...Имеются человеческие жертвы

69

Назавтра, во вторник, надо было снова отправ­ляться за город, в спортлагерь, но Денис знал, что теперь ему можно было и уклониться от священной обязанности «должника» второй ступени. У него имелось дело и поважней, обещавшее в случае удачи поднять его несравненно выше на лестнице их иерархии. То есть сделать довереннейшим лицом, а может быть, и закадычным другом самого лидера профашистской команды и родного сына российского генерала.

Он пришел в знакомую квартиру без звонка, ближе к вечеру, зная, что там непременно дневалит один из соратников. И точно: при Романе, угрюмо бродившем по квартире, неотлучно находилась та самая барышня, которая затащила его тогда во тьму, где ему устроили небольшой экзамен.

— Вот видишь, — сказал Денис, нахально глядя в ее огромные темные глаза, — видишь, крошка, мы уже, кажется, и породнились. А ты боялась!

Вождь, кажется, не сразу узнал Дениса, так ему было тошно. Но когда в глазах его прояснилось, лицо, покрытое мелкими капельками пота, просия­ло. Он спросил глазами: «Достал?!»

И Денис в знак подтверждения опустил веки.

— Вот что, Анжелка, — вдруг выскользнув из депрессии и с маху, нырком бултыхнувшись в эйфо­рию, повелительно и как-то уж слишком оживленно обратился к ней Тучкин. — Благодарю тебя, сорат­ница. Ты, как могла, подкрепила меня. А теперь — исчезни, испарись. Видишь этого длинного, рыже­го? У нас с ним очень ответственный разговор. Так что топай, заинька. Читай книги по программе.

И, вытащив из кармана, протянул ей двадцати­долларовую бумажку.

Она привычно взяла ее двумя пальцами и через пару минут покинула становище вождя.

— Ну, ладно, — сказал Денис. — Я понимаю, у вас тут сухой закон. А насчет этого как? — и он сделал движение, понятное любому мужику во всех точках земного шара, от Новой Гвинеи до Гренлан­дии.

— Ни-ни! — погрозил пальцем Тучкин. — Если с нашими, так и думать забудь.

— Это почему же? — искренне заинтересован­ный, поднял рыжие брови Денис.

— Расслабляет, — сказал вождь. — Уводит мысли от борьбы, разжижает кровь. Мы обязаны копить энергию, собирать силы, чтобы потом, в час победы, когда устроим смотр и завершим отбор, зачать нового русского человека. Истинного ария, господина и властелина. Ну, ладно, давай! Ты ведь принес?

— А машина есть? — спросил Денис, радуясь, что пройденный им теоретический курс так славно накладывается на живую практику и что сленг нар­команов, в котором под «машиной» разумеется шприц, будто сам собой вплетается в речь.

— Держи! — Он протянул крохотный полиэтиле­новый шарик, классическую дозу.

— Как качество? — тяжело задышав и буквально выхватив гостинец из рук Дениса, часто глотая слюну, спросил Роман. — Сам пробовал?

— У моих, — уклончиво ответил Денис, — всег­да стандарт. Может, кому-нибудь не экстра, а мне хватало.

Денис сидел в кресле в другом углу комнаты и листал какой-то журнал, время от времени погляды­вая на Тучкина, а тот возлежал молча и неподвиж­но, только ноздри его нервно подрагивали, и посте­пенно все сильнее и сильнее сжимались кулаки. И вдруг он легко вскочил, как будто его подняли рез­ким ударом бича. В его глазах горел пугающий зе­леноватый огонь.

— Ну вот, — вскрикнул он, — наконец-то! Вот они, звезды, и огонь гнева, и восторг победы! Мы несравненны! Мы непобедимы! Мы откроем врата всадникам смерти! Мы повергнем и растопчем всех этих недочеловеков, всех желтых и черных, карта-

вых и курчавых! Ты, сибиряк, отныне мы братья! Вдвоем мы непобедимы! Ступай, ступай за мной в мое царство, в мой град белых воинов, чистых руси­чей! Мечом огненным мы пронзим врагов, и наши имена будут начертаны на небесах! Ты слышишь, сибиряк? Денис! Вставай! Облачайся в доспехи! Наш долг — изгнать и извести всю нечисть. Они как клещи, слышишь? Как вампиры, как москиты все эти черные — грязные, вонючие, немытые и парха­тые!

