Как и рассчитал Турецкий, «Скорая помощь» прибыла в спецгостиницу, опередив дежурную следственно-оперативную группу областного Управления внутренних дел и облпрокуратуры минут на пять, и этой пятиминутки вполне хватило, чтобы втолковать врачам, какой тут должен быть поставлен спектакль самодеятельности и какие у каждого из них должны быть реплики согласно расписанным ролям. К тому моменту потерпевший, московский следователь Турецкий, лежал на носилках, которые стаскивали вниз по узкой лестнице двое санитаров и Женя Рыжков. По причине беспамятства потерпевшего все пояснения прибывшим коллегам дал Миша Данилов. Да и какие тут, собственно, могли быть пояснения, если всюду в небольшом номере виднелись «пятна, похожие на кровь», а в висящей на стене карте Степногорска зияла дырка от пули.
Следователь и эксперты-криминалисты произвели осмотр места происшествия, набросали схему, долго искали и в конце концов нашли отскочившую от бетона, сильно деформированную, сплющенную пулю, которую немедленно и препроводили в полиэтиленовый пакетик. Что касается периферии, то были внимательнейше обследованы все возможные точки, откуда мог быть произведен выстрел, но ровным счетом ничего не нашли — ни гильз, ни глушителей, ни оружия.
— Ясно одно, — сказал Данилов, когда степногорские криминалисты уже свертывали свои чемоданчики, — бил классный снайпер, и нужен был ему только Турецкий. Если бы он не наклонился, тут была бы сейчас совсем другая картина.
— Похоже, вашему другу крупно повезло дважды, — заметил один из коллег-степногорцев. — Били из мощного оружия, в момент встречи с препятствием пуля имела еще очень большую скорость, и его могло запросто отправить на тот свет рикошетом. У него сквозное ранение?
— Да что вы, какое сквозное! — разозлился Данилов. — Вы ж сами сказали: крупно повезло. Ранение по касательной, но и этого хватило. Контузия будь здоров... Шок, кровопотеря...
— Да уж, — оглядев номер, согласились специалисты. — Когда он очнется?
— Это же медики! — воскликнул Миша. — От них никогда ничего толком не добьешься.
В • приемном покое городской больницы, куда доставили Турецкого, как оказалось, тоже трудились люди понятливые. Все сообразили без долгих объяснений и положили именитого москвича в резервную маленькую палатку-бокс в самом конце коридора на третьем этаже отделения экстренной хирургии.
С комфортом устроив шефа, Рыжков прямо из ординаторской больничного отделения, согласно распоряжению Турецкого, обзвонил городскую администрацию, сообщил о случившемся в приемную
губернатора, связался с местным отделением «Интерфакса» и редакцией информации Степногорского телецентра. Но первым делом он позвонил прокурору области Золотову, с которым у них уже успели сложиться по-настоящему славные и не только деловые отношения. Это был, пожалуй, единственный человек из их здешнего ведомства, которому Турецкий, повинуясь какому-то внутреннему голосу, доверился с первой минуты знакомства. Цель звонка была проста: обеспечить строжайшую охрану пострадавшего, усилив охрану больницы опытными оперативниками, готовыми к любой встрече.
Рука, использованная для кровопускания, болела, но на это было решительно наплевать. Он лежал и думал, что открыл, кажется, лучшее в мире, удивительное средство от депрессии. Надо только поставить человека под выстрел, дать ему услышать над ухом этот характерный, ни на что не похожий короткий свист, а после позволить прочувствовать происшедшее. И уж будьте уверены: любую депрессию как рукой снимет, если, конечно, наш фигурант не неудачливый самоубийца.
А в девятнадцать часов в программе новостей местного телевидения прозвучало ожидаемое сообщение.
— А теперь тревожное известие, — с нескрываемым волнением произнесла женщина-диктор. — Как только что сообщили в редакцию службы информации, сегодня в нашем городе было совершено покушение на старшего следователя по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации Александра Борисовича Турецкого. Согласно сведениям, полученным из областного Управления внутренних дел, в результате выстрела неизвестного снайпера-киллера Александр Борисович Турецкий получил ранение в голову и доставлен в одну из больниц нашего города. Сейчас медики борются за его жизнь. Возбуждено уголовное дело.
Следователь Турецкий прибыл в наш город, чтобы оказать содействие местным правоохранительным органам в расследовании обстоятельств трагических событий на площади Свободы. Наверное, многие видели его на своих экранах всего несколько дней назад. Из этой студии он обращался к жителям города с просьбой оказать помощь следствию, сообщить о сведениях, которыми они располагают. Преступный мир ответил подлым выстрелом из-за угла. Хочется верить, что Александр Борисович выживет, что преступники, покушавшиеся на его жизнь, будут схвачены, что с нас, как с хозяев, не сумевших уберечь от подлого посягательства своего гостя, будет снято это позорное пятно.
