На следующее утро, припарковавшись у муниципального бассейна, я заметила, как Тим потирает заспанные глаза и зевает во весь рот.
– Ты плохо спал, котенок? – спросила я, выключая двигатель.
– Деда храпит, – проворчал Тим. – Очень громко. Очень-очень громко.
– Может, ты перепутал и это была гроза?
Сын, схватив свой рюкзачок с акулами, бросил на меня сердитый взгляд.
– Гром не храпит, мама, он гремит. Когда мне вернут мою кровать? А еще, – добавил он, открывая дверь бассейна, – вчера меня отругала учительница, потому что я чуть не заснул на уроке истории.
Чувство вины тут же накрыло меня с головой. Я и не замечала, что он так замучился!
– Бедняжка, прости меня. Мы что-нибудь придумаем, и уже сегодня ты будешь спать в своей постели.
Я представления не имела, что сделаю, но непременно должна была найти какой-то выход.
В пропахшем хлоркой вестибюле Тим сосредоточенно уставился в застекленный проем.
– Она, наверное, новенькая, я ее не знаю, – заявил он, нахмурившись.
Я посмотрела туда, куда он указывал. Девочка в красном платье на бретельках шагала, приволакивая ноги, а с ней шел… Ох. Хозяин книжного.
– Почему ты морщишься? – спросил Тим, когда дверь открылась, пропуская новых посетителей.
– Я не морщусь, с чего ты взял?
Не сомневаюсь, Руди узнал меня сразу, как только вошел в вестибюль. Это несложно – всякий раз, когда мы встречаемся, я выгляжу как пугало.
– О, здравствуйте! – кивнул он, подходя к нам. – Не ожидал вас здесь увидеть.
Странно, но мое присутствие его как будто успокоило. Во всяком случае, насмешливая улыбочка явно осталась в книжном магазине.
– Я привела сына на занятие по плаванию. А вы с дочерью, да?
Он кивнул и приобнял за плечи, будто защищая, светловолосую курносую девочку с личиком, усеянным веснушками, как поцелуями фей.
– Да, Милли сегодня в первый раз, – объяснил он. – Тренер предложил оценить ее возможности перед записью на следующий учебный год, но у нее диспраксия и она никого здесь не знает, поэтому немножко волнуется.
– Папа! – воскликнула Милли, глядя на него с упреком. – Совсем необязательно все рассказывать.
Тим принялся с любопытством ее разглядывать, словно пытался высмотреть на ее лице следы ужасной болезни.
– А что такое дискрапсия? – поинтересовался он.
– Дис-прак-сия, – поправила его девочка, закатив глаза. – Я не могу сама завязывать шнурки или там кататься на велосипеде. Вырезать тоже не могу, и почерк у меня плохой. Про плавание даже не спрашивай.
Ее взрослость меня тронула, и мне захотелось ее приобнять. Но, не слишком хорошо зная ее отца, я решила воздержаться.
– Сколько тебе лет? – продолжал допрашивать Тим.
– Скоро девять. Но в школе Маэли и Ленни говорят, что я как большой младенец. Сам понимаешь, какая там атмосферка.
– Да тьфу на них, несут что попало. Идем, я покажу тебе раздевалки… Хочешь клубничную карамельку? Мне деда купил. Пока, мам! – добавил он, помахав мне рукой.
Мы с Руди смотрели, как они шли к кабинкам. Для меня стало приятным сюрпризом, что Тим взял Милли под свое крыло, не дожидаясь, пока я попрошу. Я рассчитывала, что сумею привить ему безусловное уважение к девочкам, – и, кажется, мне удалось!
– Ну что ж, думаю, Милли в надежных руках, – довольно улыбнулся Руди.
– Да-да, не тревожьтесь. Тим иногда слишком болтлив, но они подружатся, я уверена.
Он открыл дверь вестибюля, пропуская меня вперед, и я нацепила на нос солнечные очки, прежде чем задать вопрос:
– Значит, вы уже нашли того, кто будет помогать вам в магазине? Вряд ли вы закрываетесь в субботу утром…
Он покачал головой.
