Декабрьское утро выдалось морозным, воздух будто побелел от холода. Тепло одевшись, Аурелия, Мари, Леандр и Жюльен отправились в лес близ Ла-Шемольер – раздобыть дров для Марселины, у которой почти ничего не осталось. Несколько недель назад Леандр сложил поленницу в укромном месте, известном немногим. Работы предстояло много, так что Томас с отцом вызвались помочь, а детишек отправили собирать хворост.
За неделю до этого Антуан уехал переправлять детей на юг и до сих пор не вернулся, хотя должен был приехать еще вчера. Аурелия мрачнела на глазах и, оскальзываясь в грязи, ругалась каждые две минуты.
– Ублюдочные боши! – буркнула она, с размаху усевшись в жижу. – Решили нас вконец унизить.
– Тс-с, потише! – шикнула Мари. – Еще не хватало, чтобы чужие уши услышали.
После оккупации свободной зоны немецкая дивизия и впрямь разместила комендатуру в замке по соседству. Реквизировали несколько домов, один – всего в километре от фермы. Как и в сороковом, военные ввели комендантский час и бесцеремонно нарушали условия снабжения, зачастую попросту обирая фермеров, хотя формально не имели на это права. А тем временем у мясной лавки и бакалеи понуро толпились длинные очереди – люди надеялись урвать жалкий паек мяса или масла.
Аурелия кипела от возмущения: и это теперь их повседневность?! И почему большинство безропотно мирится с жизнью, полной лишений и страха? Стоило немцам появиться, как на Леви тут же настрочили донос. Бедолагу фермера, который их прятал, расстреляли прямо в поле, а стариков забрали. Предателя так и не вычислили, но Аурелия все больше подозревала Шарля Тардье, который сразу после этой печальной истории испарился из Шатийона. Поговаривали, что теперь он работает на гестапо в Шатору – что, впрочем, никого особенно не удивляло. Типичный прихвостень, готовый услужить фрицам. Толстый Бебер как в воду глядел.
– Срань господня! – вдруг выругался Леандр, вырвав Аурелию из раздумий. – Я так больше не могу!
Девушка мгновенно поняла, что так разозлило отца. Телега с дровами увязла в раскисшей земле по самую ось, и лошадь никак не могла ее вытянуть.
– Приехали, – вздохнула Мари. – И что теперь? Не бросать же весь этот воз.
– Подождите, – вспомнила Аурелия, – я тут недавно видела двух здоровенных волов, мы тогда шли мимо луга напротив Марселины.
– Точно! – встрепенулся отец. – Это же поле старика Жанно. Может, одолжит нам скотину.
Он тут же послал Луи с Аннетт к фермеру за подмогой.
– Если ничего не случится, через четверть часа они будут там, – прикинул он, глядя вслед малышам, припустившим со всех ног.
Аурелия уселась на пень. Пятнадцать минут безделья – да это ж целая вечность! От Антуана не было ни слуху ни духу, и ее обуревало отчаяние – такое, что хотелось выть. Когда он вот так уезжал, связаться с ним было невозможно, из-за чего они недавно и разругались в пух и прах. Аурелия умоляла завязать с вылазками, которые теперь, когда боши оккупировали всю страну, становились все дольше и опаснее. Риск был просто запредельный, в последнее время многих проводников схватили.
Но сколько бы Аурелия ни рыдала, ни заглядывала ему в глаза, Антуан стоял на своем. Он уже спас десятки детей и на полпути останавливаться не собирался. Теперь Аурелия, конечно, стыдилась, что закатила ему такую истерику. Ей было очень тревожно – вдруг с ним что-то случилось? Мари подсела рядом.
– Господи, какая ты бледная! Из-за Антуана?
Аурелия смахнула со щеки слезинку.
– Сил моих больше нет, – шмыгнула она носом. – Он постоянно рискует собой, спасая других, а я тут сижу и ною, что хочу его только для себя.
– Ты просто человек, – попыталась утешить ее Мари. – Человек, который тоже по-своему борется. Верь в себя.
– Да ладно тебе… Я же почти ничего не делаю, а вы с Антуаном всегда думаете в первую очередь о других.
– И ты! – воскликнула Мари. – Вспомни, без тебя мы бы не вывезли Дину из Парижа. Тебя за такое и арестовать могли, и расстрелять! Ты рисковала, участвуя в выброске. И сейчас рискуешь, пряча у нас тех, кому Антуан помогает бежать. Не понимаю, зачем ты себя коришь.
– Я эгоистка, Мари. Только об одном и думаю – когда же закончится эта проклятая война и мы с Антуаном сможем пожениться. Только это мной и движет.
