В те апрельские дни он мчался в поездах метро, в давке утренних и вечерних часов пик, и словно в каждом лице находил подтверждение своим самым мрачным предчувствиям. Казалось, в глазах попутчиков в вагонах московской подземки, ставшей теперь «транспортом для бедных», появилась какая-то новая безнадежная горечь.
Летя черным тоннелем от станции к станции, Александр Борисович краем глаза заглядывал в газетные страницы, которые умудрялись читать любознательные сограждане. Смотрел не без корысти. Выискивал там свой сюжет.
Последние недели во всех газетах печатались отчеты о ходе в Москве судебного процесса по делу Горланова со товарищи — кажется, первого дела такого масштаба о заказном убийстве известного банкира Виктора Грозмани. То был и правда по нынешним временам беспрецедентный процесс. На черной скамье в железной клетке за пуленепробиваемым стеклом оказались плечом к плечу и заказчики, и посредники, и непосредственные исполнители убийства. И каждый мало-мальски смыслящий в современной жизни понимал: от того, чем завершится этот процесс, зависит очень многое.
Четкая, недвусмысленная, широко обнародованная формула сурового вердикта была сегодня насущно необходима для перелома в мироощущении духовно надломленной, во всем разуверившейся страны. Ну а для Турецкого она имела абсолютно принципиальное значение.
Приговор, оглашения которого ждали теперь со дня на день, должен был расставить какие-то важнейшие точки над «и». То ли поставить крест на российской законности, то ли открыть наконец эпоху ее возвращения в нормальное русло, в реально действующее «правовое поле», о котором уже столько лет без устали твердили все газеты, радиостанции и телеканалы любой окраски и политической ориентации.
Ну а почему исход этого процесса был так важен лично для Турецкого, не стоило и говорить. Ведь именно он возглавлял и координировал работу всей следственной группы, работавшей по этому сложнейшему делу со дня убийства. Вернее — со дня неожиданной кончины тридцативосьмилетнего здоровяка банкира во время перелета Сеул — Москва.
Именно благодаря находке Турецкого удалось установить и доказать, что Грозмани убрали, использовав на редкость изощренное суперсовременное оружие: преступники додумались запрятать внутрь портативного компьютера финансиста крохотный контейнер-излучатель с солями радиоактивного кобальта.
Как оказалось, Грозмани подвергался ежедневному, не слишком сильному, но в конечном счете, как и рассчитывали убийцы, смертоносному облучению в течение двух недель. И возможно, никто бы так и не догадался провести специальное обследование его ноутбука, а затем и дезактивацию всех кабинетов и помещений в центральном офисе Грозмани на Неглинке, если бы не обнаружившиеся вскоре после его гибели признаки легкой лучевой болезни сразу у нескольких его ближайших родственников, сотрудников и сотрудниц. Ну а еще в разгадке этой тайны, как нередко бывает, не последнюю роль сыграла чистая случайность.
Как много позже удалось выяснить и доказать, прямые исполнители убийства надеялись после того, как Грозмани постепенно наберет нужную дозу радиации, так же незаметно удалить смертоносные излучатели из корпуса ноутбука и тем самым начисто отсечь все нити, которые могли бы привести к раскрытию преступления. Но, на их беду, произошло то, чего никто не мог предвидеть и просчитать.
Из-за неожиданно развившегося кризиса на международном валютно-финансовом рынке Грозмани, несмотря на непонятное недомогание, срочно вылетел на три дня в Малайзию, Японию и Южную Корею... и не взял с собой, как обычно, в поездку тех двоих преданнейших помощников, которые и занимались заведомо убийственными манипуляциями с кобальтом.
При возвращении в Россию ему неожиданно стало совсем плохо, он потерял сознание, развилась картина инсульта. Оказавшиеся на борту аэробуса японские врачи были бессильны, и банкир умер прямо в кресле самолета, за час до посадки в Москве, а его ноутбук вместе со всей находившейся при нем документацией был передан дежурной оперативно-следственной группе в медицинской комнате аэропорта Шереметьево, куда доставили покойного.
Скорее всего, все сошло бы убийцам с рук. Но по воле судеб изъятый оперативниками и приобщенный к делу как вещдок маленький умный чемоданчик Грозмани, оказавшись в Генпрокуратуре, хранился в толстостенном засыпном сейфе кабинета Турецкого и через пару дней был ненадолго извлечен и оставлен на столе как раз в тот момент, когда к Александру Борисовичу на минутку забежал потрепаться эксперт-криминалист и фотограф с Петровки, 38, Гоша Тюнин. Он мимоходом кинул свою обшарпанную «зеркалку» рядом с ноутбуком, она пролежала возле него не более десяти минут, но, когда через час Тюнин проявил пленку, на ней обнаружилась равномерная глубокая вуаль почернения, характер которой не оставлял сомнений В природе ее возникновения.
Смекалистый криминалист, не мешкая, позвонил Турецкому, ядовито полюбопытствовав, давно ли в его кабинете завелась этакая чертовщина с явным радиоактивным душком. И только тут Турецкого словно выволокли из сна, глаза его широко раскрылись, и он хлопнул себя по лбу: так вот оно где! Ну конечно, конечно!
Он немедленно вызвал дозиметристов с их счетчиками, провел осмотр вещдока в присутствии понятых и специалистов, и в результате этой неожиданной находки все сразу связалось и встало на свои места, что в конце концов и привело к раскрытию преступления.
Вообще говоря, небольшую, относительно безопасную дозу облучения схватили тогда, надо полагать, многие, побывавшие в кабинете Грозмани. Сам же банкир набрал столько частиц, что о его спасении и речи быть не могло. Не выручили ни бронированный «мерседес», ни вышколенная охрана, ни дорогой бронежилет — как показали посмертные анализы, бедняге устроили форменный замедленный Чернобыль в миниатюре. Но именно благодаря экспертному физико-химическому исследованию и идентификации примененного убийцами редкого радиоактивного изотопа следственной группе Турецкого — в результате невероятных усилий, почти через год, когда убийцы уже были совершенно уверены в своей безнаказанности и в том, что лопухи-сыщики зашли в тупик, — все-таки удалось выйти на тех, кто «заказал» Грозмани.
Их искали и нашли, взяли под стражу, и в конце концов расследование этого дела блестяще завершилось. Доказательственный раздел обвинительного заключения был составлен Турецким безупречно, и после нескончаемых затяжек, отсрочек и проволочек было назначено судебное разбирательство по этому делу. В общем, Турецкий мог не скромничать и не тушеваться — то была одна из самых крупных его побед.
И вот теперь суду предстояло вынести свой, в известном смысле исторический приговор.