79

Этот вечер Клемешев проводил на берегу реки. Они приехали на трех джипах, расставили машины в каре, обеспечили охрану на ближних и дальних подступах и приступили к отдыху.

Собственно, отдыха, конечно, никакого быть не могло. Три человека постоянно сидели на связи на трех разных каналах и ждали сообщений. А сам Лемешев лежал на белом байковом одеяле, ярко выделявшемся на фоне сочной травы, и смотрел на воду. Солнце садилось, а после скрылось за лесом у них за спинами. Неподалеку двое помощников кол­довали над котлом с ухой.

По первому «мобильнику» с минуты на минуту должны были сообщить, что горят синим огнем бензоколонка и два магазина Алибека. По другому должен был позвонить редактор одной из газет на­счет интервью, а по третьему один очень нужный человек обещал тремя условными фразами дать знать, когда намечается на телевидении очередной сольный номер этого Турецкого. Его последний выход на арену, лебединая песня.

И вот, наконец, первый «мобильник» издал то­ненькую трель, и на его корпусе часто замигала зеленая лампочка.

— Гори-гори ясно, чтобы не погасло! — льстиво- угодливо улыбнулся один из здоровяков, сидевший неподалеку от Клемешева с маленьким автоматом, вполне легальным и законным, поскольку имелось разрешение на ношение данного типа оружия пер­соналом одной из охранных фирм, входивших в обширную и многоцелевую сеть предприятий быв­шего мэра.

— Аллах акбар, — усмехнулся Клемешев.

Но на лице того, кто держал в руках «мобиль­ник», вдруг выразилось удивление.

— Вас просят! — громким шепотом сказал он.

— А ну, дай сюда! — протянул руку Клемешев. И когда поднес коробочку аппарата к уху, услышал немного гортанный, насмешливый голос:

— Привет, Адмирал! Ты слышал когда-нибудь, что спички детям не помеха? Так вот запомни: не все горит, что тебе хочется. Твои пиротехники у нас, и я еще не решил, что с ними делать. Вариантов много. Я мог бы, конечно, прислать тебе на память их чучела, но я человек добрый. Они заслужили

жизнь хотя бы тем, что недолго ломались и я знаю теперь этот номер и могу поддерживать с тобой надежную связь.

Клемешев молчал. И тот, что говорил с ним, продолжил со зловещей иронией:

— Ты сам знаешь, кто начал новую войну. Ты присылал за моей головой уже трех своих пацанов. Послушай, Гена, ты ведь умный. Неужели хочешь, чтобы я послал одного своего? — Говоривший ус­мехнулся и повесил трубку.

Клемешев выматерился и свирепо взглянул на своих, но ничего не сказал. Одна мысль мучила его: как такое могло случиться, что Алибек знает то, о чем должно быть известно не более чем десятку ближайших к нему людей. Ну пусть кликуха, хотя и это весть не из приятных, что называется, в торец... ну ладно, как-нибудь долетела, не велик фокус. Но вот то, что проклятые чечены взяли его «фейерверкеров», что они были предупреждены и знали, отку­да ветер дует, сомневаться уже не приходилось. Это значило, что среди своих завелась гнида и каждый секрет, грозящий гибелью, в любую минуту может утечь на сторону.

И тут зазвонил второй телефон. И снова, вопре­ки тому, чтобы просто выслушать сообщение и ше­потом передать ему на ухо, парень, державший вто­рой «мобильник», еще больше удивившись, чем первый, вскочив на ноги, быстро, испуганно прого­ворил:

— Геннадий Петрович, снова вас просят!

— Опять Алибек?

— Да нет, русский вроде, совсем чисто говорит.

Клемешев снова пробормотал несколько матер­ных слов и взял в руки второй аппарат.

— Геннадий Петрович? — раздался далекий, но ясно различимый деловитый мужской голос. — Вы ведь, кажется, на лоне природы, не так ли?

— Кто это говорит?