– Нет, сегодня меня выручила мама, я просто должен был проводить Милли. А вас все-таки заинтересовало мое предложение?
Насмешливая улыбочка вернулась. Я так и знала!
– Боюсь вас разочаровать, но нет. Впрочем, я, кажется, кое-кого знаю…
Я остановилась, осознав, что поспешила. Мама ясно дала понять, что пока не готова к общению с клиентами. Ставить ее перед свершившимся фактом было бы неконструктивно – ни по отношению к ней, ни по отношению к Руди.
– Итак? – подбодрил меня он, когда я остановилась у своей машины.
– Нет, забудьте, я поторопилась. Я думала о своей маме – у нее были трудные времена, и она ищет новую работу. Но, кажется, она пока не готова для такой должности.
Руди явно неверно меня понял, потому что бросился уточнять:
– Нет, ей не нужно приходить ни свет ни заря, если вас это беспокоит. Доставкой газет я буду заниматься сам. Она уже работала в торговле?
– Никогда, она была учительницей музыки. Ничего общего, конечно.
Он кивнул, и я поняла, что у него в голове крутится масса вопросов, которые он не решается задать.
– Ну, если ваша мама захочет со мной встретиться, пусть не стесняется. Магазин работает ежедневно, кроме воскресенья.
Вот черт, эти карие глаза буквально меня умоляли! Я дрогнула и ответила:
– Не могу ничего обещать, но передам ей ваше предложение.
– Отлично! Ладно, мне пора бежать, надо забрать машину от дома, а потом – за прилавок.
– Вы пришли пешком?
Да, идиотка несчастная, именно это он тебе и сказал. Разве что у него есть личный джет.
– Да, я снимаю квартиру за каналом, прямо у городского парка. Тут недалеко, минут пять пешком.
Действительно, совсем близко, и прогуляться приятно, если пройти через маленький парк, потом перейти реку у бывшего кожевенного завода и подняться по улице де Пон. Нет смысла предлагать его подвезти.
– Хорошо, я сообщу вам, если мама решится.
Он попрощался, и, прежде чем пойти в «Чик-Чирик», где Полин ждала меня за кофе, я ответила на папину СМС: он беспокоился, что там с Лулу и мамой. Его забота меня тронула. Я, конечно, давно выросла и перестала верить, что родители в один прекрасный день снова будут вместе, но всегда была признательна им за то, что они не позволили ненависти омрачить их отношения. Жизнь сыграла с нашей семьей не одну злую шутку, но мама и папа хотя бы уважают друг друга – в отличие от многих пар, рвущих друг другу глотки из-за ложной гордости, пренебрегая благополучием своих детей. Каким отцом стал бы Бастьен, останься он в живых? Ладили бы мы или превратились в пару, которая вечно собачится? Глупо изводить себя этими вопросами – ответов нет и не будет. Важно только настоящее. Поэтому я поспешила успокоить папу. Напряжение между мамой и Лулу исчезло после их разговора на башне, и я подумала, что сейчас, увы, не самое подходящее время снова расспрашивать деда об истории со шкатулкой.
Минут через десять мы с Полин потягивали кофе на террасе, наблюдая за чередой старичков, семенящих по тротуару и заглядывающих то к бакалейщику за пачкой сахара, про которую совсем забыли, когда делали покупки, то к булочнику за утренним круассаном или за «буханочкой» на выходные. Они приветствовали друг друга, болтали, обменивались новостями о внуках, жаловались на здоровье.
– Может, и мы такими будем в их возрасте, – засмеялась Полин. – Но давай о важном. Мехди ничего особенного тебе не сказал вчера?
Я на секунду задумалась, припоминая нашу короткую беседу.
– Нет, ничего такого. Он устал, но это, скорее всего, из-за работы, любовница тут ни при чем. Он тебя любит, не сомневаюсь.
– Но пока он по-прежнему бегает, как от чумы, от любого разговора, если в нем всплывает слово «ребенок». Бесит, – поморщилась она, подперев голову рукой.
– Да, понимаю… А если ты перестанешь поднимать эту тему… ну, скажем, на неделю? Может, ему кажется, что ты на него давишь? Ну, ты же знаешь мужчин. И это объясняет, почему он так часто встречается с приятелями.