Жюльен, стоявший неподалеку, подошел и присел на корточки рядом с Аурелией.
– Ты? Эгоистка? – улыбнулся он. – Кому расскажешь – не поверят! Я только на днях слышал, как ты говорила отцу: мир так несправедлив, надо с этим что-то делать. Ой, не смеши! И потом, если не думать о любви в двадцать лет, то когда вообще думать? Жизнь без капли радости – тоска зеленая.
Аурелия сдалась и слабо улыбнулась в ответ. Она невольно отметила, что посреди леса Жюльен смотрится чудовищно неуместно – со своими длинными светлыми локонами и короткими штанами, из-под которых виднеются носки.
– Я просто с ума сойду, если Антуан сегодня не вернется, – добавила она. – До смерти боюсь, что его раскроют!
Жюльен снова попытался ее утешить:
– Да не волнуйся ты так. Антуан уж точно сможет выпутаться из любой передряги.
Заметив их унылые лица, Томас шагнул вперед и достал из кармана бутылку с самогоном.
– Давайте выпьем, друзья! Нет лучше средства от тоски!
Мари тихонько фыркнула:
– А что, Томас, у тебя бывает плохое настроение?
Испанец хлебнул из горлышка, потом протянул бутылку ей.
– Еще как бывает. Когда о родине думаю – просто крутит в груди.
Мари тоже сделала глоток, зажмурившись от крепости напитка.
– А какой была Испания до войны? – спросила она, передавая бутылку отцу.
Поколебавшись, Томас сел рядом с ней.
– Сказочной, – прошептал он. – Я как наяву вижу оливковые рощи, высохшую от жары землю. Знойные сиесты, когда все смолкает, потому что люди прячутся от духоты… Зато вечера были веселые, шумные. Все высыпа́ли на улицы, смеялись, танцевали! Да, весело жила моя страна до всего этого.
Убаюканные воспоминаниями Томаса, все вдруг затосковали по былым временам. Наступила тишина, потом Мари подала голос:
– Когда-нибудь вы непременно вернетесь в прекрасную Испанию.
– Нет, теперь нам нужно строить жизнь здесь, во Франции.
Тут вернулись Луи с Аннетт и привели фермера с двумя волами.
– О, Жанно, здорóво! – обрадовался Леандр. – Прости, что побеспокоили. Только полюбуйся, во что мы вляпались.
Фермер, еще крепкий, несмотря на семьдесят с лишним, обошел телегу, оценивая масштабы бедствия.
– Для моих волов тут нет ничего невозможного, – заключил он. – Только поторапливаться надо. Боши прочесывают округу, я видел, как они зашли в лес с запада.
Все обменялись встревоженными взглядами, гадая, что здесь могло понадобиться нацистам.
– Может, золото ищут, – усмехнулся Пабло, помогая запрягать волов.
Животные справились за считаные минуты. Но стоило повернуть назад с поклажей, как где-то вдалеке грохнул выстрел.
– Та-ак! – пробурчал Жанно. – Похоже, нашли что искали. Лучше отсюда убраться.
Места были знакомые, поэтому им удалось добраться до Ла-Шемольер, избежав встречи с солдатами. А вот грохот стрельбы докатился и до фермы. Там их встретили перепуганные до смерти Марселина и Ариэль. Женщины забаррикадировались на кухне и решились выйти, лишь узнав голос Леандра. И если Марселина выдохнула, узнав, что немцы охотились не за ними, то Ариэль никак не могла успокоиться.
– В этот раз пронесло, но если бы они нагрянули сюда и нашли меня? – тревожилась она.
– Решили бы, что ты из семьи Марселины, – попыталась успокоить ее Аурелия. – Пока никто не донес…
Ариэль прервала ее взмахом руки.
– Мило с твоей стороны, но боши любят совать нос не в свое дело – а мой-то нос уж точно не спрячешь. Найдут меня – всем конец. Я подставляю вас под удар, пока живу у Марселины. Почти два года просидели тихо – и то хорошо. Надо уходить.
Скрестив руки на груди, хозяйка яростно вскинулась:
– А о дочке вы подумали? Куда ж вы ее опять потащите?
Ариэль бросила полный муки взгляд на Дину, увлеченно складывающую деревянные кубики.
– С вами моя девочка в безопасности. Ей всего четыре, в таком возрасте документы не нужны. Сойдет за вашу племянницу.
– Вы с ума сошли! – запротестовала Марселина. – Месье Моро, да скажите же ей!
