И время остановилось

14

Я надеялась этой ночью добрать часы сна, потерянные в предыдущую, но не тут-то было. Пока весь дом мирно посапывал, мой мозг, похоже, твердо вознамерился детально разобраться с событиями минувшего дня. Мамины планы обнадеживали меня на счет ее душевного состояния, но я понятия не имела, что думать о существовании в нашей семье Аурелии.

Меня это так грызло, что я едва не вылезла из постели, чтобы продолжить чтение ее дневника. Меня останавливало лишь присутствие Лулу в соседней комнате: не дай Бог он встанет по нужде и застукает меня с дневником в руках.

А пока я продолжала ломать голову над тем, почему имя Аурелии оказалось вычеркнуто из семейной истории. Сколько я ни рылась в памяти, в ней не всплывало ни единого намека. Мне даже пришла мысль, что, возможно, ее сердце, разбитое отъездом Антуана, не выдержало и она совершила роковой поступок, бросившись в реку. После чего Мари, сама не своя от горя, отдалась немецкому солдату… Нет, не сходится – Аурелия и дальше вела дневник. Неподвижно лежа в тишине, я позволила своим мыслям беспорядочно блуждать, пока ближе к двум ночи меня наконец не одолел сон.

Излишне говорить, что утреннее пробуждение было тяжелым. Я отвезла Тима в школу и, вернувшись домой, присела рядом с дедушкой, в одиночестве поглощавшим свой завтрак на свежем воздухе.

– Мама еще не вставала?

– Нет, похоже, она намерена проспать до обеда.

Вот незадача. Я-то собиралась прямо с утра обсудить щекотливую тему шкатулки и надеялась, что мама будет рядом, поддерживая меня в этот роковой момент.

Я беспокойно заерзала на стуле, а дедушка продолжил:

– Ей нужно хорошенько отдохнуть после вчерашнего вечера, она отвыкла от такого.

Он был прав, конечно. Пусть я и не представляла в полной мере, через что прошла мама, нетрудно было предположить, что переезд из места, где она жила в изоляции и страхе, в мой дом, где царило веселье и все время толпился народ, мог несколько выбить ее из колеи.

– Да, для нее это серьезная перемена. В любом случае то, что она хочет снова выйти на работу, – хороший знак.

– Согласен, но нам стоит быть начеку. В ближайшие дни ее настроение может резко перемениться.

– То есть?

Он поставил свою кружку и прокашлялся.

– Ну, я тут кое-что почитал о семейном насилии. В один день женщина готова горы свернуть, а на следующий чувствует себя совершенно подавленной. Так работают механизмы восстановления.

– Ясно, в конечном счете это похоже на траур. То есть совсем другое, конечно, но я прошла через такие перепады после… после смерти Бастьена.

После моих слов повисла короткая пауза.

– Я не хотел бередить тяжелые воспоминания, – извинился дедушка.

– Ничего, все в порядке.

Имя Бастьена, когда я произносила его вслух, все еще звучало для меня немного странно, но я больше не чувствовала той невыносимой боли, что разрывала мне сердце при мысли о нем в первые два года после потери. Пусть Бастьен оставил неизгладимый след в моей душе, – можно ли до конца оправиться от смерти своей первой любви? – я больше не могла предаваться той же печали, вспоминая путь, проделанный рука об руку с Тимом, и тот свет, который Бастьен оставил после себя, словно самый чудесный из даров.

– Ладно, – подытожил дедушка. – Предлагаю разбудить твою мать через час, если она еще не вылезет из постели. Лучше не терять бдительности.

– Да, ты прав. Спасибо за все, что ты для нее делаешь.

Он пожал плечами с напускным безразличием, но меня это не обмануло: я видела, что он тронут. По правде говоря, я была поражена тем, что ему удалось предать забвению восемь лет их взаимного молчания, чтобы помочь ей прийти в себя. Зная характер Лулу, я на это особо не рассчитывала. Эти мысли неизбежно вернули меня к находке на чердаке. Лучше уж рассказать ему все прямо сейчас и покончить с этим. С языка начали срываться первые слова:

– Лулу, я…

Фраза натолкнулась на барьер моих губ и сделала не слишком достойный разворот. Я умолкла, уже жалея, что открыла рот. Дедушка вопросительно смотрел на меня.

– Вообще-то я должна заплатить Полин за клубнику. Вчера руки не дошли.