Денис молчал: ему еще ни разу так близко не доводилось видеть человеческое существо во власти острого наркотического помешательства, в этом су­перкайфе, в этом неистовом подъеме таящихся в глубинах мозга темных страстей и темных иллюзий. И что греха таить — жутковато было рядом с ним, когда в его помраченном, взвинченном мозгу меша­лись призраки и реальность, ожесточение и блажен­ство, все то, ради чего эти несчастные готовы были на все, на смерть и убийство.

— Ты о чем, не пойму? — сделал большие глаза Грязнов-младший, стараясь сохранить невозмути­мый вид, хотя все внутри замерло в ожидании.

— Тебе что, объяснить? Ведь мы уже здесь на пороге власти. Мы скинем врагов, и их трупы по­плывут по реке, а мы будем с берега смеяться и плевать, глядя на эту падаль. Мы свергнем тлетвор­ную грязную власть этих наймитов Сиона, этого Платова и водрузим свое белое чистое знамя над его дворцом! Ты думаешь, что там, на площади, все было случайно? Это мы, наш таран! Люди «Долга» самоотверженно пошли на приступ твердыни! Это мы смяли порядки врагов в доспехах! Этих «омо­нов»! Мы бросили искру, и на всей площади запы­лало пламя! Крики! Битва! Так вот, это мы, мы про­били брешь, мы проломили проход! Стена треснула, и через шесть недель ты увидишь, что здесь будет...

Скоро язык его начал заплетаться, мысли хао­тично запрыгали, перескакивая с одного на другое, он начал по многу раз повторять одно и то же слово, как будто не в силах дойти до смысла, и, наконец, впал в ступор, уставившись куда-то внутрь себя полуприкрытыми глазами.

Что было делать теперь? Как оставить его од­ного?

Но колебания Дениса продолжались недолго. В дверь позвонили, и, когда он открыл, в прихожую шагнули один за другим двое стройных молодцов, которых он неизменно встречал там, за городом, за зеленым забором. Третьим был их тренер, физрук, неторопливый, немногословный Нелюбин.

Они холодно и строго приветствовали его.

— А где Роман? — спросил один из них.

— Да не знаю, что с ним, — встревоженно сказал Денис. — Вот хорошо, что вы пришли! А то я прямо не знал, что и делать. Он меня вызвал, сидели, разговаривали, а после говорит: «Голова кружится», прилег и сразу отключился. И уйти не уйдешь... Хоть «скорую» вызывай.

— Ладно, товарищ, — кивнул Нелюбин. — Вот ребята как раз с медицинского, пятикурсники. Раз­берутся.

— Значит, могу идти? — спросил Денис.

— Ты нам не нужен.

Денис вышел во двор и, помахивая сумкой, лег­кой походкой направился к арке, вышел на улицу, но пошел почему-то не к остановке, а к подъезду дома, стоявшего прямо напротив пятиэтажки, где на четвертом этаже обосновался Роман Тучкин.

Денис поднялся на четвертый этаж и присел на подоконник окна, выходившего во двор. Изогнулся, просунув руку между рамами, вытащил из расщели­ны в стене серебристую коробочку размером мень­ше портсигара с тянущимся тонким проводком ан­тенны. Щелкнул кнопкой, извлек микрокассету, поставил другую и подключил легкие наушники, точь-в-точь такие же, как у тинэйджеров, всюду шляющихся со своими плейерами. Слышно было достаточно хорошо, чтобы разбирать каждое слово.

— ... и что с ним? — донеслось откуда-то издали, но Денис узнал голос Нелюбина.

