был готов согласиться, но тут Аурелия застыла, не сводя глаз с окна. Проследив ее взгляд, он похолодел: у дома притормозили два «Ситроена».

– Гестапо! – выдавил он. – Надо бежать!

Аурелия решительно покачала головой:

– Нет, я не брошу Аннетт и Лулу!

Из машин вылезли четверо – двое в жандармской форме. Шляпы скрывали лица, но Аурелия готова была поклясться, что среди них Шарль Тардье.

– Беги к реке, Антуан, и передай детям, чтоб не возвращались, пока я за ними не приду!

– С ума сошла? Я не оставлю тебя одну!

Она торопливо поцеловала его и оттолкнула:

– Живо, они уже тут!

Скорбно поджав губы, Антуан нехотя подчинился и выскользнул через кухню во двор – в тот самый миг, когда в прихожей раздался трезвон. Аурелия глубоко вздохнула, призывая на помощь все свое самообладание, опустила шкатулку на стол и пошла открывать. Ожидаемо на пороге возник Тардье и с ходу требовательно спросил:

– Где он?

– Кто? – Аурелия невинно, как ей казалось, захлопала ресницами. – Мой отец?

Грубо оттолкнув ее, Шарль вломился в дом. Следом просочился его напарник, тоже в нацистской форме, и два жандарма.

– Обыскать все! – скомандовал Тардье.

Один из жандармов, в котором Аурелия признала бригадира Марселя Леграна, запротестовал:

– Нам отдавали другой приказ, парень!

Тардье сверкнул на него глазами:

– Делайте свое дело, а я буду делать свое! И не смейте звать меня «парнем», если дорожите должностью.

– Позвольте узнать, в чем меня обвиняют? – поинтересовалась Аурелия. Она уже кляла себя за то, что не сбежала с Антуаном.

Кровь стучала в висках, пока Тардье, как у себя дома, врывался во все комнаты по очереди. Легран сочувственно покосился на девушку.

– Вас велено доставить в комендатуру. На допрос, – сообщил он.

Аурелия сглотнула. А вот это уже совсем скверно. Прошло пять долгих минут, прежде чем Тардье и его напарник спустились с верхнего этажа. Шарль был вне себя от ярости. Подскочив к Аурелии, он выкрутил ей руку.

– Рассказывай, где отсиживается твой Антуан? – прорычал он так свирепо, что девушка невольно втянула голову в плечи, ожидая пощечины.

– Тардье! – рявкнул бригадир. – Напомню: оберштурмбаннфюрер Карлингер велел не причинять мадемуазель Моро никакого вреда.

Услышав эту фамилию, ту самую, которую носил злой рок Мари, Аурелия почувствовала, как кровь отливает от лица. Вряд ли простое совпадение… Шарль, должно быть, заметил ее страх – злорадно ухмыляясь, он склонился к самому ее носу:

– Что, уже не так хорохоришься?

Второй жандарм вмешался, напомнив, что двор они еще не осмотрели.

– И то верно, этот комми небось где-то там спрятался. За мной! – скомандовал Тардье остальным. – А ты, Легран, уведи эту шлюху.

Трое молодчиков умчались во двор, а Аурелия, ошарашенная, уставилась на бригадира. Тот виновато улыбнулся.

– Фернан не успел вас предупредить, – торопливо зашептал он, – но вас сдали. Сам он подастся к маки, иначе ему конец.

Аурелия оторопело забормотала:

– То есть… Как же… Кто?..

– Я-то за вас, только молчите и идемте скорее, пока они не вернулись. Придется надеть наручники, такой порядок. Простите меня. Держитесь.

Через несколько минут Аурелию уже везли в комендатуру на заднем сиденье гестаповского «Ситроена». Жандармы отстали, девушка осталась наедине с Тардье. Вся дорога заняла с четверть часа. В замке, где обосновалось военное командование, Шарль провел пленницу в кабинет. Аурелия с первого взгляда узнала поднявшегося им навстречу офицера. Высокий, широкоплечий, с квадратным подбородком, словно вырезанным садовым ножом: точь-в-точь мужчина, что обнимал Мари на фото двенадцатилетней давности.