Не дожидаясь его реакции, я выхватила из бумажника купюру в пять евро, перешла через гравийную дорожку, на которой мы паркуем машины, и постучалась в дверь подруги. Только она сможет мне посоветовать, как лучше поговорить с дедом. Она ведь не ошиблась, когда накануне маминого приезда предположила, что оба они смогут все начать с чистого листа. Так что, возможно, она одарит меня каким-нибудь мудрым советом и относительно вчерашней находки. Впрочем, мои надежды быстро испарились, поскольку дверь открыл Мехди.

– О, привет, Лиза! – удивленно воскликнул он. – Ты к Полин? Она только что отправилась на работу.

Ну что я за дурында, можно ж было сообразить! Меня так и подмывало прямо спросить его, не изменяет ли он моей подруге, но я не была уверена, что он оценит такой заход. Поэтому, напустив на себя нейтральный вид, я протянула ему пять евро.

– Это за клубнику, которую мне вчера принесла Полин. Отличные были ягоды.

– Ага, ладно. Но она ни за что не возьмет эти деньги, ты же знаешь.

– Придется взять, потому что мне не удалось отложить вам пару кусков пирога. Обжоры, которые называют себя моей семьей, все слопали.

Мехди улыбнулся.

– Что ж, тогда разбирайся с хозяйкой сама. Я намерен сварить себе кофе перед уходом, будешь чашечку?

Задерживаться я не планировала, но в голове уже звучал голос Полин, умоляющий меня согласиться хотя бы для того, чтобы прощупать почву и попытаться выяснить причину странного поведения Мехди.

– Почему бы нет? Ночь выдалась короткой, лишняя доза кофеина не помешает.

Он посторонился, пропуская меня в дом, и мы прошли на кухню, которую Полин выкрасила в яркий малиновый цвет.

– Ну, что новенького? – спросила я, усаживаясь на один из разномастных пластиковых стульев, найденных на какой-то барахолке. – Сто лет не виделись.

Он налил эспрессо и поставил передо мной чашку.

– Да уж, – согласился он. – У меня сейчас полный завал на работе! Поразительно, но спрос в нашем регионе растет как на дрожжах.

Мехди руководил агентством недвижимости в пятнадцати километрах от Шатийона. Помешивая кофе, я откликнулась:

– К земле всех потянуло, что тут скажешь! Раньше Берри считался захолустьем, а теперь народ рвется на природу.

– По крайней мере это хорошо для моего бизнеса! Хотя я не отказался бы иметь побольше свободного времени. Работа часто затягивается допоздна, а еще два раза в неделю бокс по вечерам, и в итоге я почти не вижу Полин… Ну и…

Он испустил страдальческий вздох. Я не знала, как это истолковать. Вне всяких сомнений, Мехди, с его смуглой кожей, оттеняющей карие глаза с зелеными искорками, и идеально сидящими костюмами, которые он каждый день надевает на работу, был привлекательным мужчиной, наверняка не обделенным женским вниманием. Однако за девять лет нашего знакомства я не видела, чтобы он пускал в ход свои чары при общении с другими женщинами из нашего с Полин окружения. Я всегда воспринимала их как сплоченную и щедрую пару, хоть и довольно оригинальную. Несмотря на то что меня с Мехди не связывало то же взаимопонимание, что было у нас с Полин, я всегда видела в нем друга и, честно говоря, мне было бы больно узнать, что он ей неверен, тем более что для Полин это стало бы большим ударом.

– А ты сама как? – без перехода продолжил он. – Что там у твоих мамы с дедушкой?

Как любезно с его стороны беспокоиться об этом. Отхлебнув кофе, я ответила:

– Пока вроде неплохо. Прямо-таки сердечное согласие. Посмотрим, как долго это продлится.

Мой мрачный тон не ускользнул от его внимания.

– Странно, но у тебя сейчас выражение лица как у нашкодившей девчонки, – заметил он.

– Хвалю за проницательность; да, именно так я себя и чувствую. Понимаешь, еще неделю назад я была убеждена, что не существует ничего более рискованного, чем поселить мать и Лулу под одной крышей. Так вот, оказалось, что можно сделать и кое-что похуже – вытащить на свет божий семейную тайну именно тогда, когда они живут под одной крышей…

– Да ну? – вытаращил глаза Мехди. – И что за тайна?

Я принялась рассказывать, как обнаружила мансарду на чердаке и что из этого получилось.

– Проблема в том, что я почти уверена: дедушка знал о существовании этой комнаты, а значит, и о шкатулке.

– Но тебе ведь необязательно сообщать ему, что ты начала читать дневник, а?

Я покачала головой.

– Он поймет, что я не устояла, он же меня знает… Ну почему я вечно влипаю в щекотливые ситуации?

Мехди одарил меня насмешливой улыбкой.

