...Имеются человеческие жертвы

74

Этот захватывающий телесюжет сам Турецкий смотрел, раскинувшись на тахте в одном из своих убежищ, причем в отличие от всех остальных основ­ное его внимание было направлено не на содержа­тельную сторону, а на чисто техническую. Навер­ное, ни один инспектор по качеству изображения не был так въедлив в оценке выдаваемой в эфир «кар­тинки» .

Придирчивость объяснялась просто: это обраще­ние и его выход в эфир в прайм-тайме были задей­ствованы и вписаны важным элементом в проводи­мую операцию. Никто, кроме ее участников, не дол­жен был заподозрить, что выступление идет не в прямом эфире, а записано заранее.

Об этом были строжайше предупреждены все причастные к этой ответственной фальсификации сотрудники телевидения. Да и привлечено их было не более десяти человек, причем даже выпускаю­щий редактор и режиссер в аппаратной не знали, откуда поступает сигнал — прямо с камеры или с видеомагнитофона.

Было продумано все, решительно все, использо­вана самая лучшая японская техника, а также аме­риканская бетакамовская кассета рекордного каче­ства, и Турецкий остался доволен: тут бы и правда комар носа не подточил. Иллюзия получилась пол­ная.

— Не подкопаться! — резюмировал Грязнов. — Ни в жисть!

Он сидел рядом с Турецким и задумчиво поку­ривал, размышляя, как бы поаккуратней вывести Дениса из этой затянувшейся смертельной импро­визации.

А через два часа к ним приехал Коренев, и не надо было быть великим физиономистом, чтобы прочитать на его лице скрытое торжество и нечто такое, чем ему хотелось как можно скорее подели­ться.

— Ого! Кажется, лед тронулся, — заметил Турец­кий. — Ну давайте выкладывайте, что у вас там! Душа горит!

Коренев достал из кармана черную коробочку диктофона и с видом фокусника, готового поразить почтеннейшую публику, нажал кнопочку. И тут же остановил, предварив таким комментарием:

— Запись прослушки нашего друга Геннадия. Разговор велся из машины по сотовому телефону, установить собеседника пока не удалось. Ну вот, слушайте!

Клемешев. ...Я так и знал, что он выплывет. Не уверен даже, правда ли его таскали в Москву. Может, и ранения никакого не было.

Неизвестный. Ты же говорил, у тебя там свои люди, все держат на пульсе. Где же они были тогда?

Клемешев. Люди есть люди. Они не боги. Значит, не могли. _«

Неизвестный. Вот ты бы слушал меня, а не разыгрывал свои красивые композиции. Его надо было с ходу нейтрализовать, своими силами, а не черных подряжать. Бывают моменты, когда незачем пытаться сразу двух зайцев убить, тут бы и одного хватило. А ты с ходу за тремя погнался.

Клемешев. Но ведь почти все удалось.

Неизвестный. Вот именно почти. То-то он и лыбится в ящике, как сучий фраер! Я как увидел эту будку, весь ливер взыграл...

— Не могу понять, — пожал плечами Турец­кий, — кого это Клемешев так покорно выслушива­ет. Чертовски голос на кого-то похож! А на кого — не пойму!

— И мне показалось, — сказал Грязнов. — Даже не голос, а интонации, знаешь...

Неизвестный. Ты пойми, я же не «наез­жаю». Я понимаю, как все трудно, особенно в твоем положении. Но эту телезвезду надо глушить. Я его хватку на собственной жопе знаю. Если б не он, мы бы с ребятами хрен куковали! Он ментяра лютый, не сломаешь. Так что сейчас твой фарт в твоих руках. Времени мало. А если выгорит, тебя уже хрен достанешь! Член Совета Федерации, сенатор, не­прикосновенное лицо! Будто сам не понимаешь.

Клемешев. Да я-то понимаю, уж не дурей тебя. Я вот что маракую: он же базарил, что будет еще из ящика петь. Значит, надо что? Там и скрадок забацать и взять на гнезде.

Неизвестный. Ладно, не трепыхайся. Об этом после поговорим, лучше бы с глазу на глаз.

Клемешев. Да никто нас не слышит! Мне пацаны, кто технику ставил, мамой клялись, гаран­тия как в швейцарском банке.

Неизвестный. Ну, смотри, тебе жить... Еще неизвестно, что там у них за мама, чтоб ей клясться. А идея здравая. Коль на месте не возьмем, проводим по воздуху, проведаем, где его держат. И снимем. Только людей уж надо покрепче ставить. И не черных. Кстати, вот чего — есть свист, Алибек забурел, за племяшей отыграться на Коране клялся.

Клемешев. Нет, ну тут все в масть. Не до­петрит.

Неизвестный. Ну, надейся, надейся... Алибек у-умный... А может, и объяснил кто? (Кто- то из собеседников тяжело вздохнул.) Ну ладно. Остальное после.