9

Весь следующий субботний день прошел под знаком случившегося накануне в Мосгорсуде.

Турецкий не остыл к утру, как рассчитывал Мер­кулов, но только все сильней, с каким-то мазохист­ским сладострастием взвинчивал и растравлял себя, все больше укрепляясь в принятом решении. К тому же и Грязнов не позвонил и не прорезался, оставил в неведении, чем завершилась ночная экскурсия Горланова, сумевшего выбраться «с чистой совестью — на свободу». Да и ладно, какая теперь разница?

Он весь день валялся на тахте, курил и думал, а когда Ирина, чтоб отвлечь мужа, спустилась к поч­товому ящику и принесла свежие газеты, просто смял их в шелестящий бумажный ком и молча вы­кинул за дверь в прихожую и снова закрылся ото всех. А потом позвонил в МУР и узнал, что Горла­нов, вопреки железным грязновским уверениям, все же сумел сбежать...

Притихшие домашние ходили на цыпочках, боясь потревожить главу семейства, день прошел в давящей тишине, и только уже вечером, после мрачного ужина, Турецкий чисто рефлекторно ткнул на пульте кнопочку включения злосчастного телевизора. И тотчас передернуло от гнусной настырной рекламы, лезущей изо всех дыр со всех каналов. Он уж хотел было придушить одним дви­жением пальца эту «психическую атаку», но вдруг, залетев на четвертый канал, на блок новостей НТВ, почему-то замер и всмотрелся — то, что творилось на экране, почему-то привлекло его внимание.

...По широкой улице большого незнакомого го­рода двигалось многолюдное шествие, в котором почти незаметно было старых и пожилых — только юные строгие взволнованные лица. Над ними пока­чивались как паруса и хоругви рукописные плакаты и российские флаги. Уже привычный, изо дня в день повторяющийся сюжет — лишь менялись на­звания мест действия: поселков, городов и город­ков, воинских гарнизонов... Всюду униженные, обездоленные люди-соотечественники бастовали, протестовали, требовали выплат зарплат и отставок больших начальников, объявляли голодовки и ста­новились в пикеты, перегораживали железнодорож­ные магистрали, зачем-то тащились в Москву и тол­пились вокруг неприступных и равнодушных пра­вительственных цитаделей...

Заснятая на видеопленку при свете яркого со­лнца молодежь двигалась по улицам четкими ко­лоннами, ребята и девчонки с плакатами и транс­парантами подходили и выстраивались перед боль­шим зданием на площади,' но где-то на флангах и в первых рядах уже, кажется, разгоралось что-то не­хорошее и опасное, отчего накатывало тревожное беспокойство...

Взгляд камеры перескочил туда, и открылось зрелище завязавшейся потасовки — поодиночке и маленькими группами в разные стороны разбега­лись молодые парни и девушки с уже порванными плакатами и сломанными транспарантами, некото­рые что-то кричали и куда-то возмущенно показы­вали, махали руками и тянули вверх пальцы, сло­женные в символическую латинскую букву «V» — Victогу!» — «победа!».

Их было не меньше полутора-двух тысяч человек, и многие уже держались за окровавленные го­ловы, спотыкались, изумленно потирали ушиблен­ные руки и плечи, некоторые что-то зло выкрики­вали, но только считанные единицы рисковали ока­зывать сопротивление наступавшим. Умело орудуя дубинками, на студентов надвигались массивные парни в омоновской форме и с большими щитами, явно из спецподразделений по борьбе с уличными беспорядками.

— Ого! — саркастически воскликнул Турецкий и сделал погромче звук телевизора. — Гляди-ка, Ирка! Не иначе желторотики вздумали где-то права качать... Ну-ну!..

А столкновение... вернее сказать, безнаказанное избиение все не утихало и принимало все более ожесточенный характер, и на лицах демонстрантов мешались страх, растерянность и негодование, и Турецкий силился понять, где это происходит — в Минске, что ли? Или у нас?

Судя по надписям на самодельных плакатах, сту­денты, как и повсюду, требовали соблюдения каких-то своих прав, выполнения каких-то обеща­ний... Ах да! Ну конечно! На днях ведь эти великие умники из правительства издали свое очередное по­становление...