Поразмыслив, Леандр предложил Ариэль пока повременить и посмотреть, как будут развиваться события. А там можно и поискать более надежное убежище. Ариэль без особой уверенности кивнула, и у Аурелии сжалось сердце. Марселина позвала всех подкрепиться перед дорогой домой, но Аурелия так разволновалась, что кусок в горло не лез. Сейчас помогли бы только объятия Антуана – чтобы забыться в них хоть на миг, не думать о страшной угрозе, нависшей над близкими…
Антуан объявился четыре дня спустя, за считаные минуты до одиннадцати, до комендантского часа. Он проскользнул в калитку и прокрался к дому, под его ногами похрустывал иней. На пороге его встретил Леандр, держа тлеющую сигарету, от которой вился дымок. Аурелия, укутанная в меховой полушубок матери, ждала рядом с отцом. Завидев Антуана, она сорвалась с места и кинулась ему навстречу.
– Слава Богу, наконец-то! Я вся извелась!
Антуан торопливо ответил на ее поцелуй и шепотом спросил:
– Вы знали, что я сегодня вернусь?
Леандр затушил сигарету и увлек молодых людей в дом. Захлопнул дверь, задернул штору и жестом велел говорить потише, чтоб не разбудить спавших наверху Мари, Жюльена и Луи. На цыпочках все прошли на кухню, которую освещали только свечи. Леандр пояснил:
– Знать не знал, но, когда вчера утром полиция начала меня о тебе расспрашивать, я понял – решишь у нас укрыться.
На самом деле они с Аурелией не спали почти всю предыдущую ночь – ждали, что он вернется. Фернан рассказал, что выстрел в лесу – просто случайность: немцы заподозрили, что Антуан прячется в чащах вокруг Шатийона после того, как прикончил офицера.
– Значит, вы все знаете, – выдохнул Антуан, и в его голосе смешались страх и облегчение.
– В общих чертах. Надеюсь, ты сам все объяснишь.
Измотанный Антуан опустился на стул напротив Леандра.
– Я и не думал, что они вас потревожат, – извиняющимся тоном начал он.
– Обычная проверка. Твои документы подобрали на месте преступления. По тому адресу тебя не нашли, вот и явились ко мне как к мэру – знаю ли я такого-то. Ясное дело, я сказал, что едва-едва. Вроде поверили.
Антуан кивнул, его осунувшееся лицо было бледным. Аурелия собрала на стол хлеб, паштет, сыр и кусок каштанового пирога.
– Так что стряслось-то? – торопила она. – Ты и вправду прикончил офицера?
– Да не совсем так… Мы с одним парнем как раз младенца переправили, отдали людям из ОПД[51]. Тут подъезжает машина, из нее двое бошей – и встают неподалеку. Офицеру приспичило отлить. Вот идиот, да?
Леандр подпер рукой подбородок и жестом велел продолжать.
– Ну, Мишель и дал маху. У него в прошлом году в Шатобриане убили друзей-коммунистов. Он как увидал этого борова в чистеньком мундирчике – прямо зубами заскрипел, решил отомстить за своих.
– Твою мать! – выругался Леандр. – И ты ему позволил?
– Да я пытался ему помешать! – оправдываясь, воскликнул Антуан. – Только ведь ему всего восемнадцать, ни о чем не думает… Я и глазом моргнуть не успел, как он за пистолет – и в офицера пальнул, прямо в упор. А второй бош, который за рулем был, давай стрелять в ответ. Ну, мы бежать. Я со страху и не заметил, как бумажник из кармана выпал.
Минут через двадцать бешеной гонки он это понял, но возвращаться за бумажником было, конечно, поздно. Осознавая, что его будут искать, Антуан не рискнул ехать домой поездом. Мишель скрылся, а сам он два дня отсиживался в подвале, потом по амбарам, пробираясь ночью, окольными тропами, чтоб не напороться на патрули.
– Будто снова из Германии бегу, – закончил он, глядя на Аурелию.
– Спасибо хоть не больной на этот раз, – заметила та. – Зато ты опять в подполье. На ферму Перренов тебе теперь ходу нет, там засада. К тому же полиция наверняка сцапала твои листовки.
– Знаю, – вздохнул он. – Что ж, укроюсь у коммунистов, у них есть убежища.
Аурелия резко выпрямилась на стуле:
– Чтобы тебя там убили? Нет уж, спасибо! Твой Мишель наглядно показал, до чего доводит их безрассудство.
Леандр поддержал дочь. Никак нельзя было позволить Антуану увязнуть еще глубже.
– Комнатой прислуги со времен выброски никто не пользовался, – сказал он. – Вот там, наверху, теперь и будешь жить. Само собой, днем на улицу носа не высовывать.
– Я не могу подвести сеть! – запротестовал Антуан.