— Опять поплыл, — ответил, видимо, один из тех двоих.

— Вот ведь мразь! — с брезгливым презрением проговорил Нелюбин. — В такой момент тащиться вздумал.

— Он тут уже над собой не волен, Павел Петро­вич, — отозвался другой. — Видно, заначка была.

— А может, этот рыжий Денис добыл? — подо­зрительно спросил Нелюбин. — Уж больно ушлый паренек.

— Скорее всего, канал тот же. Наверное, его че­ченцы.

— Ну уж нет, — усмехнулся Нелюбин, — кто угодно, только не они. Те далеко уехали... Ну, как он, не загнется?

— Здоровый, бычара, через сутки очухается.

— Недаром я вас вызвал, как сердце чуяло. Ну, да ладно, ребята... Мне тут надо перемолвиться кое с кем парой слов.

Пошла пауза, которая продлилась почти минуту, пока, наконец, снова не раздался в наушниках уже совсем другой, почтительный и послушный голос тренера-ассистента-сэнсея-вице-фюрера Нелюбина:

— Добрый день! Это я, Павел. Передайте, ну, вы знаете кому, что у нас все готово. Только ждем приказа. Да, конечно. Все проверили, две репети­ции провели. Так что дело за вами... Нет, проблем у нас нет. Только Тучкин опять поплыл... Да, я тоже так считаю. Это не проблема. А может, даже и к лучшему... Ну конечно, конечно, держим готов­ность номер один.

Разговор закончился. Денис вернул «портсигар» на то же место.

И вскоре вошел в переговорный пункт и позво­нил в Москву своему толстяку подчиненному.

— Здорово, Макс! У меня форс-мажор. Очень по Дяде соскучился. Ну и по приятелю его, Борисычу...

Я понимаю, что сложно. Понял, понял... Значит, можно рвануть прямо к нему? Ты тогда хотя бы предупреди, чтоб не как снег на голову... Давай адрес.

А еще минут через сорок Денис стоял у двери квартиры на первом этаже небольшого двухэтажно­го дома на тихой улице недалеко от набережной на левом берегу. Он нажал на кнопку звонка, и за дверью довольно долго не было слышно ни звука. Потом, наконец, зазвенела цепочка, дверь приот­крылась, и появился хозяин — совершенно лысый маленький человечек лет шестидесяти в огромных роговых очках, за которыми поблескивали очень живые, озорные глаза.

— Так... — сказал он, внимательно осмотрев Де­ниса сверху донизу. — Длинный, рыжий, морда прохиндейская, глаза наглые... Кажется, вы именно тот, кого мне настоятельно рекомендовал некто дабл-ю, дабл-ю, дабл-ю, точка, Макс, точка, ру.

— Хотел бы я знать, — улыбнулся Денис, — кто это такой и кто изволил сочинить такой словесный портрет?

— А то вы не знаете? — сбросив цепочку и про­пуская Дениса внутрь, саркастически хмыкнул хозя­ин и протянул маленькую пухлую ручку:

— Шульман, Борис Моисеевич, прошу любить и жаловать...

— Заранее люблю и заранее жалую, — сказал Денис. — Только ведите меня скорее в ваше святи­лище. Если б вы только знали, какую помощь вы нам оказываете!

— Дорогой Денис Андреевич! — сказал он про­никновенно. — Вы знаете, почему мой якобы бого­избранный и столь любимый человечеством народ умудрился выжить за последние четыре тысячи лет? Потому что мы умели хранить чужие тайны — тайны вкладов, тайны переписки... Если бы вы знали, сколько тайн скрывается под этой старой лысиной, вы бы очень удивились. Поэтому давайте

смело выходите вот по этому адресу, — и он набрал в окне обращения интернетовский адрес.

А еще минут через пятнадцать Турецкий получил чрезвычайно важные сведения, благодаря которым он надеялся замкнуть цепь, на которой он хотел привести на суд организатора убийства Владимира Русакова. По крайней мере, цепь эта стала короче и крепче.