– Мадемуазель Моро! – поприветствовал он ее на безупречном французском. – Вы так похожи на свою сестру.

Пока Тардье усаживал девушку на стул, она, притворно округлив глаза, уставилась на Рольфа Карлингера.

– Вы знакомы с Мари? Забавно, а мне казалось, мы с вами никогда не встречались.

Карлингер понимающе усмехнулся, покосившись на Шарля.

– Что ж, вы были правы: она доставит нам немало хлопот.

Аурелия и сама не знала, как продержалась следующий час. Карлингер бесконечно повторял одни и те же вопросы. Где Мари? Где прячется Антуан? Давно ли действует подполье? Многих ли евреев они укрыли? Сколько оружия было сброшено? Девушка стискивала зубы, глотая слезы от все более хлестких пощечин, и упрямо твердила, что понятия не имеет, о чем речь. Затем, видимо решив сбить ее с толку, немец вдруг смягчился и снял с нее наручники.

– Ну полно, Аурелия… Можно вас так называть? Наше знакомство началось не лучшим образом, верно? Возможно, вы станете сговорчивее, если вам будет комфортнее. Агент Тардье принесет воды.

Аурелия не купилась. Она видела, что Карлингер пытается втереться в доверие. Подыграть ему? Со свободными руками она чувствовала себя раскованнее. Сбежать? Напасть? Нужно лишь улучить момент. Но когда? Как вырваться из комендатуры, кишащей солдатней и офицерами?

– Вы напряжены, – заметил немец, когда за Шарлем закрылась дверь. – Напрасно. Скажу по секрету: мне плевать, где отсиживается ваш комми. Войну мы уже проиграли, это вопрос нескольких недель.

– Тогда чего вы хотите? – с ненавистью процедила Аурелия.

Ответ представлялся ей очевидным, но нужно было потянуть время, собраться с мыслями.

– Вы отлично знаете, чего я хочу, фройляйн, – Карлингер приподнял ее подбородок, вынуждая смотреть в глаза. – Верните мне дочь, Доминик. Скажите, где она, и я вас отпущу.

– Понятия не имею, о ком вы.

Раздосадованный упрямством пленницы, эсэсовец сжал кулаки. Опять будет бить? Разумеется. На краю стола Аурелия заметила тот самый хлыст, о котором говорил Фернан. Когда эсэсовец просто покачал головой и вернулся в кресло, она выдохнула.

– Значит, будем играть в молчанку, детка? Что ж, изволь, – он выхватил из папки листок. – Здесь полный список тех, кого я могу арестовать, если захочу. Зачитать? Тут все: твоя семейка, бакалейщик Раймон Пигуа, жандарм Фернан Бланшар, кюре Бернар Брюно, почтальон Даниэль Шарбонье и многие другие. Один из ваших раскололся, стоило Тардье задать пару вопросов. Советую последовать его примеру, не то прикажу всех перестрелять.

Кто? Кто их выдал? Мать Шарля? Надо срочно предупредить отца! Тардье принес воды, и допрос продолжился. Аурелия держалась изо всех сил, но усталость брала свое.

– Да отвяжитесь вы! – закричала она. – Я ничего не знаю!

Карлингер хранил ледяное спокойствие, зато Тардье взбеленился. Кинулся на девушку, со всей силы заехал кулаком в лицо.

– Говори, шлюха!

От удара ее прическа растрепалась, выбившиеся пряди прилипли ко лбу, на котором набухала ссадина от массивного перстня.

– Поганый нацистский ублюдок! – в ярости выплюнула Аурелия. – Ты позор своей семьи!

Тардье зловеще осклабился.