Полин с озадаченным видом поставила чашку.
– Ох… Думаешь, я превратилась в какую-то горгону?
Я засмеялась, представив ее со змеями вместо волос.
– Нет, конечно! Хотя, если подумать, это было бы удобно – превращать взглядом в камень всех надоедливых посетителей аптеки…
Она замахнулась на меня салфеткой, а потом наклонилась поближе с заговорщическим видом.
– Кстати, об аптеке… Кажется, кто-то попросил средство от запоров в присутствии очаровательного хозяина книжного магазина? Мне начальница рассказала. Хотела бы я видеть твою физиономию!
Я закатила глаза.
– А я хотела бы, чтобы мне перестали напоминать об этом неловком моменте! Но, думаю, уже весь город в курсе… Кстати, я встретила его в бассейне, когда отводила Тима. У него прелестная дочка.
Полин допила кофе и одарила меня своей самой лучезарной улыбкой.
– Да нам не важна его дочка, дорогая! Нас интересует он сам. Он уж точно не стал бы спать на диванчике в гостиной – с такой-то мужественной челюстью и такими глазищами! Ну я-то при мужике, хотя, может, и ненадолго, а вот ты…
– А я, если и не говорю о кишечных проблемах, появляюсь перед ним одетая как нимфетка-переросток, – пожаловалась я, указывая на свою розовую майку с крупными маргаритками, надетую на бегу. – Конечно, он довольно симпатичный, это только слепой не заметит, но ты упускаешь одну маленькую деталь: он занят.
– А-а. Да, неувязочка, – согласилась она.
– Именно. И, наверное, очень любит жену, раз вернулся сюда по ее настоянию, как он объяснял моему деду.
Полин изобразила ужас.
– У нее, наверное, тоже змеи вместо волос… Ладно, мне пора на работу, увидимся позже. И, ради Бога, переодень ты эту майку и хоть глаза подкрась, что ли, даже если красавчик уже занят!
Перед уходом я обсудила с Чик-Чириком последние детали праздника: мы решили отметить день рождения Тима в кафе, на следующий день после финала чемпионата мира по футболу. Устроим отличную вечеринку – пусть приглашает кого хочет. По такому случаю Чик-Чирик приготовит чизбургеры и закажет огромный торт в кондитерской.
– А еще я подготовлю музыкальную викторину, – с воодушевлением сообщил он. – Мой шурин согласился одолжить аппаратуру. Твоя мама тоже будет?
– Разумеется! А еще Полин с Мехди, и Аннетт обещала, и Маэль, лучший друг Тима, придет с родителями. Папы не будет, они с супругой едут на неделю в Венецию, но с ними мы отпразднуем в августе.
– Договорились, – кивнул Чик-Чирик. – Оставлю за вами дальний зал.
Я тепло его поблагодарила. Благодаря ему Тим надолго запомнит свой десятый день рождения!
Три следующих дня пролетели с бешеной скоростью. Мы обновили мамин гардероб, и к тому же теперь она щеголяла с короткой стрижкой а-ля Шэрон Стоун и элегантными серебристыми прядями, а воскресенье мы посвятили прогулке по ренессансному замку Валансе. Тиму там очень понравилось. Чтобы его больше не беспокоил храп Лулу, я уложила его у себя в кабинете, перетащив туда матрас, – ведь Тим как истинный джентльмен все же настоял на том, чтобы уступить свою кровать бабушке.
И сегодня, в среду, моя дневная программа ничем не отличалась от двух предшествующих дней: я работала. Аннетт собиралась заглянуть к нам вечером на аперитив. Я очень надеялась улучить момент и поговорить с ней об Аурелии – спросить, помнит ли она ее.
Оторвавшись от экрана компьютера, я встала и выглянула в приоткрытое окно кабинета. Мама решила погреться на солнце и устроилась с книгой напротив зеленых пастбищ, простиравшихся до самого леса. Немного ближе Тим и дед возились в саду. Лулу в синем фартуке расхаживал между грядками, а мой сын весело скакал вокруг. Прислушавшись, я различила, как дед добродушно ворчит:
– Да не топчись ты там, негодник! Подавишь петрушку.