– Придется, парень. Хотя бы на время, пока бороду не отрастишь и я тебе новые документы не добуду… Ладно, хочешь – передам им весточку, – смягчился Леандр, видя, как тот скис.
– Буду очень признателен. Связаться с ними просто.
Аурелия ошеломленно слушала: Антуан объяснял отцу, что они с товарищами передают друг другу сведения через дупло в старом дереве на кладбище.
– Туда обычно инструкции и подкидываем.
Леандр одобрительно хмыкнул: ход хитрый. Что подозрительного в людях, зашедших на кладбище?
– Что ж, с этим решили, – подытожил он. – Теперь провожу тебя в комнату, тебе нужен отдых. Но, парень, имей в виду: хоть раз застану у дочери – вышвырну вон.
Видя, как у Антуана вытянулась физиономия, Аурелия прикусила губу, сдерживая смех, а затем пошла за чистым постельным бельем и одеялом. Шум разбудил Мари и Жюльена – те по очереди, сонные, показались на пороге мансарды. Обрадовавшись, что Антуан жив-здоров, они попросили его рассказать о своих злоключениях и о том, что в итоге было решено делать. Жюльен, верный своему неунывающему нраву, тут же принялся подтрунивать.
– Хочешь, одолжу тебе свою одежду? – поддел он, зная, как Антуан ненавидит эти модные тряпки. – В них-то тебя точно никто не узнает.
Антуан отвесил ему увесистый тычок – оба не удержались на ногах и с хохотом повалились на пол.
– Только посмотри на них! – фыркнула Мари, стоя рядом с Аурелией. – Ни в чем друг с другом не согласны, зато подурачиться вместе – это пожалуйста!
Час спустя, когда все угомонились, Аурелия неслышно проскользнула по лестнице, ведущей в мансарду. Одна мысль, что Антуан спит этажом выше, не давала ей усидеть в комнате. Она тихонько поскреблась в дверь, та тотчас же распахнулась.
Увидев Аурелию на пороге в одной ночной рубашке, Антуан, стоявший со свечой в руке, окинул ее пылающим взглядом. Аурелия, не дав ему сказать ни слова, впилась в его губы поцелуем. Он обхватил ее шею, прижал к себе. Пьянея, она целовала и целовала его, пока обоим не стало нечем дышать.
– Аурелия, – прошептал он, лаская ее сквозь тонкий батист ночной рубашки, – тебе лучше уйти. Не хочу, чтобы твой отец меня вышвырнул.
Девушка сдавленно хихикнула.
– Он не запрещал мне подниматься к тебе – только тебе заходить в мою спальню.
Антуан, не в силах противиться, вновь привлек ее к себе.
– Что ж, эта ночь – наша, – чуть осипшим голосом сказал он.
Они опять слились в поцелуе: языки сплетались в чувственном танце. Необходимость сдерживать стоны лишь распаляла желание. Торопливо скинув одежду, они рухнули на кровать и отдались вихрю страсти.
Чуть позже, устроив голову на плече у Антуана, Аурелия блаженно вздохнула: надо же, как мало порой нужно для счастья. Антуан, любовь всей ее жизни, целый и невредимый, – вот он, рядом. Война их не достанет, не возьмет. Приподнявшись, чтобы поцеловать Антуана в подбородок, она заметила пересекшую его лоб тревожную складку.
– Думаешь о том боше, которого пристрелил твой приятель? – спросила она.
– Да… То есть нет… В смысле, не совсем о нем, но в какой-то мере да, – отозвался он будто издалека. – Бешусь, что сижу тут связанный по рукам и ногам, а действовать нельзя.
– Это ненадолго. Ты жалеешь, что Мишель так поступил?
– Ни капли, – признался он. – Чем больше бошей перебьем, тем скорее до них дойдет, что раздавить нас не выйдет.
Аурелию передернуло.
– Но это ж не повод им уподобляться, – прошептала она. – Тот солдат вам ничего не сделал.
Антуан приподнялся на локте и сверкнул глазами.
– Мы никогда не сможем им «уподобиться». Поэтому мы и боремся с ними.
Аурелия через силу улыбнулась, но решимость во взгляде Антуана пугала. В этот миг она поняла, что он без колебаний примет смерть, отстаивая свободу, если такова будет цена. Ее Антуан был выкован из того же металла, что и истинные герои. Аурелия с тоской подумала: они с ним слишком разные, их любовь не выдержит испытания временем. Однако с того июльского вечера в 1939 году, когда она застала его купающимся в реке, между ними протянулась незримая, но крепкая нить. И следующий час Антуан самозабвенно доказывал это – с нежностью и страстью, на какие только был способен.