– Кстати, о семье: твой племянник, говорят, прелестный малыш. Глядишь, он будет посговорчивее…

Карлингер одобрительно кивнул. Сволочи! Неужели они тронут Лулу?!

– Раз наша гостья не настроена на дружеский лад, верните-ка ей браслеты, – велел полковник Шарлю, беря в руки хлыст.

Аурелия поняла: выбора нет. Ей не уйти живой, но если ее жертва спасет двух невинных – что ж, пускай. Луи. И Доминик. Вдруг перед ее мысленным взором предстала четкая картина, что нужно сделать. Резко вскочив, девушка схватила мраморное пресс-папье. На удивление хладнокровно, без тени дрожи швырнула его в голову Карлингера. Тот шарахнулся, но тяжелый предмет все же чиркнул по его виску.

– Держите ее! – взревел эсэсовец.

Аурелия, захваченная порывом, не заметила, как Шарль Тардье выхватил пистолет и прицелился. Карлингер заорал:

– Nein![60]

Но девушка не успела осознать почему. Чудовищная боль пронзила живот.

Она рухнула без звука, в лужу собственной крови. Холодно, как же холодно для июня… Но на губах Аурелии играла улыбка – мягкий свет окутал ее, и лица склонившихся над ней затмило лицо Антуана – такое, как в миг их первого поцелуя у реки. Теперь все будет хорошо. Веки опустились, из груди вырвался последний вздох. Аурелия уносилась прочь – в глубины безмятежного мира, где нет зла.

Луи, сидевший на берегу сонного Эндра, вытянул шею, вглядываясь в тропинку, что вела к дому. Антуан два часа как ушел, пообещав, что за ними явится Аурелия. Но вот уже минуло шесть вечера, а ее все нет.

– И что делать будем? – вздохнула Ненетт, потягиваясь. – Не ночевать же здесь!

Мальчик поднялся, отряхивая приставшую к ногам землю.

– Ты права, твои родители и моя мама скоро вернутся. Да и купаться надоело уже. Пошли!

Они оделись и, карабкаясь по склону, поскакали через поле. Вдруг Аннетт застыла как вкопанная и ахнула. Она стиснула ладонь Луи, тот побелел. К ним решительным шагом приближался нацистский офицер – грудь в наградах, на голове черная фуражка с орлом и «мертвой головой». Он, наверное, только что вошел через садовую калитку. Перепуганные дети поняли: бежать некуда. Луи встал перед подружкой, загораживая ее. Немец остановился, пристально глянул на мальчика и ободряюще улыбнулся.

– Здравствуй, Луи, – поприветствовал он, словно старого знакомца. – Так вот ты какой, сынок Мари.

Луи едва не ляпнул: «Откуда вы меня знаете?», но прикусил язык. От незнакомца веяло чем-то зловещим.

– Мамы нет, – ответил он. – Уехала за покупками в Шатору.

Эту легенду придумали, чтобы объяснить, куда подевались разом Леандр, Мари и работники.

– Что ж, подождем вместе, – решил немец.

– Да они, наверное, нескоро вернутся.

Офицер лучезарно улыбнулся:

– Ничего, будет время познакомиться. Меня зовут Рольф Карлингер. А это кто с тобой? – он указал на Аннетт, которая пряталась за спиной друга.

Потупив взор, девочка пролепетала:

– Аннетт меня зовут, месье.

– И сколько тебе лет?

– Двенадцать.

Карлингер какое-то время молча разглядывал девочку, явно взволнованный. Протянул руку, тронул ее светлые волосы и приказал:

– Посмотри на меня, Аннетт. Я не причиню тебе вреда.

Под ошарашенным взглядом Луи офицер стащил фуражку – на голове у него оказалась повязка – и бросил ее в траву. Затем опустился на колени, вровень с лицом перепуганной Ненетт.