А сейчас вы увидите фрагмент видеозаписи того выступления господина Турецкого...
А еще через час то же сообщение в сокращенном виде было распространено и передано по всем общероссийским каналам телевидения, по телеграфным кабелям и по радио.
И конечно, его услышала у себя на кухне Ира Турецкая, Ирина Генриховна, сидевшая в тот момент на кухне и грустно смотревшая на собственное дитя, Нину Александровну, расправлявшуюся с целебным немецким йогуртом. Как всегда бывает, в первую секунду ей показалось, что это просто послышалось, но фамилия прозвучала вновь, потом еще раз... Чашка выпала у нее из рук и разлетелась осколками по всей кухне. Ирина даже не вскрикнула, просто опустилась на стул в какой-то прострации. Заложило уши, потемнело в глазах...
— Мамочка, мамочка, телефон звонит! Это, наверное, папа! — запищала Нинка, убежала в комнату и вернулась с черной трубкой радиотелефона.
Ирина схватила ее, прижала к уху.
— Ирочка! — взволнованным севшим голосом, не пытаясь скрыть волнение, заговорил Меркулов. — Мы получили это сообщение час назад, а только что его передавали, вы слышали, наверное...
И в ту же секунду в их разговор вклинились коротенькие сигналы со станции.
— Костя, перезвоните, это междугородка!..
Что-то щелкнуло, и она услышала далекий незнакомый мужской голос:
— Ирина Генриховна, это вы? С вами говорит помощник Александра Борисовича.
— Что там с ним, говорите скорей! — закричала Ирина, вдруг поняв, как она на самом деле любит этого своего Турецкого. И если вдруг сейчас...
Мужской голос в трубке пропал...
— Да говорите же! — крикнула она.
— Слушайте внимательно, — снова возник мужской голос. — Все, что услышите, делите на шестнадцать. Вы поняли меня? На шестнадцать. На шестнадцать! Просто так надо! Больше ничего сказать не могу.
— Так он жив? Жив? — закричала Ирина. — Он действительно только ранен?
— Я сказал все, что мог. Не волнуйтесь, все будет в порядке! Передайте всем нашим, кому сможете.
Ирина недоверчиво уставилась на черную трубку. Наконец, кажется, поняла. Через минуту снова позвонил Меркулов, и она торопливо передала ему все, что услышала.
— Фу ты! — облегченно вздохнул Костя. — Видно, у них там положеньице не из легких, а сообщить нам сюда что да как — пока невозможно. Наверно, боятся прослушки. Непонятно, как Миша изловчился. И ведь знаете, может быть, он тоже сейчас, чтобы позвонить, жизнью рисковал. Ну все, успокойтесь!
Но тут Меркулов явно переборщил и переоценил остроту ситуации, в которой оказались его подчиненные. Миша Данилов, соединившись с Москвой, жизнью ничуть не рисковал. Поспешно выйдя из здания больницы, откуда тоже не стоило звонить, он сел в первый попавшийся автобус, проехал несколько остановок, вошел в первый дом и позвонил в первую же дверь.
Открыла бабуля и при слове «милиция» привычно-послушно отступила на два шага.
— Здравствуйте, бабушка! Телефончик у вас есть?
— Есть-то есть.... А ты-то кто будешь?
— Я же сказал, из милиции, бабушка. Мне бы только звоночек один сделать..
«Работа с населением, — усмехнулся он про себя. — Отработка жилого сектора».
— А документик покажешь? — спросила наученная жизнью бабуля.
Не чинясь он отдал ей свое роскошное генпрокурорское удостоверение и, пока она надевала очки, терпеливо ждал.
— Да вон он, телефон-то! — показала старушка на аппарат. — Звони, коли надо.
Он заглянул в комнату. Нищета была страшная, даже смотреть было больно, как живет на свете это, видно, всеми забытое человеческое существо... Потом палец привычно набрал восьмерку и код Москвы. А еще через минуту он услышал искаженный волнением голос жены Турецкого и, закончив разговор, от души поблагодарил бабульку и спросил:
— Ну, как документ, бабуля?
— Это ты что ж, из самой Москвы?
— Из самой, бабушка, оттуда...
— И чего ж там Ельцин-то ваш думает?
— Не знаю, — пожал он плечами. — И сам удивляюсь... Побегу, бабуля. Спасибо вам огромное! Если б знали, как выручили меня!
Ему было щемяще стыдно перед ней, невыносимо стыдно. Он почти выбежал из ее квартиры и горько усмехнулся, представив, что подумает она, когда увидит засунутую под аппарат его жалкую стотысячную бумажку.