— Тот, с кем вы непременно вскоре встретитесь в одном очень серьезном и неприятном месте. И будет у нас с вами длинный-предлинный разговор, как говорится, исповедь за всю жизнь.

— Ну ты, сука! — прорычал Клемешев. — Я узнал тебя!

— Ну так вот, — невозмутимо продолжал собе­седник, — не понтируйте, Геннадий Петрович! С кем, с кем, а со мной, на ваше счастье, вы пока не встречались. А теперь слушайте: в вашем «джипе- чероки» номер СГА-138-931Ш8 имеется маленький телевизор. Включите его ровно в двадцать два пят­надцать на втором канале. Хочу думать, небольшой сюжетец, который вы, конечно, посмотрите, не ис­портит вам настроения. До встречи!

— Ну волки! — пробормотал Клемешев и крик­нул двоим из своих: — Эй, Баклан! Кирюха! Тащите сюда ящик!

Он взглянул на часы: было как раз двадцать два десять, самое время включать ежедневную програм­му СОС — «Сообщаем о случившемся», по сути дела, копию столичного «Дорожного патруля».

Маленький цветной телевизор, стоявший на уже темной траве, горел чудными японскими красками. А дальше был звук сирены и разные происшествия, аварии, захваты, преступления, А уже в самом конце на экране, вопреки обыкновению, появился диктор:

— Внимание! Возобновлен розыск особо опас­ного преступника, уроженца города Степногорска Юрасова Сергея, бывшего офицера спецназа Совет­ской Армии. Приметы преступника: около сорока лет, среднего роста, атлетического телосложения, кудрявые темные волосы, темно-карие, почти чер­ные глаза. Особые приметы: татуировки на обеих руках пониже плеча, одна из которых сделана в семьдесят девятом году в период обучения в одном из высших военных учебных заведений, вторая — во время прохождения службы в составе ограничен­ного контингента советских войск в Афганистане, представляет собой изображение барса в прыжке на фоне силуэта гор.

А сейчас мы покажем фоторобот преступника и схематические изображения его татуировок.

И тотчас на черном фоне возник карандашный набросок мужского портрета, весьма напоминаю­щий того, кого Клемешев так часто видел в зеркале, когда брился и завязывал галстук.

Все вокруг молчали, даже было слышно, как журчит вода в реке и где-то время от времени всплескивает и играет крупная рыба. Эта пауза, эта немая сцена что-то уж больно затягивалась. Надо было сказать что-то, срочно выговорить несколько слов, а они вокруг, все шестеро, дружно смотрели в сторону, словно боясь встретиться с ним глазами.

Нет-нет, никто из них ничего такого знать не мог. Никто не мог знать! Того, что, как он думал до этого вечера, на всей земле уже знал только он один. Выхо­дит, где-то когда-то дал промашку. Но где и когда?

И как было жить теперь, что делать? Ведь не он же один узнал в фотороботе это чертовски знакомое и похожее лицо? Весь город узнал! А эти, те, что рядом, тоже не олухи, в момент смекнут: коли накинули аркан на шею босса, самое время, пока не поздно, давать соскок, рвать когти и хорониться. Но он спра­вился, переключил канал, попал на какую-то серию «Спрута» и небрежно бросил своим кашеварам:

— Ну, что там? Поспела, что ли, ушица? А, маль­чуганы? Кирюха, накрывай стол, тащи горючее, от­крывай! Что мне, учить тебя? Ну-ка, соколы, рванем за успех, который уже близок!

А по экрану мотался этот красавчик комиссар Каттани, бабий любимчик Микеле Плачидо. А где- то в городе затаился наш, российский, с дурацкой фамилией Турецкий, неторопливо плел свою удавку на его, Адмиралову, голову.

И тут — наконец-то! ну наконец-то! — затенькал третий телефон, и это был нужный человек, и по­звонил он в нужное время, и сообщил самые нуж­ные, самые важные сведения о том, когда этот самый московский «важняк» Турецкий снова вы­скочит на экран.

Загрузка...