Тим немедленно встал на цыпочки и стал осторожно пробираться между грядками. Лулу вручил ему цинковую лейку.
– Только лей потихоньку, деточка, – наставлял он внука. – Как птичка писает, не больше, а то затопишь. Дедуля дело говорит.
Я улыбнулась, почти жалея, что не снимаю эту сцену. Можно было бы потом смотреть, чтобы поднять настроение.
Я уже собралась вернуться к переводу, когда покой этого чудесного дня внезапно нарушил пронзительный крик.
– Не трогай меня!
Узнав мамин голос, я кинулась вон из комнаты, схватив на бегу нож для хлеба. Мысль, что телефон был бы полезнее, все же промелькнула у меня в голове, но я уже нарисовала в воображении тысячу возможных сценариев, поэтому действовала инстинктивно и не раздумывая помчалась вниз, а потом во весь дух припустила по двору. Сзади пыхтел перепуганный Лулу, следом бежал Тим.
– Черт вас дери… – сдавленно ругался дед.
– Мама! – воскликнула я, увидев, как она, смертельно бледная, прижимает руки к груди.
Я остановилась, задыхаясь, и обнаружила причину ее ужаса – высокого мужчину с морщинистым лицом и длинными седеющими волосами. Он стоял перед мамой, держа за повод красивую серую лошадь. Это был Оливье, отец Полин. Милейший человек, но его великанская стать производила внушительное впечатление, и мама с ужасом смотрела на него.
– Оливье! – кивнула я, становясь между ними. – Что случилось?
– Здравствуй, Лиза, – пролепетал он, ошеломленный тем, какой переполох вызвал. – Я искал Полин, хотел показать нашу новую лошадь, но она вырвалась. Не хотел вас напугать, – извинился он, переведя взгляд на маму.
Полностью придя в себя, я бросила нож на шезлонг и повернулась к маме, чтобы объяснить, кто такой Оливье.
– Простите… – забормотала она, смущенно сцепив руки. – Я уснула и… не знаю… когда я открыла глаза и увидела вас так близко, я подумала, что…
Оливье прервал ее, замотав головой:
– Нет, это я виноват. Надо было сообразить, что Гайя опять улизнет. И хоть предупредить вас, что приду, а не сваливаться как снег на голову.
Мама выдавила робкую улыбку, потом подошла к кобыле и погладила ее морду.
– Какая ты красивая, Гайя, – прошептала она ей.
– Смотрю, вы любите лошадей, – заметил Оливье.
Лулу не упустил случая – во второй раз за неделю – рассказать про былые мамины подвиги на скачках. Оливье выразил восхищение и добавил:
– Будете рядом со школой верховой езды – с удовольствием все вам покажу, чтобы загладить свою оплошность. Среди наших питомцев есть великолепные экземпляры.
Мне мерещится – или между отцом Полин и мамой проскочила искра? Не то чтобы я была против, просто неожиданно. После развода – а Полин тогда было четыре года – Оливье посвящал жизнь только лошадям и дочери, которую вырастил практически один, поскольку у его бывшей жены материнский инстинкт был явно недоразвит.
– Спасибо, это очень любезно, – ответила мама.
Еще и краснеет!
Оливье снова рассыпался в извинениях за беспокойство и покинул нас, чтобы отвести Гайю обратно. Как только он исчез из вида, мама судорожно вздохнула.
– Вам наверняка за меня ужасно стыдно, – расстроенно проговорила она.
– Ни капельки! – уверил ее Тим и полез к ней обниматься. – Это маме должно быть стыдно – махала тут ножом, как будто хотела разрезать Оливье пополам, а он ведь в три раза крупнее ее.
Что ж, его замечание хотя бы разрядило обстановку.
– Ба, ты идешь? – не унимался Тим. – Ты обещала показать мне ту штуку, которая крутит пластинки. А скоро полдник! Деда принес куриный паштет, сделаем бутерброды.
Пока Тим с мамой поднимались к дому, дружно хохоча, растроганный Лулу повернулся ко мне:
– Знаешь, так звучит счастье.