13

Лиза, 2018 г.

– Привет! Надеюсь, я не помешала.

Голос Полин оторвал нас от чтения, резко вернув в настоящее. Мама тут же закрыла дневник и убрала его в шкатулку.

– А, это ты! – сказала я, вставая. – Нет, не помешала, мы тут просто… разбирали семейные вещи. Кстати, познакомься, это моя мама.

Полин подошла и тепло пожала ей руку.

– Очень приятно, мадам. А я Полин, соседка и подруга на полную ставку, няня на полставки, а по совместительству поставщик фруктов и овощей, – перечислила она шутливо.

На лице матери появилась улыбка. Я предупредила ее, что подруга любит изъясняться длинными фразами.

– Да, я слышала о вас. Но, пожалуйста, зовите меня просто Сесиль.

– Договорились, – кивнула Полин и снова переключила внимание на меня. – Я увидела тебя в саду, когда подходила, поэтому решила заглянуть. Я принесла клубнику, хватит ее?

– Черт! Я не сделала тесто для пирога!

Поглощенная чтением дневника Аурелии, я совершенно забыла, что должна была позаботиться о десерте.

– Я могу этим заняться, – вмешалась мама. – Сейчас всего четыре, время еще есть.

Я с облегчением кивнула.

– О да, спасибо! Я бы с удовольствием предложила тебе выпить с нами чая, Полин, но мне уже скоро ехать забирать Тима из школы.

– Нет-нет, в любом случае у меня тоже нет времени. Перерыв почти закончился, мне нужно обратно в аптеку, а потом мы с Мехди заедем за моим отцом, чтобы вместе пойти на музыкальный фестиваль.

– Расскажешь мне потом, интересно ли было.

Присутствие матери не позволяло мне расспросить, уладились ли разногласия с Мехди. Не хотелось ставить Полин в неловкое положение.

– Я принесу тебе на хвосте все сплетни при условии, что ты оставишь мне кусочек пирога, – ответила она.

– По рукам!

Не успела я поблагодарить ее за клубнику, как она стрелой умчалась прочь.

– Она кажется очень милой, – одобрительно заметила мама.

– Да, мне с ней повезло: есть на кого положиться при любых обстоятельствах. Ну, – продолжила я, переводя взгляд на шкатулку, – что будем делать с дневником?

Мама снова открыла крышку, достала дневник и принялась внимательно его разглядывать.

– Не знаю, – вздохнула она через какое-то время. – Не понимаю, почему никто никогда не говорил про Аурелию. Это, конечно, она на тех фотографиях.

Еще раз просмотрев снимки, я не могла с ней не согласиться. Значит, Аурелия была тетей моего дедушки. Как же так вышло, что он о ней никогда не упоминал? Если только…

– Может, это она, а не Мари крутила роман с немцем?

Мама отложила дневник, покачав головой.

– В этом нет логики. Фотография, на которой Мари стоит под руку с этим военным, совершенно недвусмысленна.

– «Моей великолепной Мари», – повторила я, снова всматриваясь в снимок. – Значит, что-то произошло, но что именно? И какая связь между Аурелией и фуражкой, спрятанной в этой шкатулке?

Мама снова покачала головой.

– Понятия не имею… Возможно, Аурелия влипла в неприятности, узнав, что ее отец шпион?

– И это тоже в голове не укладывается. А ты была в курсе?

– Нет, твой дедушка говорил мне только, что Леандр был в свое время знаменитым певцом. Он показывал мне несколько пластинок, когда я была еще ребенком. И ничего более. Я его не знала, мне было всего два года, когда Леандр умер, вскоре после Мари.

Я задумчиво вздохнула.

– Похоже, в прошлом нашей семьи есть немало темных пятен.

Я помолчала, пытаясь все это переварить. Потом, перечитав наугад одну из страниц дневника, я невольно загрустила из-за оборвавшейся истории Аурелии с Антуаном. Какая чудесная любовь могла бы у них быть, если бы их не разлучили из-за какого-то тупого пропойцы. И тогда у меня в мозгу сложилась новая гипотеза.

– А что, если Аурелия нашла способ присоединиться к цирку?

Мама, с особой чувствительностью воспринимавшая все, что касалось животных, с трудом сдержала гримасу.

– Возможно, но надеюсь, что нет. Ты же сама читала описание: бедные слоны, которых заставляли становиться на колени, чтобы повеселить публику… Как же они, наверное, мучились! Мне противно об этом думать.

– Это были другие времена, мама. Слава Богу, все меняется, в людях просыпается осознанность. Что же касается Аурелии, то единственная возможность узнать, что с ней случилось, – как можно скорее продолжить чтение…

– Ты права, но…

Она замялась в нерешительности.