– Этим вопросом следовало задаться, прежде чем тащить шкатулку к себе.

– Спасибо, утешил… И потом, как я могла догадаться, что там внутри?

– Ты наверняка изводишь себя на пустом месте. Твой дед был тогда совсем мальчишкой. Готов поспорить, он и не помнит об этой шкатулке.

Покидая дом Полин и Мехди несколькими минутами позже, я думала, что совершенно не приблизилась к разгадке. Мало того, что я по-прежнему не знала, есть ли у Мехди грешки за душой, так ему еще и удалось зародить во мне сомнение: мог ли дедушка вытеснить образ тети в глубины памяти настолько, что начисто о ней забыл? Если так, то, значит, пережитое ими нанесло глубокую травму, что нисколько меня не радовало.

Хорошая новость, ожидавшая меня по возвращении домой, заключалась в том, что мама уже проснулась и выглядела довольно бодрой. Как и накануне, она отправилась с Лулу в сад, что позволило мне спокойно поработать. Как бы меня ни подстегивала мысль об отпуске после завершения перевода, я не могла ни на секунду забыть о шкатулке, убранной в ящик письменного стола. Она словно звала меня, уговаривая продолжить чтение дневника Аурелии. Можно же воспользоваться тем, что дедушка вышел из дома, это так просто… Однако письмо от Алис, издательницы, которой я должна была сдать перевод, вернуло меня с небес на землю. Она желала знать, будет ли текст готов через две недели. Те полгода, о которых мы договорились, подходили к концу, а мне еще оставалось перевести около тридцати страниц. Я должна успеть при условии, что не буду отвлекаться. А значит, нельзя поддаваться навязчивому зову дневника. Приняв это твердое решение, я послала Алис обнадеживающее сообщение, а затем с Пьереттой, свернувшейся клубком у меня на коленях, без промедления погрузилась в работу.

После обеда мама, убирая со стола, бросила на меня выразительный взгляд. Не требовалось быть тонким психологом, чтобы уловить намек: мы должны поговорить с Лулу, сейчас или никогда, тем более что он собирался поехать посмотреть, как идут работы. Выбора не было. Но для начала я хотела убедиться, что он в хорошем расположении духа. Поглощенный записью вчерашней передачи по караоке, Лулу за весь обед не произнес ни слова, не считая комментариев по поводу способностей обоих финалистов, так что я не очень представляла, с какого боку к нему лучше подступиться.

– Как продвигаются ваши работы в саду? – поинтересовалась я, доставая чашки для кофе.

Дедушка, в этот момент протиравший стол, повернул ко мне голову.

– Через пару недель у тебя будут отличные помидоры. Их посадили правильно, на солнечной стороне.

– Это все благодаря Полин. Если бы она не напомнила мне посадить семена в марте, я бы вполне могла спохватиться только в начале июля, а потом удивляться, что летом так ничего и не созрело.

Мама, едва слышно вздохнув, вернулась за стол.

– Ты не хочешь немного вздремнуть, прежде чем ехать к себе? – спросила она своего отца.

Ну же, скажи «да»!

– Нет, зачем? Сиеста – это для стариков, – пошутил он.

Я невольно поморщилась. В данный конкретный момент я бы предпочла рыть себе могилу, чем заводить этот разговор. Я поставила чашку на стол. Мои губы дрожали.

– Да, кстати, по поводу дома… мы с мамой должны тебе кое-что сказать.

Лулу с обеспокоенным видом посмотрел на нас. Я ждала, что мама меня поддержит, но она только покосилась на него, не решаясь заговорить.

– Ну и что там? – спросил он. – Крыша провалилась?

Я услышала собственный нервный смешок, а затем – свой же голос, прозвучавший с преувеличенной непринужденностью:

– О, нет, все не так серьезно, не волнуйся.

– Раз так, может, перейдете к сути вместо того, чтобы устраивать танцы вокруг да около. Я никогда не был хорошим танцором.

Что ж, будь что будет!

– Сейчас вернусь, – сказала я, направляясь в свой кабинет.

Через полминуты я молча вышла оттуда, держа в руках шкатулку. По тому, как он побледнел, я поняла, что он прекрасно осведомлен о ее содержимом.

– Как… как это к тебе попало? – глухо проговорил он.

– Мне вчера позвонили рабочие, пока ты играл в белот. Им нужен был доступ… в скрытую мансарду на чердаке. Судя по всему, именно там и произошла протечка.

Несколько секунд Лулу смотрел на шкатулку с явным отвращением. На какое-то мгновение я испугалась, что он снова потеряет сознание, но он взял себя в руки:

– Черт, я об этом не подумал. Для меня мансарды больше не существовало.