На многих транспарантах читалось имя Прези­дента страны, премьера, министра среднего и выс­шего образования, гневные слова и надписи: «Тре­буем отменить...» «Борис, как прожить?..», «Сти­пендия — не роскошь, а средство существования...», «Голодное брюхо к учению глухо!», «Не превращай­те студента в бомжа — авось пригодимся!»

Над площадью висели крик, свист, улюлюканье, топот ног и что-то хором скандирующие голоса, а тот же диктор, что и накануне, так же бесстрастно излагал суть происходящего:

— Напряженная обстановка в студенческой среде Нижнего Новгорода, Степногорска, Екате­ринбурга и других городов России, вызванная реше­нием правительства о значительном повышении платы за проживание в общежитиях, сокращении стипендий и переводе на коммерческую основу ряда учебных заведений, накалялась все последние дни... Многие предсказывали и ждали чего-то подобного, и вот теперь к шахтерам, оборонщикам, врачам, работникам науки и образования присоединились и студенты... Эти кадры были сняты сегодня около полудня на центральных улицах Степногорска... Около двух тысяч студентов и преподавателей всех вузов города вышли на санкционированную демон­страцию перед зданием местного университета, чтобы затем пройти к местной администрации, де­партаменту образования и резиденции губернатора области и вручить петицию отцам города, но движе­ние их колонн внезапно было остановлено сотруд­никами правоохранительных органов...

— А вы как думали?! — кивнул Турецкий. — Это уж как пить дать... Шустрые какие — сопротивляться, вишь ты, вздумали! Забыли, где живете? А в рыло?

— ...молодые манифестанты и их наставники требуют соблюдения своих конституционных прав... протестуют против невыносимых условий жизни, в какие поставлены учащиеся и преподаватели выс­шей школы с их и без того нищенскими стипендия­ми и зарплатами, которые к тому же не выплачива­ются уже третий месяц... Впервые за последние годы прозвучали не только экономические, но и политические требования учащейся молодежи Рос­сии. А это значит, что сегодняшний митинг должен стать грозным сигналом для власть имущих...

Турецкий саркастически хмыкнул и, нервно сунув сигарету в рот, щелкнул зажигалкой.

— ...лидеры студентов настаивают не только на выплате стипендий и зарплат преподавательскому составу, но и требуют проведения тщательной ауди­торской проверки всей системы финансирования вузов города, расследования причин задержки вы­плат и привлечения к строгой ответственности всех тех, кто своими действиями спровоцировал такой взрыв политической обстановки... Но на справедливые требования молодежи власти города ответили насилием... Вряд ли такими методами можно ре­шить сложные социальные проблемы, и каковы будут последствия сегодняшних событий, покажет ближайшее будущее...

Турецкий стоял, скрестив руки на груди, и с ус­мешкой смотрел на экран, как они там суетились, эти пылкие юные создания. Ах, несмышленыши, глупы­ши! Куда сунулись! Вот и он был точь-в-точь таким же лет двадцать назад, тоже верил во что-то, пока не выяснил теперь уже до конца, на чем тут все стоит.

А диктор продолжал:

— ...Помимо острой критики и призывов доби­ваться отмены драконовского постановления, ли­шающего десятки тысяч малоимущих студентов всякой надежды продолжать образование, учащиеся вузов требуют вмешательства в их судьбу и защиты их законных интересов выборными руководителями области и города...

Турецкий только зло хохотнул.

— ...Как нам сообщили, — продолжал вещать диктор, — к двум часам дня демонстрация была рас­сеяна и разогнана силами правопорядка. Среди участников митинга имеются пострадавшие...

— Видала протестантов? — безнадежно махнул рукой Турецкий, в сердцах выключил телевизор и круто повернулся к жене: — Идеалисты лопоухие! У кого правды ищут! Там же у них товарищ Платов в губернаторах. Та еще птичка в ярко-красном опере­нии... А... — замотал он головой, как от невыноси­мой зубной боли. — Все, все одно к одному, Ирка! Все как всегда. И хватит, хватит это дерьмо месить! Не могу больше, не желаю! И какое мне дело до каких-то там студентов?!

Загрузка...