– Нужно поговорить с твоим дедушкой. Прораб в любом случае расскажет ему о ходе работ во всех подробностях. И если он знал об этой потайной комнате, то поймет, что ты взяла шкатулку.

Черт, об этом я совсем не подумала! Конечно, Лулу рассердится, если узнает, что я была с рабочими, когда они обнаружили мансарду, и ничего ему не сказала. Эта потайная комната отнюдь не так безобидна, как может показаться. Мне хотелось бы думать, что дедушка о ней ничего не знал, но его систематическое упорное нежелание говорить о прошлом сейчас свидетельствовало не в его пользу.

– Мы не сможем выложить ему все этим вечером, раз с нами ужинает Аннетт… Представляешь, какое настроение будет за столом…

Мама, кивнув, убрала дневник в шкатулку.

– Давай подождем до завтра, когда Тим будет в школе.

– Да, так будет лучше. Кстати, о Тиме, – добавила я, глянув на часы, – его уроки заканчиваются через четверть часа, мне пора. Спрячу все это у себя в кабинете, чтобы Лулу случайно не наткнулся.

– Конечно, дорогая, иди. Я пока займусь пирогом.

– Спасибо.

* * *

Четыре часа спустя мы все собрались в саду, наслаждаясь золотистым светом первого летнего вечера. После аперитива Аннетт нарезала беррийский паштет – знаменитое местное блюдо, – который принесла с собой.

– Вот чего я не ела уже много лет! – облизнулась мама, когда дедушкина подруга протянула ей тарелку.

При виде жирного мяса и вареных яиц, выглядывающих из слоеного теста, я подумала: хорошо, что Полин не пришла к нам на этот ужин, – у нее бы инфаркт случился.

– Чего ты смеешься, мам? – спросил Тим, принимаясь за свою порцию.

– Да так. Представила себе физиономию Полин, если бы она осталась с нами.

– Она вегетарианка, да? – догадалась мама.

С полным ртом я кивнула.

– Да, яйца она еще ест, но мяса не выносит. Она выросла в окружении лошадей и смотрит на животных как на друзей.

Дедушка повернулся к маме и подмигнул ей.

– Ты ведь тоже обожала лошадей, Сесиль, помнишь? У Ненетт была такая рыжая кобыла…

– Бибиш, – вставила та.

– Отличная животина, ты все время хотела на ней покататься, когда была маленькой.

– Да, помню, – подтвердила мама. – Именно благодаря Бибиш я потом и записалась в школу верховой езды.

Тим смотрел на нее округлившимися глазами.

– Ого, ты ездила верхом, бабуля?

Мать молча кивнула с мягкой улыбкой на губах.

– Она даже выигрывала соревнования по конкуру, – с гордостью сообщил Лулу.

На этот раз я тоже не сдержала удивления:

– Ты мне никогда не рассказывала, мама! Это же классно!

– Да тут нечем особо хвастаться, – скромно откликнулась мама. – Мне тогда было лет двенадцать–четырнадцать.

– Да, но ты была помешана на лошадях лет с четырех, – возразила Аннетт. – Сейчас, наверное, уже больше не ездишь верхом?

– Нет, теперь это все в прошлом.

Мне показалось, в ее голосе прозвучала нотка сожаления. Но расспросить ее я не успела, потому что Аннетт уверенно положила всем по второй порции паштета.

– Надо доесть, – не стала слушать она наши протесты. – Я же сама его готовила, значит, он не может храниться так же долго, как вся эта промышленная дрянь из супермаркета.

– У нас еще пирог на десерт, получится многовато, – возразила мама.

Аннетт посмотрела на нее поверх очков, недовольно поджав губы. От уголков ее рта разбежалась сеточка мелких морщин.

– Не в обиду будь сказано, Сесиль, но тебе не мешало бы подкормиться. Ты отощала как воробей, так что ешь, уж коль ты здесь.

Повисла пауза. Я допила остатки воды из стакана, мама принялась ковырять вилкой в тарелке. Тим исподтишка бросал на нас вопросительные взгляды. Дед шумно откашлялся и встал, заявив, что пойдет зажжет уличные фонари.

– Скоро станет темно, как у коровы в заднице, ничего не разглядеть.

Это было чистое вранье – небо только-только начало окрашиваться красивыми розово-оранжевыми переливами, но я воздержалась от комментариев. Когда он снова к нам присоединился, над столом по-прежнему висела глубокая пауза, и Аннетт, от которой, конечно же, не ускользнула возникшая неловкость, не отрывала глаз от клеенки. Мать нарушила молчание, предложив сходить за десертом.

– Я тебе помогу, бабуля! – мгновенно вскочил Тим.

Когда они оба скрылись в доме, Лулу наклонился к Аннетт.

– Думай, что говоришь, Ненетт, – прошептал он ей, подчеркивая каждое слово. – Моя девочка оправится, но ей нужно время.