– Так это ты, – прошептал он, вглядываясь в ее глаза, так похожие на его собственные. – Боже правый, моя маленькая красавица! Доминик, доченька моя…

– А ну убери от нее руки, Карлингер!

Хлесткий окрик Леандра заставил их обернуться. Луи с облегчением выдохнул, завидев деда в нескольких шагах от них. Мигом стряхнув оцепенение, дети метнулись прочь от немца, за спину Леандра. Карлингер машинально дернулся к кобуре, но, поразмыслив, оставил пистолет на месте – ведь Леандр безоружен, незачем рисковать, целясь в дочь. Мужчины смерили друг друга ненавидящими взглядами.

– Значит, все-таки выследил нас, – процедил Леандр с мрачным видом. – Это ведь ты подбросил фото под дверь моей парижской квартиры?

– Разумеется, – осклабился Карлингер. – Хотел напомнить о себе. Когда узнал, что ты здесь окопался, сразу понял: не утерпишь, начнешь поддерживать Сопротивление. Приказать этому гестаписту[61] следить за вами – раз плюнуть. А его отчет дал мне предлог сюда явиться.

Луи заметил, как дед судорожно сглотнул.

– Следовало догадаться, что ты не отвяжешься. Да только поздно, Рольф. Девочка перестала быть твоей в тот момент, когда вы с женой своими грязными махинациями предали Мари!

– Махинациями?! – расхохотался тот. – Ты хоть представляешь, каково было Илзе после стольких выкидышей? Каково ей пришлось в тот вечер, когда вы нас связали и сбежали с малышкой? Она рехнулась, пришлось отправить ее в лечебницу!

Леандр брезгливо скривился и покачал головой.

– Доминик – дочь Мари, а не твоей жены, Рольф. Вы оба ослепли от безумия. Взгляни на нее – красивая, здоровая девочка. Я горжусь, что защитил ее и отдал людям, которые хотели одного – любить ее такой, какая она есть, а не укреплять с ее помощью свой статус.

Ошеломленный услышанным, Луи покосился на Аннетт: та застыла как громом пораженная. Карлингер, стиснув зубы, буравил Леандра испепеляющим взглядом.

– Где Аурелия? – вдруг спросил тот.

В глазах эсэсовца полыхнул злорадный огонь.

– Ах да, ты же не знаешь, раз только приехал. Бедная твоя дочь! Какой бы солдат из нее вышел! Увы, женское сердце ее и сгубило. Этот кретин Тардье не совладал с нервами и пристрелил ее.

Ледяным, бесстрастным тоном он описал гибель Аурелии. «Пусть это будет неправда!» – взмолился про себя Луи, из последних сил сдерживая слезы. Дед на глазах бледнел, покуда немец живописал подробности.

– Мразь, ты за это ответишь!

Дети в ужасе обернулись – из-за угла дома появилась Мари, держа Карлингера на мушке ружья. Леандр решительно задвинул внуков себе за спину. Лоб немца покрылся испариной, и он недоверчиво рассмеялся.

– Боже, Мари, до чего же ты хороша, когда злишься! А ведь была сама кротость…

– Заткнись! – крикнула она, грозно шагнув вперед. – Ты изгадил нам жизнь, убил мою сестру! Как ты посмел, ублюдок? Ты заслужил смерть!

– Да будет тебе, не станешь же ты стрелять в отца твоей…

Ему не было суждено договорить. Тишину разорвал грохот выстрела, и пуля попала Карлингеру прямо в сердце. Эсэсовец рухнул замертво.

Выронив ружье, Мари в ужасе воззрилась на свои трясущиеся руки, потом – на безжизненное тело в траве.

– Нет, нет… – простонала она, без сил опускаясь на колени.

И вдруг закричала, душераздирающе, надрывно. Выкрикнула имя сестры. Леандр, шатаясь от горя, бросился к ней, сжал в объятиях. А Луи с Аннетт, судорожно всхлипывая, вцепились друг в друга, боясь разжать руки.