– Но почему? – спросила мама, вновь обретя дар речи. – Это как-то связано с нацистской офицерской фуражкой?

Лицо деда побагровело.

– А вы что, еще и сунули нос в эту шкатулку?

– А что, по-твоему, мы должны были просто строить догадки? – парировала мама. – Я и не знала, что у тебя была тетя. Почему ты молчал о ее существовании?

Как и следовало ожидать, он прикрылся агрессивным раздражением.

– Я не желаю говорить о прошлом. По крайней мере, об этом прошлом. А теперь мы положим эту шкатулку туда, где она была. Мне давно уже следовало ее сжечь.

Это замечание моментально вывело меня из себя.

– Сжечь? Ну конечно, так же проще всего! А если мы хотим знать?

– Вот черт, в голове не укладывается! Да начхать сто раз на это долбаное прошлое!

Я невольно повысила голос:

– Если тебя оно не интересует, дай нам хотя бы прочесть дневник. Неужели мы так много просим?

– Это совершенно лишнее, – огрызнулся он, скрестив руки на груди.

– Да уж! – вздохнула мама. – Вижу, ты с годами не меняешься…

Лулу в ярости вскочил, едва не опрокинув стул. Он испепелял нас взглядом.

– Вы меня достали по самое не хочу! Я так и думал, что от этого будут сплошные проблемы! – взорвался он, направив гневный палец на мать.

Я с ужасом увидела, как она вся сжалась. Но когда наши взгляды встретились, она, казалось, вспомнила, что ей больше нечего бояться. И, выпрямившись, тоже встала.

– Это ты обо мне, да? От меня сплошные проблемы? – бросила она. – Что ж, прости, что я нарушила твой жалкий эгоистичный покой!

– Сесиль, погоди! Я не хотел…

Но мама уже развернулась и бросилась в комнату Тима, захлопнув за собой дверь. Обернувшись к Лулу, я зажмурилась, пытаясь удержать навернувшиеся на глаза слезы.

– Ну что, доволен собой? Не нашел ничего лучшего, чем наорать на нее после всего, что она вытерпела?

Он сконфуженно потер переносицу.

– Я не хотел выходить из себя, – буркнул он. – Но какого черта вам понадобилось ворошить эти древние истории, скажи на милость? Прошлое должно покоиться в мире.

– А тебе никогда не приходило в голову, что эти «древние истории» – прошлое нашей семьи? Видимо, нет, – бросила я, встретив его насупленный взгляд. – А вот меня оно интересует, это прошлое, и мне очень хотелось бы узнать правду!

– Правду, правду! – проворчал он. – От этой правды часто один вред, можешь ты вбить это себе в башку, а?

У меня вырвался измученный вздох. Я слишком мало спала в предыдущие ночи, и мое терпение было на исходе.

– Ладно… оставь при себе свои секреты, если тебе так хочется. А я лучше пойду к маме, это сейчас важнее.

Не пытаясь разобрать, что он бормочет в ответ, я вышла из комнаты и увидела мать – она сидела на краешке постели Тима, обхватив голову руками.

– Это я, мама, – мягко сказала я. – Ты как?

Она подняла ко мне залитое слезами лицо и вытерла щеки тыльной стороной ладони. Она была бледна, черты лица заострились.

– Он меня бесит, – всхлипнула она. – Что за мерзкий характер, слова сказать нельзя!

Я успокаивающе погладила ее по спине.

– Он и правда погорячился, но вовсе не хотел тебя напугать. Поверь, он уже жалеет, что накричал на тебя.

– Он сказал ровно то, что думал, Лиза, – грустно ответила она. – От меня действительно сплошные проблемы.

В этот момент в дверях показалась фигура деда. Секунду он смотрел на нас, потом обратился к матери:

– Ты ошибаешься, Сесиль, я не имел в виду ничего такого.

Она подняла на него лицо, на котором было написано недоверие.

– Однако именно на меня ты с таким гневом уставил палец.

– Это вышло случайно. Я говорил об этой ситуации в целом. Если бы я не переехал сюда, вы бы не… Короче, сейчас я хочу все-таки поехать посмотреть, как там продвигаются работы.

Не дожидаясь ответа, он ушел в гостиную, и я услышала, как он гремит ключами.

– Надо же быть таким упрямым! – пробормотала мать.

– Да… – кивнула я.

Не прошло и пары дней, как мама и дедушка вместе, и они уже сцепились! Мой оптимизм относительно их примирения был, пожалуй, слегка преждевременным. Если так пойдет и дальше, лето будет не просто долгим. Оно будет очень долгим.