– Я не хотела ее задеть, – оправдывалась старушка с искренне огорченным видом. – Я ведь из лучших побуждений…

Она выглядела такой расстроенной, что я ободряюще улыбнулась ей.

– Разумеется, ты хотела как лучше. Просто некоторые моменты все еще требуют деликатности, в том числе не стоит говорить маме, насколько она похудела. Это неизбежно будит у нее дурные воспоминания.

Мы замолчали, увидев, что они возвращаются: Тим нес десертные тарелки, а мама – красивый пирог, который испекла к ужину. Поставив его в центр стола, она многозначительно посмотрела на нас.

– Знаете, я бы предпочла, чтобы вы перестали со мной носиться, – заявила она очень спокойным тоном. – Молчанием мне не поможешь.

Аннетт слабо улыбнулась.

– Прости меня, я неловко выразилась.

– Нет, напротив. Очень мило, что вы хотите меня защитить, – продолжила она, поворачиваясь к Лулу, – но я крепче, чем вам кажется. И совершенно незачем следить за каждым словом из страха задеть мои чувства, это только лишний раз смущает и вас, и меня.

Сидящего напротив дедушку ее слова, казалось, застали врасплох. Я же почувствовала себя довольно жалкой со своими призывами проявить больше такта. До меня дошло, что прежде всего нам не хватало естественности.

– Я совершенно согласна с тобой, Сесиль, – заявила Аннетт. – То, что тебе пришлось пережить, ужасно, но ты никогда не была из тех, кто плачется на свою судьбу, верно?

Лулу сделал подруге страшные глаза, явно опасаясь, что мама сейчас замкнется в себе. Но та лишь кивнула.

– Не буду утверждать, что я в полном порядке, это была бы неправда, – произнесла она дрогнувшим голосом. – Я не сплю по ночам, потому что мне страшно, и мне до сих пор иногда кажется, что я сама виновата во всем, что произошло. Но я хочу двигаться вперед. Это единственное, в чем я уверена.

Кадык дедушки дернулся, когда он сглотнул.

– Вот и хорошо, дочка, – запинаясь, пробормотал он. – Мы сделаем все возможное, чтобы тебе помочь, обещаю.

Еле сдерживая слезы, я смотрела, как они улыбаются друг другу.

– Спасибо, – сказала мама. – Вообще-то я подумываю найти работу. Это уже стало бы шагом вперед.

Я озадаченно уставилась на нее. Мне очень хотелось ее поддержать, но все же эта идея казалась мне немного преждевременной.

– Ты уверена, что уже готова? Торопиться некуда, можешь еще какое-то время отдохнуть.

Она ответила не сразу, начав нарезать пирог, чтобы чем-то занять руки.

– Я не говорю, что прямо завтра начну обходить все заведения подряд, повсюду оставляя свое резюме, но, если честно, мне поднадоело топтаться на месте, это не то, к чему я стремлюсь. И психолог, с которым я работала, тоже считает, что чем дольше я буду тянуть, тем сложнее будет начать.

– Ты собираешься снова преподавать в колледже? – с сомнением спросил Лулу.

До того, как ее жизнь превратилась в кошмар, мама работала учителем, как и мой отец. То, что она родила меня довольно рано, не помешало ей закончить образование и стать преподавательницей музыки.

– Нет, – призналась она. – У меня нет ни сил на подростков, ни желания ехать неизвестно куда. Я предпочла бы остаться здесь, рядом с вами. Я подумаю над тем, что для меня сейчас будет лучше, пусть даже на первых порах это будет всего несколько рабочих часов в неделю. Все равно это стало бы неплохим стартом.

– Может, для начала стоит сходить к физиотерапевту? – заметил Лулу, подбородком указывая на фиксирующую повязку, охватывающую ее запястье.

– Непременно. Но, как я уже вчера говорила Лизе, рука почти в порядке, так что она ничем не помешает моим планам.

– Ты уверена, что еще не слишком рано? – пробормотал дед.

Казалось, дедушка переживает больше мамы, которая только покачала головой.

– Папа! Уже почти два месяца, как я ушла от Флориана. Мне необходимо собраться с силами, чтобы вновь обрести себя, но для этого вы все должны прекратить относиться ко мне как к хрупкой безделушке. Договорились? – закончила она, с вызовом вздернув подбородок.

Я не могла выговорить ни слова, боясь заплакать, поэтому лишь взволнованно улыбнулась в ответ. Как же я гордилась тем, что она готова начать все сначала, несмотря на пережитое!

– Договорились, – сдался Лулу.

Аннетт ободряюще похлопала его по руке. И тут голос Тима призвал нас вернуться в реальность:

– Так что, мы будем есть десерт?

Загрузка...